«Разница в возрасте у кровной дочери и приемного сына была небольшая, а по факту, оказалась, целая жизнь»

Ольга и Владимир Данковы из Москвы стали замещающей семьей в 2008 году. Тогда они еще не обладали такими знаниями о социальном сиротстве, как сейчас. Встреча с первым ребенком потрясла их. Супруги увидели, насколько отличаются воспитанники сиротских учреждений от своих сверстников из обычных семей

И даже последующая сложная адаптация не помешала тому, чтобы у Ольги и Владимира вскоре появились еще дети. Сейчас у Данковых двое кровных и четверо приемных.

— Расскажите о ваших детях, сколько лет им сейчас?

— Кровные у нас Александра, ей 20 лет, и Евгения, ей 11. Расскажу о приемных: Артему 19, Леониду — 12, Тимуру – 11, Василисе 1 год и 10 месяцев. Первым пришел в семью Артем, в 2008 году, ему было 2 года. Тогда нашей старшей дочери Саше было три.

— Когда вы решили принять в семью ребенка?

— Мне хотелось, чтобы кровная дочь Евгения росла не одна. Я сама выросла в многодетной семье, была самой младшей. Помню, как все выросли, ушли, стали жить самостоятельно. Я осталась одна и просила маму, чтобы она взяла ребенка из детского дома. В этих мыслях и прошло мое детство.

Читать также — 5 шагов к принятию ребенка в семью

Артем. 

— Как дети приходили в вашу семью?

— Артем из Москвы, жил в специализированном доме ребенка.  Биологическая мама родила его в 19 лет.

Затем к нам пришел Тимур. За год до этого события у нас появилась вторая кровная дочь Женя. И мы решили, что ей тоже надо в пару кого-то принять. Тимур пришел в 2015 году в возрасте 1 год. Он тоже родом из Москвы.

Следующий ребенок, которого мы приняли, Леонид. Его мы с мужем увидели в видеоанкете на сайте фонда «Измени одну жизнь».

Леонид.

— Когда вы Леонида в видеоанкете увидели, чем он вам понравился?

— Я поняла по видеоанкете, что мы с ним одинаковые. И в период адаптации не возникало мыслей о возврате.

— А что было тяжело?

— Расскажу его историю. Знаю, что у него была не асоциальная семья. Вполне нормальная мама была, старший брат — морской офицер. Когда биологическая мама была беременна Леонидом, у нее начались разногласия с мужем. У нее появились вредные привычки, так скажем, у нее изъяли ребенка сразу после его рождения. Спустя два года его взяли под опеку, но вскоре вернули обратно.

Я думаю, что опыт воспитания ребенка с психиатрией (речь идет об Артеме), с поведенческими проблемами, дал о себе знать. Со старшим сыном мы переживали очень сложные периоды, когда все вокруг говорили, мол, откажитесь от него, отдайте обратно. Мы не послушались, выстояли. И этот опыт не дал нам сдаться с Леонидом. Нас уже ничего не пугало, когда мы принимали других детей в семью.

Мальчишка он сам по себе не плохой, со сверстниками ладит хорошо, но с учебой есть проблемы. Ему поставили легкую умственную отсталость в прошлом году, летом, но это больше сказывается в точных науках. Если убрать это за скобки, никто не подумает, что у ребенка есть проблемы.

Но сколько бы ни доставлял проблем, он мой самый главный помощник. Леонид помогает во всем. Я его даже не прошу.

Тимур.

— Как вы понимали, что готовы еще принять детей в семью, как оценивали свой ресурс?

— В 2008 году, когда я стала приемной мамой, мне было 20 лет. У меня ранние дети. Сейчас есть интернет, благотворительные фонды, ШПР… А раньше при отсутствии всего этого все воспринималось легче и проще. Сейчас знаешь больше и сильнее переживаешь за детей.

Что касается оценки своих ресурсов, есть понимание того, на что хватит сил, возможности и времени. Финансовая прочность семьи позволяет нам быть многодетной семьей. Опять же, есть поддержка со стороны мужа, а также наших родственников, родителей, сестер, в этом вопросе. Я вижу поддержку и со стороны своих кровных детей.

— Как проходили ваши знакомства с детьми? Какую-то встречу особенно запомнили?

— Самая эмоциональная встреча была, наверное, с первым сыном.

