Приемный подросток: «Раньше я думал, что люди – нормальные»

Саша — приемный подросток, который уже несколько лет живет в семье. Родители приняли Сашу с его непростой историей, заботятся о нем и любят его. Но ни учителя школы, ни одноклассники, ни их родители не были готовы к появлению в классе «трудного» ребенка. Когда узнали, что Саша жил в детском доме, что у него другая национальность — началась травля. Мальчику пришлось  сменить несколько школ, к прежним психологическим травмам добавились новые.

Принятие ребенка происходит не только в приемной семье. Это общая задача окружения, в котором он появляется. Для того, чтобы понять чувства мальчика, насколько ему тяжело переживать подобную ситуацию, приемные родители Саши  разрешили поговорить с ним корреспонденту фонда «Измени одну жизнь».  Мы записали рассказ подростка практически «без купюр», лишь исключив ненормативную лексику. А психолог, приемная мама Елена Мачинская  объяснила, как можно помочь ребенку, который переживает подобное.

Детский дом

«Старшие били каждый день. За любой косяк, как  и воспитки. Если своровал, если сдал кого-то, тебе хана. Старшие очень хорошо отпинают. Человек заснул, а его скидывали на пол и всей оравой пинали. Воспитки в такие моменты куда-то прятались, чтобы самим не получить. Мне кажется, я в детдоме и до 15 лет не дожил бы. Меня бы давно уже там замочили с моим характером.

Было у нас два случая убийств, которые потом подавали, как суициды. Вы думаете, когда говорят в новостях о том, что дети надышались газом, вы думаете, они это — самостоятельно? Детдомовского ребенка невозможно довести до суицида… Чтобы его довести до такого пика, чтобы он пошел на суицид… Не будет этого. Либо уж если его изнасиловали или описали прилюдно… Меня, мелкого тоже описали… А воспитатели всем говорили, что это я описался в кровать.

Я однажды  сбежал из детдома, но меня поймали, и я от старшаков так отхватил, что больше уже не бегал. Физическое насилие там — это норма. Не знаю, как сейчас, но тогда, когда я там жил —  да. И девку могли изнасиловать. И пацана… Пацанов в этом плане не трогали, если косяков больших не было. А вот если человек украл вещь – любую — конфетку, 5 рублей из ящичка — все раскроется. Старший имеет право его отпинать и передать человеку, у которого он скрысил. А тот уже может сделать с ним, все, что захочет.

Те, которые ломают таким образом, всегда были и всегда будут.  Делают, чтобы никто об этом не узнал…

Но заглянуть в комнату в такие моменты —  равноценно самоубийству. Тебя там так отпинают… Проще идти и делать вид, что ничего не видишь. А если  зайдешь, маленький ты  или нет, тебя и в толчок головой засунут… Не дай Бог, там оказаться!  Компания старшаков — как стая волков. Альфа — глава. Омега — средний волк,  Бета — шестерка. Бета служит Омеге, Омега служит Альфе.

Сначала те, кого чмырят, готовы в землю зарыться от испуга,  а потом такой человек впадает в бешенство и ночью заточку может воткнуть.

Мама

Свою родную мать я, к сожалению, помню хорошо. Она  меня била, топила, поджигала. Могла взять и опустить на какое-то время мою голову в раковину. Башку мне кипятильником однажды  разбила за то, что я продукты без спроса взял. Я много прихватывал от нее и от ее дружков.

Мать любила две вещи. Бухать и повеселиться с друзьями. Я  бегал на улицу клянчить еду и деньги. Деньги она забирала себе. Из продуктов дома почти всегда  было только бухло. Почему стала пить, не знаю. Помню — что делала, за что. А почему начала, не знаю. Это не мои проблемы. Я буду рад, если она сдохнет… Я не собираюсь ее понимать и не собираюсь прощать. Это для приемных родителей —  я добрый и хороший.

Школа

Родители думают, что я жизни радуюсь, но это не так. Они не знают, как сильно меня в школе чморили,  когда узнали мое имя настоящее, что я — не русский,  что я из детдома. Год я терпел издевательства, и этот год терпения изменил мое отношение ко всему. Раньше я думал, что люди нормальные, а сейчас половину населения готов поубивать.

