«Я тебя долго искала, нашла, и теперь ты — моя дочка»

В конце 2015 года история четырехлетней Эли с тяжелыми патологиями рук и кистей получила широкий резонанс. Жители Германии — Юлия и Алик Бейсеновы решили взять в семью девочку-инвалида из дома ребенка в Приморье. Приморский краевой суд отказал супругам в удочерении. Но они не сдались. Подали апелляцию в Верховный суд РФ, который отменил решение суда первой инстанции. О том, как живет Эля в многодетной семье в Мюнхене, корреспонденту фонда «Измени одну жизнь» рассказала Юлия Бейсенова.

«Рождение решения о принятии ребенка в семью заняло 10 лет»

«У нас четверо детей, — говорит Юлия. —  Старшему сыну Диасу — 16 лет, дочке Дамире – 11. А еще у нас «двойняшки» — кровный Даник и приемная Эля, им по 7 лет».

Юлия говорит, что, кажется, всегда знала о том, что когда-то станет приемной мамой, обязательно усыновит в будущем детей. «Помочь тем, кто слабее, кому нужна помощь – я считала это своим долгом, своей миссией, — объясняет она. — В юности участвовала в разных благотворительных проектах, стала волонтером. Когда вышла замуж, и родился наш первенец, мои материнские чувства обострились – мне причиняла физическую боль мысль, что мой любимый младенец спит у меня под боком, согретый заботой и любовью, а где-то далеко детям одиноко, у них нет мамы».

До приемного родительства Бейсеновы, как семья, тогда еще не доросли, Алик, по словам Юлии, был категорически против «чужого ребенка», ведь мужчинам зачастую гораздо сложнее дается принять эту идею. «И я тогда стала еще активнее участвовать в волонтерских проектах, помогать с поиском клиник для лечения детей-сирот, с оплатой нянь на период нахождения их в больнице, стала шефом нескольких детей в проекте индивидуального шефства над ребятами из детдомов «Невидимые дети», — вспоминает Юлия. — Шли годы, у нас родились второй и третий ребенок, мы с мужем оба работали, параллельно я была волонтером в разных проектах, и все было хорошо, но мысль об усыновлении не отпускала».

Юлия понемногу рассказывала мужу о своих волонтерских делах, делилась историями усыновлений детей, и сама не заметила, как Алик постепенно перестал закрываться от темы сирот, у него появился интерес, и он даже сам иногда спрашивал: «Ну, как там, что новенького?» В какой-то момент Алик, по словам Юлии, сам осторожно завел с ней разговор на тему усыновления.

«Мы много потом говорили об этом, обсуждали, на что мы были бы теоретически готовы, а на что нет, из какой страны мы хотели бы усыновить ребенка, что для этого нужно, — рассказывает Юлия. — И вот, в какой-то момент родилось наше совместное решение – мы усыновим ребенка! У нас рождение решения о принятии ребенка в семью заняло 10 лет, в каких-то семьях к нему приходят гораздо быстрее, а в каких-то – никогда. Важно одно – оно не должно приниматься спонтанно, впопыхах, на эмоциях от увиденной в Интернете фотографии. Решение должно созреть, и оба супруга должны почувствовать, что они готовы к этому».

Затем супруги посвятили в свои планы родственников и друзей. Все встретили эту идею положительно, никто даже не пытался их отговаривать. С одной стороны, наверное, уже привыкли, что Юлия давно вращается в сфере волонтерства. А с другой стороны, знали, что супруги – самостоятельные и ответственные, и если что-то решили – то это решение не спонтанное, а продуманное и обоснованное.

«Мои родители вообще очень существенно нам помогали в процессе усыновления, во время всех наших полетов в Россию оставались с тремя внуками, поддерживали нас во всем», — рассказывает Юлия.

Была, правда, по ее словам, одна знакомая, сама работающая в детском доме, которая, узнав о планах Юлии и Алика, пригласила их к себе в гости и в течение нескольких часов рассказывала ужасы про детдомовских детей… «Но ничего принципиально нового мы от нее не услышали, за многолетний опыт волонтерства я прекрасно знала, что дети из детских домов – не розовощекие малыши, а дети, пережившие психологическую травму, дети с депривацией и с такой болью в душе, с которой справиться и не каждому взрослому под силу, – говорит многодетная мама. – Трудное поведение травмированных детей – их беда, а не их вина. И именно поэтому и хотелось вытащить хоть одного ребенка, пока его судьбу еще можно попытаться выправить».

