«Мы всегда остаемся в тени»: Дмитрий Павлюк, видеооператор фонда «Измени одну жизнь»

Как видеооператор из Иркутска меняет жизни детей-сирот

«Техникум стал тем местом, где у меня появилась искренняя любовь к обучению»

Куда вы пошли учиться после школы? 

До 11 класса мне не хотелось учиться. Я тогда уже плотно занимался музыкой и хотел поступить в какой-то творческий вуз сразу после 9-го. И поступил — в иркутский филиал ВГИКа. Раньше он назывался Иркутским кинотехникумом, но присоединился к московскому ВГИКу. Поступил на специальность «театральный и аудиовизуальный техник».

Чему на ней обучают? 

Мы изучали машины, которые воспроизводят фильмы и ролики в театрах и кинотеатрах — кинопроекторы и все такое. При этом знания там давали обширные — мы и звук изучали, и электротехнику, и электрику. Так что после окончания можно было пойти куда угодно работать.

А учиться вам там нравилось? 

Да, было здорово. Техникум стал тем самым местом, где у меня появилась искренняя любовь к обучению, желание стремиться вперед. Там были преподаватели советских времен.

Мне нравилось все. Я там полюбил даже русский и математику, которые в школе меня не интересовали. Закончил почти с одними пятерками. В техникуме меня все старались поддерживать. Всегда помогали, если что-то не получалось. Я это очень ценю.

С видеокамерой вы как раз там впервые познакомились?

Да, на втором или третьем курсе, точно не помню. У нас были специальные предметы, по окончании которых проходила обязательная практика. На одной из таких практик мы познакомились с видеомонтажом. Нам выдавали камеры, на них мы сами снимали, а потом монтировали материал.

Тогда-то и случилась любовь с камерой? 

Можно и так сказать. Помню, что попросил родителей купить мне фотоаппарат. Мы нашли старенький Canon, взяли его с рук за 11 тысяч рублей — для тех времен это огромная сумма. С него и начались мои эксперименты с камерой — осваивал, нажимал разные кнопки, делал свои первые кадры.

Тогда мне очень нравилось фотографировать природу. Причем любую — идешь, видишь что-то прекрасное, приятное глазу — сразу снимаешь.

Когда начали именно снимать? 

Снимать видео я начал уже после армии. После техникума я ушел на службу. Хотя меня, кстати, долго не хотели брать из-за недобора веса. Говорили, мол, сходи, нагуляй массу, потом, может, и возьмем.

Все друзья по очереди возвращались из армии. Один ушел, другой пришел. Мы писали друг другу письма, сложилась такая традиция. Когда подошло мое время, я принципиально хотел в армию.

«У тебя глаза адекватные, выйти из строя»

И как вам в армии, понравилось? 

Первые полгода обучения, конечно, тяжело мне дались. Ранние подъемы, жесткое расписание, строгий устав, отбои…

Но не успел я приехать в боевую часть, как меня почти сразу же забрали на мероприятия по контролю улиц и их разминированию, если придется. Тогда, в 2015 году, в Уфе проходили саммиты ШОС и БРИКС, а еще соревнования водных видов спорта летних Олимпийских игр.

Когда нас построили, я стоял в заднем ряду, меня особо даже не было видно. Но я хорошо запомнил, как лейтенант посмотрел на меня сквозь ряды однополчан и сказал: «Ты! Да, вот ты. У тебя глаза адекватные, выйти из строя».

Ну я и вышел. Хотя тогда толком не понимал, чего от меня хотят. А потом начался настоящий водоворот. Мы побывали в разных городах, где проводились эти мероприятия — в Казани, в Уфе. Сама подготовка тоже была сложная — мы тогда вообще не ходили, только бегали, постоянно тренировались, изучали разные виды техники, с которой в случае чего пришлось бы работать.

В общем, армия тоже превратилась в какое-то сплошное спортивное приключение. И в учебу. Везде сплошная учеба.

Чему вы там научились? 

Абсолютно точно — дисциплине. Да и силы воли у меня такой до армии не было.

Что планировали делать после армии? 

Я вернулся вообще в другой мир… Думал, вернусь, и мы с товарищем продолжим заниматься музыкой. А его не стало. И я совсем потерялся — не знал, что мне делать, как быть.

Подумал, мол, ну у меня же есть образование, надо идти работать, кушать же что-то надо. Сначала подрабатывал на двух работах, а потом мое резюме заметил фонд «Измени одну жизнь». Предложили прийти на собеседование. Я пришел, конечно же.

Какие были первые впечатления от знакомства с фондом? 

Все было новым. Я сначала даже не понимал — зачем все это, почему…

Меня сразу отправили на стажировку — там была и теория, и практика. Там я и нашел ответы на эти вопросы. Нас учили, как правильно общаться с детьми, располагать к себе. По вопросам техники и съемок мне помогал старший оператор, который стал, можно сказать, моим наставником. На стажировке я постоянно что-то записывал и потом перечитывал дома, учил.

Процесс этот длился не одну неделю. Не было такого, что мы сразу после собеседования поехали снимать в детский дом. На тот момент туда в целом было трудно попасть фондам, поэтому везти туда необученного фотографа было бы неправильно.

Были какие-то ограничения? 

Да, учреждения не особо доверяли фондам. Все это было как-то в диковинку. Директора с опаской относились к съемкам детей, помещений.

С тех пор что-то изменилось во взаимодействии руководства детских домов и фондов? 

Да, последние два-три года изменения чувствуются.

Больше начали доверять, но это результат огромной работы. Доверять ведь начали только потому, что увидели плоды от этого сотрудничества. А если бы их не было, то и дальше не пускали бы.