Мне очень сильно обидно за то, как ко мне относились в классе. Я не виноват в том, что я из детдома, так почему меня за это унижали? Посмотрел бы я, как бы они в детдоме жили!  Дети из 7 класса не могли знать, как живут детдомовцы, кто они такие. Родители их так научили. Кто из детдома — это отбросы  и нелюди. «Чикатило, — говорили мне, — как и ты, был детдомовцем». Говорили, что я — бандит и псих.

А когда мне напоминали о том, кто моя мать, мне срывало крышу. Я в этом состоянии готов был поубивать. Я срывался и сильно избивал тех, кто меня доводил. До переломов. Чувака одного чуть розочкой не зарезал. На время они успокаивались, а потом опять начинали, с новыми силами. Это очень большая боль.

Год я терпел, молчал, ничего не делал. А на следующий год я начал унижать, избивать  и оскорблять. И за несколько недель меня возненавидели до такой степени!  Я каждый день стоял в кабинете директора. Им можно, а мне нет! Батя одной с… отдубасил меня хорошенько. По всему коридору об стенку меня швырял. Что может семиклассник против огромного чувака? Он еще и «мусор»…

В школе у меня нет друзей, одни враги. Любовь и дружба для меня — понятия жалких людей. Любовь — понятие слабых. Дружбы нет. Не считая детдомовцев. Я лучше отдам свою жизнь за детдомовца, которого знать не знаю, чем за обычного, которого знаю до фига и больше. Я больше всего поверю человеку из детдома. Обычным важна цена. Скажи цену повыше,  они тебе и отца, и мать, и брата продадут. Чем больше ты цену увеличишь,  тем они уже и радостней.

А для детдомовца цена  не важна. Слабых в детдоме нет. Это сборище самых сильных м….ов. Самый дрыщлявый, очкастый детдомовец может отпинать сильных, которые занимаются спортом. Сила не важна,  главное, чтоб дури до фига было. Его доведешь, у него будет одна цель: убить. И ему пофигу на боль.

Родители думают, что у  меня есть друзья, что я — радостный, хороший человек. Я веду себя как обычно. Улыбаюсь. Но не дай Бог меня взбесить, нервная система у меня покалечена в хлам. Если меня взбесить, это — ужасающее зрелище.

До 14 лет я мечтал убить свою родную мать. Я воображал  в своей голове около тысячи раз, как я буду убивать свою мать и тех, кто меня унижал. И все эти убийства были не самые быстрые, а мучительные и болезненные. А сейчас я стараюсь не думать ни о чем, ни о детдоме, ни о матери. Родители думают, что я бросил, но я курю. А я и не собираюсь бросать. Пофиг уже.

С 6 класса я начал себя самобичевать. Из-за своих одноклассников. Я начал презирать себя по всем причинам. Ублюдок — это ребенок, рожденный вне брака. Я — ублюдок. Родители говорят, чтобы я не смел так говорить, что я родился не для того, чтобы так к себе относиться, но я отношусь. Всем лучше будет, если я сдохну. Я не говорю этого родителям. Но я не считаю, что меня можно полюбить. Я слишком много испытал боли. Как и душевной, так и физической.

И с женским полом у меня конфликт. После некоторых приколов с моей матерью, когда она с мужиками у нас дома встречалась. Однажды я встал в туалет. Три мужика меня избивали, я плакал, а она даже из комнаты не вышла. Для меня женский пол — недобродушные люди. Я не стремлюсь найти девушку. Одноклассницы  спрашивают: «Ты чо, п…,  что ли?»

Один придурок взломал мой вК и разместил на моей странице гей-порно. Я из-за этой темы  уже много морд перебил. По моей религии, когда женишься,  то тогда и сможешь с женой заниматься любовью. Мне говорят, опыта надо набраться до свадьбы, но мне проще набраться опыта с женой.

Мои сверстники этого не понимают. Они думают, что  это приколы для дебилов.  Мне 16 лет, и я ни разу не спал с девушкой. Я один такой у нас в школе. Я не гей, но и не кобель, чтобы бегать за каждой юбкой, да еще и не пойми какого качества. После 3-4 партнеров, хрен знает, чем они болеют. Мне этого не надо. Мое от меня не уйдет».