«Этот ребенок поселился в моем сердце»

«Мы для себя решили – будем усыновлять ребенка, у которого мало шансов на усыновление, за которым не стоит очередь, — рассказывает многодетная мама. — Это, как правило, ребенок не младенческого возраста, у него есть проблемы со здоровьем. Так как мы сами родом из СССР, и все волонтерские проекты, в которых я участвовала, были российские, мы решили усыновлять ребенка именно из России. И мы решили не торопиться и просто ждать, когда в одном из наших волонтерских проектов появится ребенок, к которому душа потянется, и диагнозы которого нам будут по силам».

Супруги «ожидали» своего ребенка в проекте «Дети в беде» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» (где в итоге и нашли Элю), на форумах eva.ru, 7ya.ru, смотрели видеоанкеты на сайте фонда «Измени одну жизнь».

«Тема про Элю появлялась пару раз на сайте «Отказников». То девочке искали клинику для лечения и пытались организовать ее приезд на обследование, то искали для нее приемную семью, — рассказывает Юлия. — Когда я впервые увидела фотографию Эли, у меня что-то откликнулось, отозвалось в сердце, но это было сначала, скорее, просто желание помочь. Было очень больно за ребенка, которому достались ручки с такими сильными деформациями, и я просто думала, как же так, бедная ты, малышка… Но дальше этого не пошло… Потом тема об Эле появилась снова, я увидела ее на фото, решила узнать о ее проблемах со здоровьем и возможностях лечения больше, начала изучать немецкую медицинскую литературу, связываться с немецкими профильными клиниками. Чем больше я занималась историей Эли, тем больше тянулась к ней душа, а когда выложили видеосюжет о ней, я окончательно поняла – этот ребенок поселился в моем сердце».

«Видеанкеты детей очень важны – именно они из «застывшей» фотографии создают живой образ ребенка, благодаря видео можно услышать его голос, увидеть девочку или мальчика в действии, в игре, больше «прочувствовать», — говорит Юлия. — Конечно, этот первый образ еще далек от реального ребенка, но это, тем не менее, как первое знакомство, за которым может начаться новая история. И когда Эля в видеосюжете, качаясь на детской лошадке-качалке, подняла свой взгляд на камеру – серьезный, недетский взгляд одинокого человека, у меня окончательно «eкнуло» в сердце, и я пошла к мужу говорить об Эле. Он дал свое добро – да, будем удочерять».

Первое фото Эли, которое увидела Юлия.

Первая встреча и первый шаг

«Когда Элечку вывели к нам, я, честно говоря, была поражена – это был будто другой ребенок, — вспоминает Юлия. — Я ее просто не узнавала. Где та милая девочка с круглыми щечками с фотографий и видео, в которую я влюбилась? Перед нами стоял замороженный, заколдованный маленький эльфик, тонюсенький, бледный, почти прозрачный, с застывшим лицом, с косящими и смотрящими в никуда глазками, скованный и напуганный. Я думаю, ей было очень страшно. Хоть рядом с ней и была хорошо знакомая ей воспитательница, которая ее подбадривала и поддерживала, но было очевидно, что выйти на смотрины к незнакомым тете и дяде для Эли было большим стрессом».

Нарядное салатовое платьице с большущим белым накрахмаленным воротничком создавало контраст с бледным маленьким существом, Юлия говорит, что у нее защемило сердце… Стараясь не выдавать волнения, она села перед Элей на корточки и представилась: «Привет… Меня зовут Юля, а это — Алик. Мы пришли к тебе в гости». Эля посмотрела безучастно. «А мы тебе что-то принесли в подарок, подожди!», —  Юлия достала специально привезенную в подарок игрушечную пони, умеющую ходить. Нажала на спинку пони, и та пошла неспешным шагом к маленькой девочке. Эля улыбнулась и снова посмотрела на Юлию — уже чуть теплее. Первый шаг был сделан.

Первая встреча с Элей.

Потом супруги потихоньку начали общаться с Элей, собирали конструктор и пазлы, играли в прятки… Элечка все больше привыкала к ним, и все чаще мелькали в ее глазах интерес и живая искра. Воспитательница сначала поддерживала Элю, а потом, когда контакт уже более-менее наладился, оставила ее наедине с Юлией и Аликом.