Говоря об Артеме, мы никогда ранее не видели детей из системы, не ожидали, что ребенок будет намного меньше ростом, слабее физически. Не задумывались и о том, что малыш будет сильно отставать в развитии в отличие от нормотипичных детей их обычных семей. Родительские форумы тогда еще не были так развиты, как сейчас. Так, чтобы прочитал, посмотрел фотографии, такого еще не было.

Нашей кровной дочке было три года, а приемному сыну два с половиной, то есть, разница небольшая, а по факту, оказалась, целая жизнь. Тогда это нас с мужем очень поразило.

Читать также — Травма потери в младенчестве: что внутри?

Василиса.

— Как проходила адаптация у вас, мужа, у детей? К чему вы поначалу не были готовы?

— Длительное принятие у нас было только с Леонидом, потому что у него были проблемы с поведением. Он пришел к нам после двух возвратов, у него были свои поведенческие сложности. С коммуникацией тоже были проблемы.

Были тяжелые эмоциональные периоды. В эти моменты мы обращались за помощью к психологам из детского дома, где он находился. Специалисты нам очень тогда помогли.

При этом наша опека нам не помогала от слова «совсем». А вот психологи очень хорошо работали, приезжали к домой, разговаривали с ребенком, с нами. Муж помогал в период адаптации с Леонидом, давал мне возможность пройтись одной, выдохнуть. Приезжал с работы, сидел с детьми. Я могла встретиться с подругами.

По большому счету, мы справляемся сами с мужем. Но если вдруг нужна экстренная помощь, у меня есть подруги, которые помогают мне, сестры.

Василиса едет домой.

— Ваша младшая дочь Василиса – особый ребенок. Как вы решились на принятие младенца со сложными диагнозами? И как ее приняли?

— С Василисой, нашей младшей дочерью, проблем в принятии не было, хотя мы забирали ее в очень сложном состоянии здоровья. Она была с зондом, не могла есть самостоятельно. Была очень маленькая, в больнице ждали, что она умрет. Собственно говоря, в семье Василиса выжила.

Василиса не могла набрать вес. Возможно, ей не давали препараты или давали, но неправильно. Когда мы ее забрали и сняли с зонда, начали давать правильно препараты, появились улучшения. Есть дети, которые не могут выжить, если они никому не нужны. Когда Василиса гоняла что она нам нужна и что мы ее любим, появилась тяга к жизни.

ИЗМЕНИТЬ НЕ ОДНУ ЖИЗНЬ

— Какие увлечения у ребят? Как раскрываются их способности в семье?

— Тимур и Леонид занимаются футболом и плаванием. Артем увлекается космосом, всякими оптическими приборами, играет на пианино.

Вот так менялась Василиса в семье.

— Какими вы видите своих детей в будущем?

— Артем лишен дееспособности, но обучается в колледже по профессии «мозаичник». Тимура в будущем вижу хорошим массажистом: у него очень сильные руки. Он хорошо делает массаж, душу вкладывает в это дело.

Леонид учится по программе коррекционной профессии. У него хорошо подвешен язык. Адвокатом он может и не станет, а вот риелтором вполне, заболтает кого угодно. Я так и говорю ему, мол, Леня, ты будешь риелтором.

На самом деле, не важно, кем они станут. Самое главное для меня, чтобы они выросли достойными людьми. Пусть они будут, хоть, доставщиками еды, честно, только чтобы оставались хорошими людьми.

— Чему учите детей вы, а чему научились у них?

— Я, наверное, научилась терпению и не ждать каких-то недостижимых целей не ставить, да, то есть жить сегодняшним днем. Мы сегодня смогли понять, к примеру, как сложить 5 и 5, — вот и отлично. Мы молодцы. То есть, никаких завышенных ожиданий.

Знаете, как со своими детьми, к примеру, вот этот пойдет в музыкальную школу, этот будет плавать или танцевать. С приемными детьми я не жду рекордов и мировых побед. Мы живем, постепенно и неспеша обучаемся, радуемся каждому маленькому успеху, каждому дню.

Старшему сыну, к примеру, поставили диагноз «аутизм», не верили в него. А сейчас у нас социализированный ребенок, он выступает на сцене. Все потому, что мы в него верим, мы, его семья.

Дети с бабушкой.

— Почему дети не должны жить в детских домах?

— У каждого ребенка должен быть значимый взрослый. Человек, к которому можно в любой момент обратиться. Обязательно должна быть семья, где любят, ценят и ждут.

Где ребенок еще может верить в себя? В детском доме он вряд ли будет смеяться, улыбаться, идти вперед и достигать каких-то новых вершин.

Фото — автора.

Дизайн — Наталья Лунькова.