Комментарий Елены Мачинской, психолога, приемной мамы

— Елена, что с нашим обществом, почему оно до сих пор не готово к приемным детям, ведь забирать их стали гораздо чаще, чем раньше. Часто ли вы, как психолог, сталкиваетесь с подобными историями?

— С подобными историями я сталкиваюсь довольно часто, однако в последние годы, на мой взгляд, наметилась определенная тенденция к улучшению. Детские дома в той форме, о которой рассказывает герой, — почти исчезли, вместо них появились центры содействия семейному устройству.

Благодаря инициативе неравнодушных и общественных организаций больше не существует больших групп, где воспитываются дети, оставшиеся без попечения родителей. Теперь группа построена по семейному типу, в ней находятся дети разных возрастов. Количество детей в такой «семье» не превышает 8 человек, и следит за ними один постоянный воспитатель, которая как мама, живет в группе.

Сами группы тоже изменились — теперь это, скорее, отдельные квартиры, где дети сами готовят, убирают, стирают, занимаются домашними делами. При таком подходе дедовщина и насилие, о которых рассказывает Саша, либо отсутствует вовсе, либо могут быть проще и быстрее пресечены на самом начальном этапе.

— Если подобное тому, чтобы было с Сашей в школе, происходит в классе, учитель, наверняка, все это видит и понимает. И его задача, как сознательного взрослого — сделать все, чтобы, по крайней  мере, на его территории, это прекратить. Как, по-вашему, на ком лежит ответственность?

— Сложный вопрос. Прежде, чем сказать, что ответственность лежит на школе, стоило бы понять причины происходящего. Парень сам называет их — искалеченное детство, отсутствие значимого заботящегося взрослого, отсутствие сформировавшейся привязанности в раннем возрасте, насилие, издевательства, несправедливость, неумение доверять миру.

Может ли за это отвечать школа? Или ее задача что-то делать с тем, что имеется? Они и делают, в силу своих способностей и умений. Чаще всего этому никто их не учит — как работать с детьми, пережившими череду сильнейших психологических травм, потерю родителей, насилие. Не зря же ребенок сам говорит: «Нервная система покалечена в хлам».

Если бы можно было переписать детство этого ребенка, можно было бы сказать, что отчасти ответственность лежит на родителях ребенка. И тут можно долго фантазировать о том, что, если бы они не…

Ответственность лежит на родственниках, друзьях, соседях, которые не помогли, не пришли на помощь, не вмешались на самом раннем этапе, когда еще можно было помочь семье, возможно, задолго до рождения ребенка — оказать матери психологическую помощь, помочь с лечением, с решением бытовых вопросов.

Ведь спиваются не в один момент, и, чаще всего, не от хорошей жизни. Поэтому, как ни странно это звучит, но мое убеждение в том, что в ответе за то, что произошло с Сашей, — отчасти и те, кто был задолго до его рождения. Часто так бывает, что это история не одного поколения людей.

Чаще всего жизнь этих людей, действительно, искалечена до такой степени, что значительно помочь им уже сложно. Однако помогать им надо, так как они помогают таким семьям вырастить своих детей, не дать детям попасть в детский дом, не начать употреблять наркотики и алкоголь, избежать насилия, выучиться, найти работу, социализироваться, и уже, в успешном браке, родить детей, прервав цепочку «неблагополучия». Т.е., проекты помощи кровным семьям фактически работают на следующие поколения.

— Как должны вести себя родители в подобной ситуации?

— Очень много советов, приемов, правил, которые могут подойти одним детям и не подойти другим. Каждый день родители должны себе напоминать, что ребенок — не «плохой», не «бракованный», у него все в порядке с генами. Он не специально бесит.

То, что с ним происходит — это следствие множества детских травм, обид,  воспитания.  Его поведение обусловлено теми защитными реакциями, которые были у него до вашего появления. Не стоит ждать быстрых результатов. Чтобы хотя бы изжить травму, заново научить верить людям, любить — может потребоваться не один год.

Растить и воспитывать такого ребенка, безусловно, не просто. И в первую очередь, прежде чем «переделать» ребенка, родителям приходится во многом переделывать себя. Дети, особенно дети, которых предавали, – очень чувствительны к неискренности, лжи. Одна из главных задач приемных родителей – помочь ребенку поверить в то, что не все люди плохие. Научить ребенка доверять.