«В какой-то момент я, сидя рядом с Элей на ковре, взяла ее за ручки, и мы посмотрели друг другу в глаза… И я «пропала», — вспоминает Юлия. — Несколько секунд мы так смотрели друг на друга, и столько тепла, чистоты, столько готовности и желания любить было в этих глазках… С этого момента я поняла, что Эля – моя. Согласие мы подписали в тот же день».

Эля – так называемый «отказник», осталась без родителей с самого рождения. Когда Юлия и Алик познакомились с девочкой, ей было почти 4 года, все это время она провела в доме ребенка в Уссурийске. Это было еще одной причиной того, почему ей было так трудно найти семью. Ведь так далеко, в Приморский край, не все семьи готовы лететь. «Но для нас, живущих в Германии, это было, собственно, не так принципиально – всe равно нужно садиться в самолет, а пролететь пару часов больше или меньше — уже не так ощутимо», — говорит Юлия.

«Это обычная семья, которая просто испугалась, не справилась»

О кровной семье Эли Юлия знает мало, но если бы и знала больше, то не считает корректным рассказывать об этих людях. «Скажу одно – это обычная семья, не асоциальная, не проблемная, которая просто испугалась, не справилась с навалившейся на них нагрузкой в виде сложных диагнозов Эли — множественных патологий рук и кистей и других диагнозов. В России непросто растить ребенка-инвалида. Да еще, как известно, врачи в роддомах любят пугать и отговаривать – мол, не портите себе жизнь… Дома, в кровной семье Эля не провела ни дня. Из роддома сразу попала в больницу, а оттуда – в дом ребенка».

С кровной семьей девочки у Бейсеновых контакта нет, Эля с ними не общается. Если у нее когда-нибудь появится желание найти своих кровных родителей – Юлия и Алик говорят, что отнесутся с уважением к этому желанию и постараются помочь наладить контакт с родней.

«Как говорит уважаемый мною детский психолог Людмила Петрановская, приемный ребенок – это дитя двух семей. И если он хочет общаться с кровной семьей, и это общение не причиняет ему страданий, то не стоит рвать душу ребенку и заставлять его отказаться от этой части себя», — подытоживает Юлия.

Сама подталкивать дочку к поискам она при этом не намерена, но сопровождение и поддержка в том, что для нее действительно важно, будут обязательно.

«Чем меньше грызешь себя, тем больше ресурса остается на движение вперед»

Адаптация, конечно, не обошла семью стороной, хотя, по словам Юлии, была относительно мягкой. С одной стороны, мама уже была подготовлена — благодаря чтению тематической литературы по усыновлению, занятиям в ШПР, общению с уже состоявшимися приемными родителями — она уже примерно знала, чего можно ожидать. Но были и неожиданности.

«Из ожидаемого, в основном, были объедание, истерики и вранье, — вспоминает Юлия. —  Насчет объедания – так в период адаптации приемные дети нередко заедают тревогу от перемен, от шквала новых впечатлений. Так вот, Эля могла первое время есть практически без остановки. Также в первое время дочка устраивала регулярно истерики на ровном месте, падала с рыданиями на пол.

Меня эти истерики не пугали, в целом, я чувствовала себя большой и сильной, была способна «вместить» их в себя. Садилась рядом на пол, подсказывала: «Сейчас тебе очень обидно. Конечно, тебе хочется огурчик, ты любишь огурчики. Но у тебя болит животик, потому что ты уже много огурчиков съела. Поэтому сейчас огурчик нельзя. Сейчас тебе обидно, и ты плачешь. Но когда мама сказала «нет» – это значит «нет», и от того, что ты будешь плакать, мама все равно не даст огурчик. Когда тебе надоест плакать, ты встанешь, подойдешь к маме, и мама тебя обнимет».

Это помогало. Устав плакать, Эля через какое-то время вставала с пола и доверительно отдавалась в объятия Юлии, горько доплакивала еще пару минут у мамы на плече и, всхлипывая, успокаивалась. Потом в спокойной обстановке они проговаривали ситуацию еще раз и шли играть.

