Блог Елены. Часть 4. Боль одна на троих

Читать все записи в блоге Елены.

Дети, пережившие насилие, особенные. Они долго отворачивают лицо, убегают от объятий, совсем не любят, когда их целуют. Руки, словно плети, висящие, как у куклы. Почти недвижимая мимика, нет эмоций.

Каждый день это новая победа – радость. Сегодня она посмотрела на меня, а вчера на несколько секунд задержалась в объятиях. Вчера она посмотрела с надеждой.

Первый раз мы увидели ее, когда ей было 10 лет. В этом приюте она находилась уже целый год. Сгорбленная с затравленными глазами, она почти год молчала.

Моя дочь не любит вспоминать своего имени, своей прошлой жизни, своих кровных родителей.

Первые полгода было страшно смотреть на этого ребенка. Эмоций нет, словно тряпичная кукла. Женщин терпит, мужчин отторгает. Через несколько месяцев, после пребывания в нашей семье, стала впадать в детство. Тяжело наблюдать на сюсюканье взрослого ребенка. Через полгода стала рыдать.

Другая мама бы переживала, а я радовалась, это первые наши эмоции. На вопрос: «Что бы ты хотела на праздник?», пожимала плечами и отворачивалась. Если мы находились в обществе других людей, и я разговаривала с посторонними, она украдкой кусала или щипала меня. Она не замечала физической боли от того, что ударилась или упала. Поэтому она жестока. На вопрос: «Что же мы будем делать с твоим младшим братом, когда он не слушается?», давала исчерпывающий ответ: «Хорошенько выпороть его».

Никак не могли выпрямить ее, она ходила сгорбленная и не поднимала головы. Стала говорить, но при этом невозможно было расслышать конец фразы. С каждым словом в предложении, понижала тон или подносила руки ко рту.

Ежедневно я ложилась с ней спать и гладила по спине, плечам, животу, ногам и рукам. А потом обнимала и говорила, что люблю. Заставляла ее рассказывать мне придуманные сказки и приходила в ужас, когда они заканчивались просто ничем.

Ничем – это одиночеством, опустошенностью, обреченностью.

И только через год, после того, как ребенок прожил с нами, походка изменилась, плечи расправились, глаза стали смотреть вперед. Кажется, я ее все-таки распрямила своими поглаживаниями. Стали появляться желания и эмоции.

И, однажды, насмотревшись кино про балерину, она стала танцевать. Радости нашей не было предела. Наш папа радовался как малыш, когда она его обняла, правда отвернула лицо и вывернула руки.

Каждый прожитый день, давался с трудом. Боль которая не оставляла ее, мы стали делить на троих. Объясняли, что папа и мама любят и не причинят больше страданий. Она не верила, но ей хотелось верить. Ее никто никогда не защищал, даже собственный кровный отец.

Только через два года она понемногу стала рассказывать про горе, пережитое с пеленок. Как сутками держали в замкнутом пространстве, как избивали, заставляли делать невероятные вещи. Не кормили, не топили дом, не мыли, не стирали. А про некоторые вещи, не говорит вообще и, наверное, не скажет никогда.

Теперь она у нас красавица, рисует, хорошо учится, мечтает, радуется новому дню и любит папу и маму. Часто стала волноваться, красивая ли она. И как будет дальше жить, и какой она будет хозяйкой. У нас появились эмоции и желания, кажется мы не особенные люди.