Поэтому родителю приходится учиться не лгать. Не лгать даже в мелочах. Даже в мечтах, и идеях, в планах. Научиться открыто говорить на неудобные темы. Научиться доверять ребенку, который как бы вроде «не заслуживает» доверия. Научиться понимать, что стоит за тем или иным плохим поступком. Научиться прощать ребенка, который, проверяя границы родительского терпения и внутренней силы, начинает тыкать в самые больные места.

Дети делают это не осознанно. Они понимают, что довериться они смогут только самому-самому настоящему человеку, такому, который не предаст, даже если я… И вот это если я, надо быть уверенным, они обязательно проверят.

Родитель — вожак, родитель лидер – это тот, кто прошел все испытания на прочность. Не зря Саша упоминает стаю волков. В жизни — те же законы. Вожак — тот, кому может верить, за кем можно следовать безоговорочно, сильный, умный, смелый. Только став этим лидером, проведя гигантскую работу по «прокачке» собственного «Я» — можно помочь тому, кто нуждается в помощи.

— Как вести себя Саше, что вы посоветуете ему?

—  «Саше надо вести себя хорошо». Шутка. Это самый дурацкий совет, который можно дать. Это все равно, что сказать больному — «не болеть», а «хромому» — ходить, не хромая. Фишка в том, что Саша уже ведет себя «хорошо». Но не как будет хорошо, для общества, а как хорошо для него.

Его унижали и били – они привык защищаться. Его не любили и предавали – он готов к тому, что он сам за себя. Ему не помогали – он не научился принимать помощь, не надеется на других. Он ведет себя хорошо в той системе координат, в которой вырос. Только это поведение способно было обеспечить ему выживание.

Ему многому предстоит научиться. Он узнает, что есть не только плохие люди. Что хорошие люди есть не только в детском доме. Что мир – он разный. Что агрессия и недоверие – не всегда лучшие стратегии на пути к достижению успеха. Он уже учится. Хоть и не осознает и не ощущает пока этого. Потому что с ним рядом теперь есть люди, которые готовы принимать его таким, какой он есть.

— Решит ли подобные проблемы переход Саши в другую школу? Насколько это действенно?

— Нет, чаще всего сам переход из одной школы в другую ничего не решает, хотя и такое бывает. Попробую объяснить. Проблема намного глубже, чем просто неприятие ребенка классом. Ребенок чувствует себя другим, иным, поэтому его сильно бьет любое напоминание о его прошлом. Он потерян, он не уверен в себе. Поэтому смена школы, скорее всего, сможет решить вопрос только временно.

Реально же помочь человеку может только человек, который подставит плечо, научит, подскажет, поможет приемным родителям, даст дополнительную точку опоры Саше. Тот, кто станет условным вожаком, тем, за кем захочет следовать ребенок. А вот где найдется и кем будет этот человек, угадать сложно – в этой ли школе, будет ли это новый классный руководитель, физрук, трудовик, кто угодно, в другой ли, или, это может, будет сосед, руководитель секции, или вовсе девушка, в которую однажды влюбится наш Саша – сказать сложно. И чем больше будет этих людей – тем быстрее проблема исчезнет.

— Что бы вы могли посоветовать семьям, которые оказались в подобной ситуации? И тем, которые взяли приемного ребенка, который вот-вот должен пойти в школу?

— Запастись терпением и быть готовым работать надо собой. По поводу «вот-вот пойти в школу»: возможно, надо отнестись более ответственно к подбору педагога. Ориентироваться надо не на рейтинги школы и педагога, не на известность, не на количество медалистов, а на человечность и желание педагога сотрудничать, желание и готовность работать с травмой, чуткость, ответственность.

Не стоит ориентировать ребенка сразу на оценки. Сначала ребенок должен почувствовать себя безопасно в школе. Педагог должен быть способен, в первую очередь, дать ребенку чувство безопасности, приятия, и только потом, когда ребенок успешно пройдет период адаптации, можно перейти к самому обучению.

Таким образом, ребенку потребуется много индивидуального внимания. Поэтому, в первую очередь, при выборе школы, возможно, стоит обратить внимание на школы, где маленькие классы, а не по 35-40 человек.

Каждый ребенок мечтает о том, чтобы жить в семье. Не каждый может стать приемным родителем, но каждый может помочь