«Также у нас было очень выражено вранье с целью выгородить себя, — рассказывает Юлия. — По любой, даже незначительной мелочи Эля упорно отрицала свою причастность и быстренько говорила, например: «Это не я! Это Даник!». Такой паттерн поведения, конечно, помогает облегчить себе жизнь, когда ты находишься круглосуточно в детском коллективе, в конкуренции с ровесниками – чтобы не ругали, надо быстренько выгородить себя, а еще лучше – найти другого крайнего…

С этим мы боролись дольше, чем с истериками и объеданием – полгода, наверно. Приходилось долго и нудно, изо дня в день объяснять каждый раз одно и то же: «Если ты сделала что-то плохое, мама, конечно, тебя поругает. Но если ты при этом еще и обманула, то мама поругает гораздо сильнее. Поэтому лучше сразу сказать правду». Ну, и плюс регулярные ненавязчивые промывания мозгов на тему, что мы в семье все заботимся друг о друге, верим друг другу, и что мы все самые близкие люди, которым нет необходимости обманывать друг друга».

Но ко всем этим проявлениям адаптации со стороны именно самого ребенка Юлия была в целом более или менее морально готова. Она говорит, что действовала спокойно и решительно, улучшения в поведении Эли появлялись, и это придавало многодетной маме сил идти дальше.

«А вот к чему я не была готова – это моя собственная адаптация, — признается она. — Я была уверена, что уж у меня, вырастившей 3 детей, волонтера в сфере детей-сирот с многолетним стажем, такой опытной и подготовленной, да и вообще, мир перевернувшей, чтобы вытащить Элю, — уж у меня-то адаптации не будет! Ведь я сама так стремилась к этому! И поэтому меня потом здорово «бабахнуло» по голове от неожиданности, когда адаптация накрыла не только ребенка, но и меня саму. Если бы я настраивалась на собственную адаптацию заранее, я, возможно, перенесла бы ее легче».

Когда Юлия и Алик приехали с Элей домой, начали проявляться разные, по сути, абсолютно несущественные вещи, которые Юлия, по ее словам, на подсознательном уровне вдруг сама начала отторгать. «Непривычная манера смеяться, грубые выражения, несмолкаемая речь в режиме «радио», привычка подолгу всматриваться в мое лицо и считывать малейшие изменения мимики на моем лице, круглосуточное желание залезть на ручки — это называют иногда «пить с лица» и «залезать под кожу», — рассказывает многодетная мама. — Эля стремилась слиться со мной, владеть мною полностью, и мне порой становилось тесно, хотелось глотка свежего воздуха.

Порой раздражала постоянная игра «в лялечку» – когда Эля начинала сюсюкать и делать такое «специальное» лицо, на ее взгляд, видимо, очень милое и младенческое. Это, кстати, с точки зрения психологов важный и нужный этап прохождения адаптации – ребенок пытается нагнать пропущенное, и прожить с семьей младенчество. Умом я это понимала, но принимать это на практике оказалось не всегда просто».

По словам Юлии, моменты были разные, каждый из них сам по себе – абсолютная мелочь, но в сумме накапливался целый комплекс чего-то «не своего», чужеродного. Ну, еще и вранье, истерики и прочие особенности поведения травмированного ребенка, конечно, тоже не особо способствовали этому принятию…

«Спасал меня от адаптации хор, — рассказывает Юлия. — Я давно хотела петь, а тут, в какой-то из периодов, когда на меня навалилась душевная усталость, и я почувствовала, что срочно нужно подзарядить батарейки, я записалась на хор. Смешно, но это работало! Во-первых, тут сам факт: выйти из дому раз в неделю без детей, без никого, просто одной идти по улице – это было так прекрасно! А во-вторых – самое пение будто возрождает силы, наполняет душу музыкой.

Людмила Петрановская, кстати, вообще считает пение одним из лучших способов профилактики выгорания. А вообще, подойдет тут любое хобби, главное – выделять время для себя, а не погружаться в новые реалии жизни с головой».

«Для Эли старшая сестра – авторитет, почти идеал»

К психологам Юлия не обращалась, настолько плохо ей не было, говорит она. Были просто периоды сильной усталости и опускания рук, когда после улучшений в поведении дочки все снова откатывалось назад. Помогало также читать в группах усыновителей про их адаптацию, про их опыт.

«Когда видишь, что ты не один такой, и что это просто такой период, меньше коришь себя за неумелость и слабость. А чем меньше грызешь себя, тем больше ресурса остается на движение вперед», — объясняет она.

Первые дни дома.

