Блог Ксении Торопцевой. Часть 10. «Развлекайся, разрушай, потребляй?» (История РРПшки). Любить нельзя ненавидеть!

Все записи в блоге Ксении Торопцевой читать здесь

Я разделила свой новый текст традиционно на три части:

1) «Смирительная рубашка для мамы». Предыстория младшего приемного ребенка и самый острый период адаптации.

2) «Тернии, тернии, а будут ли звезды?» РРП — и как оно проявляется. Психологи, границы, наказания…

3) «Радоваться, раскрывать, побеждать». Как жить с РРПшкой, чтобы не умереть молодым.

Пишу их заранее, чтобы читатель с самого начала понял, что это не рассказ беспросветного пессимиста, а совсем наоборот. И что все обязательно получится! Как я писала в других текстах, надо просто учиться прыгать выше своей головы.

Часть первая. Смирительная рубашка для мамы

Писать о ребенке с расстройством привязанности, в особенности своего ребенка, крайне сложно. Видимо поэтому я откладывала историю Сережи младшего в долгий ящик. Анализируя его поведение, вспоминая все наши сложности, я невольно начинаю его оправдывать и защищать. И в тоже время, вспоминая, начинаю злиться и раздражаться. РРП – кот в мешке. И если он тебе выпал, одним Вискасом не отделаешься.

Оговорюсь сразу, все, что пишется в блоге – исключительно субъективный взгляд на вещи. Поскольку многие в нашей стране считают, что никакого РРП у детей не существует, что это прозападные выдумки или оправдания некомпетентных родителей, скажу честно, ДЛЯ МЕНЯ младший приемный ребенок – яркое доказательство существования РРП.

Более того, с появлением Жени (младшей кровной дочери), я воочию наблюдаю процесс формирования привязанности грудного ребенка к значимому взрослому, перекладывая при этом все наблюдения на приемных детей, когда этот процесс должен был быть, а на самом деле его не было. И именно появление Жени открыло глаза на жизненную необходимость наличия значимого взрослого для ребенка первых лет жизни.

Сережа младший относится к тем детям, которым совсем не повезло. Мама ушла из роддома на следующий день, не оставив никаких документов, не дав имени ребенку, ничего, зато одарив кучей патологий от своей болезни. Ребенок без истории, можно так охарактеризовать Сережу. Почти пять лет в доме ребенка (в хорошем доме ребенка). В результате – РАС, грубая ЗПРР, личностные расстройства и еще куча болячек от заболевания матери. Не мудрено, что Сережа сегодня – это целый мешок высшей математики, решить которую крайне сложно.

Помню, приехала к нему в первый раз, зашел  ребенок, отличный от того, которого я увидела на видео. Маленький, плохо пахнущий, с текущим глазом, который к тому же смотрел вверх, а не прямо. Именно при встрече увидела, что руки развернуты в другую сторону и ограничены в движениях.

Согласие подписала через две минуты, не потому что мне он понравился, совсем нет, а потому, что он очень хотел понравиться. Помню, пошли с ним гулять, а он сразу повел меня за калитку. Всю ночь перед полетом домой не спал, очень нервничал. Самолет, можно сказать, был весь описан и обкакан. Ведь то, что у ребенка такие проблемы, мне никто не сказал. И не факт, что они были в детском доме. Они вполне могли начаться от стресса. Такси мы загадили рвотой. Но кое-как доехали до дома. И первые несколько дней не выходили, и все было хорошо.

А потом начался ад. Без преувеличения, настоящий ад. Первые полгода ад был беспросветный, а потом появились небольшие белые пятна.

Я не связываю первый период адаптации с РРП. Там столько всего происходит с ребенком, что говорить о том, что у него паталогическое РРП, совершенно неправильно. Привязанность формируется долго. Полгода – это совсем не срок. Поставить ребенку, который пять лет провел в учреждении, реактивное расстройство привязанности – неправильно, некомпетентно. У каждого ребенка из системы привязанность нарушена в той или иной степени, а вот есть ли РРП, можно определить, только прожив с ребенком долгое время, наблюдая, анализируя, пытаясь эту привязанность выстроить.

Сережа был как Маугли, он совершенно ничего не знал об этом мире. Дикий, расторможенный, испуганный, больной, слабый, «без границ» в голове — все это о нем.

Дома было проще. Максимум что ты получал – бесконечные рыдания, многочасовая истерия до посинения, постоянное включение – выключение света. Сережа мог услышать тебя с третьего раза, прекратить выключать свет, но уже через несколько секунд идти и повторять все заново. То же самое было с хлопаньем дверей. Помню, заблокировал дверь в детскую, пришлось выламывать.