«Мне вообще очень повезло с детьми. Со всеми, — говорит Юлия. — Кровные дети наши долго готовились к приходу Эли и очень ее ждали. Еще до того, как Эля приехала домой, мы много разговаривали с детьми о ребятах, у которых нет мамы, и конкретно — об Эле. Дети сочувствовали ее непростой судьбе, с пониманием относились к ее особенностям здоровья, ждали ее домой. И вот как, как с первого дня встретили они ее с искренней радостью, так и до сих пор длится их дружба».

Старшая сестра Дамира относится к Эле с нежностью и заботой, они вместе рисуют, играют. Для Эли старшая сестра – авторитет, почти идеал, она во всем хочет быть на нее похожей. Как-то она даже сказала: «Когда я вырасту большая, я буду Дамирой».

С «двойняшкой»-братиком Даником у Эли сложилась близкая дружба, они целыми днями что-то вместе придумывают, играют, бесятся, болтают друг с другом без умолку. «Если честно, мы даже не рассчитывали на то, что из Эли и Даника выйдут такие друзья, — признается Юлия. — Все-таки они ровесники, и ревность была бы понятна. Но нам повезло – этим двоим очень весело и интересно вместе. Если одного из них нет дома, другой прямо мается и ждет, ну, когда же вернется второй? Конечно, бывают у них и регулярные стычки и ссоры, как и у любых братьев и сестер, но, в целом, я просто не нарадуюсь на их отношения».

Старшему брату Диасу 16, он для всех троих младших — авторитет. Много помогает родителям с детьми, относится со снисходительной доброй, теплотой и юмором ко всем троим младшим, и они отвечают ему уважением и любовью.

Со старшим братом Диасом не соскучишься.

«Я очень уважаю дочку за ее силу воли»

«Эля замечательно рисует. Это просто удивительно с ее особенностями, ведь у нее 6 пальцев на две руки! – восхищается дочерью Юлия. —  Но она так аккуратно разукрашивает, так тонко и с фантазией рисует, что окружающие иногда не верят, что это ее рисунки. Плюс к этому она очень усидчивая и умеет сконцентрироваться, с чем у приемных детей нередко возникают проблемы».

А недавно открылся новый талант – Эля сочиняет свои собственные песни на немецком языке и аккомпанирует себе на гитаре. Конечно, эти песни она забывает, и в следующий раз импровизирует новые, но это просто удивительно, ей всего 7 лет! Кстати, она свободно говорит на двух языках – и на русском, и на немецком.

«Эля – удивительный человечек, боец, — с гордостью говорит Юлия. — Очень мотивированный ребенок. Обследования, лечение, реабилитация — уже столько за ее плечами, но она не сдается и очень старается.

Все врачи обычно разводят руками, до чего же замечательный ребенок, и сетуют – если бы все пациенты были такими! Я очень уважаю дочку за ее силу воли, за умение не сдаваться и идти вперед, за оптимизм и теплую улыбку, которая регулярно расцветает на ее личике».

День рождения дома, в семье. 

Книга жизни

«Я сохранила все, что только смогла найти из прошлого Эли, — рассказывает Юлия. — Фотографии из дома ребенка, какие-то сувениры из Приморского края – колокольчик, ложечка с надписью «Владивосток», даже конфету «Уссурийский мишка», купленную на Родине Эли, храню в шкатулке. Потом когда-нибудь я все это передам дочке».

Пока еще Эля особо не задает вопросов, она вся — здесь, в этой жизни. Очень редко спрашивает о прошлом, и ее устраивает пока ответ Юлии о том, что Эля родилась сначала у другой мамы, но она не смогла ее растить, и девочка попала в специальный дом, где живут дети, у которых нет мамы. Там дети ждут, когда их найдет их новая мама.

«Я тебя долго искала, нашла, и теперь ты — моя дочка», — так Юлия рассказывает Эле историю их знакомства, их семьи. Но, конечно же, Эля растет, и придет время, когда вопросов будет больше.  Юлия говорит, что будет стараться всегда отвечать на них — адекватно возрасту и душевному состоянию Эли.

Юлия считает, что у ребенка нельзя отбирать его прошлое. Конечно, вываливать его ему на голову скопом тоже нельзя, но и скрывать тоже неправильно, говорит она. «Лучше всего дозированно, соответственно возрасту, постепенно рассказывать ребенку его историю. Тогда он будет с раннего детства расти с этой информацией, постепенно узнавая больше, и это не будет потом для него шоком. Да, это нелегкий груз для ребенка, но сделать вид, будто его не было, мы не можем. Как бы мы не хотели забрать эту боль ребенка себе, как бы нам, приемным мамам, не хотелось «родить» его заново, мы, к сожалению, не в силах переделать его прошлое. И лучшее, что мы можем сделать для своего ребенка – дать ему настоящее и будущее, и помочь пережить, проработать прошлое», — объясняет многодетная мама.

Даже если скрывать факт усыновления самым тщательным образом, у ребенка все равно будет чувство недосказанности, «дырки» в истории, особенно если в семейном фотоальбоме нет его фотографий раннего младенчества, уверена Юлия.

«На подсознательном уровне хранится травма разлуки с кровной матерью, даже если ребенка усыновили в раннем возрасте. Очень рекомендую посмотреть документальный фильм «Человек из ниоткуда» Катерины Гордеевой и фонда «Измени одну жизнь», — говорит она. — Это пронзительная история о том, как важно усыновленному ребенку знать свои корни. О его праве знать свое прошлое и не чувствовать себя «человеком из ниоткуда».

Героиня истории в 21 год узнала, что она удочерена, и поняла, что все смутные воспоминания о прошлой жизни и рассказы мамы «это просто ты была раньше в круглосуточном садике» — ложь… Она очень тяжело пережила это открытие, но потом постепенно многое встало в ее душе на места, она будто почувствовала себя снова «целой».

Юлия соглашается с психологом Людмилой Петрановской, которая говорит об этом так: «Если мы отрицаем наличие у ребенка его истории, его прошлого, не разрешаем ему говорить об этом, то мы как бы говорим своему ребенку: «Меня не интересуют твое сиротское прошлое и все пережитые тобою травмы, оставайся со своей болью один на один».

Дар располагать к себе людей

У Эли, по словам родителей, есть дар располагать к себе людей, многие к ней относятся по-доброму, позитивно. Не на уровне жалости, а именно на уровне доброго расположения и желания помочь, подружиться, поддержать. У нее много подружек, которые искренне радуются ей и любят с ней играть.

С чужими взрослыми она держится на дистанции, не бежит к каждому встречному, как это нередко бывает у детей с нарушениями привязанности. За разумный период времени отношения с чужими взрослыми – будь-то врачами, воспитателями или руководителями кружков – выстраиваются, она идет с ними на контакт.

«Нарушения привязанности, свойственные всем детям, которые росли в учреждениях без семьи, со сменяющимся персоналом, затронули Элю в самой малой форме, — говорит Юлия. — Нам очень повезло с домом ребенка, где она росла. Там у Эли была своя любимая воспитательница, то есть тот самый значимый взрослый, который жизненно необходим ребенку для здорового душевного развития. Это многое дало Эле, она смогла перенести свою привязанность на семью, на нас, мы стали действительно одной семьей».

Эля в Диснейленде.

День с мамой

На своем ютуб-канале «На ладошке» Юлия рассказывает о лечении, адаптации, развитии Эли. «Для меня важно показать людям, что усыновление ребенка-инвалида — это не непосильный труд. Все это вполне можно осилить. И «особый» ребенок — такой же ребенок, ему нужны семья и любовь. Ведь детей с инвалидностью усыновляют нечасто именно потому, что страшно родителям, они не знают, как все это будет?»

Как удается совмещать работу программиста и роль многодетной мамы? «Четверо детей – не так уж и много, — говорит Юлия. — Мы часто проводим время все вместе – играем в настольные игры, ездим на велосипедах на ягодное поле, ездим в отпуск на море, просто читаем, общаемся и дурачимся. Перед сном каждому ребенку читаем его личную книжку. Такие семейные дни и вечера напитывают всех и покрывают базовую потребность во внимании».

Для каких-то занятий Юлия объединяет детей по возрастам – например, лепит с младшими из пластилина. Старается оказывать и индивидуальное внимание, например, есть в семье такая традиция «День с мамой».

«В такой день я забираю из дома одного ребенка и с ним уезжаю куда-то на весь день, прихватив с собой книжки и еще что-то для игр. Мы общаемся, смеемся, играем, гуляем, читаем – и все это только вдвоем. Не так часто удается это воплощать в жизнь, но детям это всегда в радость. Да и мне самой тоже. Ведь мои дети – это одновременно и мой труд, и мой ресурс».