Плита, окна 12-го этажа, ножи, вилки, второй ярус кровати – то, что для него было магнитом, и ты каждую секунду должен был его останавливать. Какашки в штаны по пять раз за день. Измазывание стен в ванной. Никогда не забуду, как сняла с него памперс и сказала, что теперь какать и писать некуда, только если в туалет. Сережа тут же написал на пол. Стоял, смотрел мне в глаза и писал.

Наказать – нереально! Он никогда не будет лежать в кровати, стоять в углу, или быть в закрытой комнате, с ним невозможно договориться – он не понимает, чего ты от него хочешь. В ответ на твои попытки его остановить, ограничить в чем-то – истерика до посинения, на весь дом, с какашками в штанах, насквозь мокрой одеждой.

Сережа с братом.

В школе приемных родителей нам рассказывали, что в такие моменты надо сильно обнять ребенка  и держать. Я держала, но этот 11-килограмовый малыш был настолько сильный, что справиться с ним для меня было настоящим испытанием. Вообще истерики приемного ребенка – отдельная тема для изучения в школах приемных родителей. В момент истерики первое время ребенок совершенно не понимает, что с ним происходит. Он себя абсолютно не контролирует. Если я не держала его, он размахивал руками и ногами хаотично, не понимал, куда ему деться. Это его страх, злость на весь мир, обида, потерянность, протест – все выходит наружу.

В общественных местах истерики приобретают особенную остроту. Он, помимо всего прочего, еще и постепенно учится тобой манипулировать. Не хочешь ты вести его в Макдональдс, потому что он плевался и топил других детей в бассейне, пожалуйста, получи такую истерику, что служба безопасности придет.

Он быстро научился манипулировать. Обычно ложился на пол и кричал: «Помогите!» Начнешь тащить, люди смотрят на тебя как на горе-мать, а ты не знаешь, что делать, как его остановить. Хотелось ли его убить и вернуть в эти моменты? Очень! Сколько крови выпито его истериками – наверное, минус несколько лет жизни.

В определенные моменты казалось: просвета нет. И я испортила жизнь всей нашей семье. Было невообразимо тяжело.

Но именно тогда, когда кажется, что все, больше нет сил, происходят вещи, которые обнадеживают, заставляют верить и идти дальше.

Сережа стал быстро расти, намного лучше говорить, через месяц дома. У него появилась фразовая речь, он много смеялся, помогал что-то делать. Все это успокаивало и давало надежду.

Через полгода мы поехали в Египет. Первое море для ребенка – страшное испытание для родителей! Море вылечило Сереже глаза, они перестали гноиться, Сережа заметно прибавил в росте, волосы стали густыми и блестящими, сон стал крепче. Но все это далось нам какашками в бассейне, истериками на пляже, битьем меня по лицу на людях, хватанием людей за волосы в самолете, вскрытием чужих сумок.

Добило нас, когда на обратном пути Сережа повис на джинсах впереди стоящего мужчины на паспортном контроле, а потом лег на пол и начал орать. Тогда Дима повернулся ко мне, совершенно упадническим голосом проговорил: «Ты знаешь, я его убью. Убью. И пусть меня посадят. Но мне будет очень хорошо».

Потом был детский садик. Первые полгода меня просили забирать его практически сразу, как только я его приводила. Сережа убегал, всех бил, мог скакать на обеденных столах, подоконнике, какался, будил всех ребят раньше времени, занятия срывал своим криком, поведением, препираниями. Помню, прихожу, а воспитатели мне говорят: «Сережа за завтраком набирал полный рот каши и плевал в других ребят».

Трое братьев.

В поликлиниках Сережа садился на пол, кукарекал, гавкал, просто орал. Залез под стол доктора и просто выключил ему всю систему питания. Доктор с багровым лицом сказал мне: «Вас ждут большие проблемы с этим ребенком». В платной клинике через две недели по приезду в семью, разнес все шкафы с лекарствами, разбросал все документы со стола доктора, а под конец обкакался до щиколоток так, что даже памперс не помог.

Бабушка тогда не работала, и я часто оставляла детей с ней (я тогда работала). Вечером первого дня бабушка была зеленого цвета. И искренне сказала, что ненавидит Сережу (сейчас очень его любит). Он сразу разбил вдребезги ее планшет и убежал из дома так быстро, что она бегала за ним по улице в халате и в тапках.

Затем появился второй приемный ребенок. И мне пришлось уйти с работы. Оставить таких детей с бабушкой – лишить ее здоровья и навсегда поссориться с ней. Надо было брать удар на себя…

Продолжение следует.