«Мы единственные»

Быстро вас затянула работа, или было немного некомфортно первое время? 

Не то чтобы некомфортно. Я скорее был в шоке. Интересно мне стало сразу, единственное — я не сразу понял, как это все работает. А когда мне показали все на практике, подумал: «Ого, как круто!»

Раньше я знал, что есть фонды, которые просто помогают сиротам: закупают какие-то нужные вещи, предоставляют какие-то виды поддержки. Но чтобы кто-то ездил непосредственно в детский дом, чтобы снимать видеоанкеты, как фонд «Измени одну жизнь», и помогал детям быть увиденными и услышанными будущими родителями, — такого я никогда не видел.

До сих пор мне кажется, что мы единственные, кто может поехать в такие места, где никто никогда и не бывал толком. Детские дома ведь не только в черте крупных городов расположены. Они бывают в такой глубинке, что добраться до них можно только на вертолете. Или по зимнику.

Если повезет — на попутке. А иных вариантов добраться до этого детского дома просто нет.

В какие регионы выезжаете лично вы? 

Все, что вокруг Иркутска. Восточная и Западная Сибирь, иногда Дальний Восток.

Куда забирались дальше всего?

Наверное, Камчатка и Магадан. Я в своем личном блоге на сайте «Измени одну жизнь» как раз опубликовал статью о том, как возвращался из Магадана.

Отдушина

Вы не только снимаете, но и пишете? 

Это не в рамках работы, скорее для души. Изначально хотел рассказывать о том, что делают такие операторы, как я, потому что мы все-таки остаемся в тени, а по дороге и в самих детских домах происходит много интересного и важного, чем можно было бы поделиться.

Читать весь блог Дмитрия

Фонд предложил мне публиковать эти истории на сайте. По ходу того, как я писал, в моей жизни начали появляться дети, о которых я хотел бы рассказать. Дети, на которых нечасто обращают внимание. А я хотел сделать их «видимыми»!

Тогда я подумал: «А почему бы не писать о них?»

Вы делаете это из чистого альтруизма? 

Можно и так сказать. Но в этом занятии есть польза и для меня. Я так отвожу душу. Бывает, копятся эмоции, а поделиться не с кем. То есть, я могу, конечно, рассказать своему близкому кругу общения, но хочется, чтобы этот рассказ кому-то еще и помог.

«Все не зря»

Истории отдельных детей вас особенно трогают? 

Недавно ездил снимать мальчика, который уже продолжительное время — четыре или пять лет — живет в детском доме. К нему за это время не приходил никто. Вот вообще никто. А он очень славный, энергичный малый. Ему правда очень нужна семья. Как такое может не тронуть? Я предложил директору написать о нем, она очень обрадовалась и согласовала вопросы. Надеюсь, когда эта история выйдет, она поможет ему найти свой дом.

Вам до сих пор тяжело эмоционально, когда приезжаете в детское учреждение? 

В самом начале работы мне было очень тяжело. Обстановка в детских домах всегда казалась мне очень гнетущей. Сложно было смотреть на детей. Волнительно, тоскливо. Я же с самого начала все это очень близко к сердцу принимал, очень серьезно к этому относился.

Сейчас, за счет того, что атмосфера в детских учреждениях все же меняется, уже становится полегче. Но это все равно непросто. Разговоры с детьми бывают очень тяжелыми.

Например?

Буквально недавно говорил с маленькой девочкой лет пяти. И вдруг она начала говорить о своих страхах. Рассказывать, как с ней обращались кровные родители. У меня аж слезы навернулись… Опущу сейчас подробности, но это было про насилие. Я постарался ее как-то «переключить», поддержать. Но разговор тот запомню надолго.

Вы очень эмоционально рассказываете о каждом ребенке. Пропускаете каждую историю через себя? 

А если не пропустишь через себя, то и видеосюжет о ребенке хороший, честный не получится.

Есть ли что-то, что компенсирует эти переживания? 

Звонки, что детей забрали после моего видеосюжета. Бывает такое, что люди, очень долго искавшие в учреждениях «своего» ребенка, видят того, чью видеоанкету я снимал — и принимают решение.  И если бы не видеоанкета, кто знает, нашли бы они его? А он — их?

Просто дрожь по телу пробегает. В такие моменты сразу думаешь: «Вот это да, вот здорово. Все не зря, все не просто так».

Инструкция или «ключик»?

Как проходит ваш рабочий день? 

Не бывает одинаковых выездов. Каждый день необычный. Конечно, строю примерный план, как буду добираться до детского дома, но на этом все.

Дальше на ходу нужно все согласовать с руководством учреждения, уточнить некоторые моменты. По приезде обязательно просмотреть список детей, которых сегодня снимаю, узнать их особенности поведения, здоровья. Заранее нужно понимать, какой «ключик» подбирать.

А еще надо спросить у воспитателей, о чем можно с ребенком говорить, а о чем нельзя. Потому что первым делом, перед съемкой, у нас всегда проходит интервью, знакомство с каждым из детей. Неаккуратными вопросами можно травмировать ребенка… Например, кого-то можно свободно спрашивать, хочет ли он в приемную семью, а с другим вообще не нужно об этом говорить.

И только на третьем этапе мы приступаем к съемке.

Что нужно учитывать при съемке? 

Во-первых, детский дом — это место, где «режим» — не пустое слово. Дети могут быть в школе, в детском саду, на экскурсии. Или находиться на занятиях, в столовой — на завтраке, обеде или ужине. Съемка, соответственно, отодвигается. Этот момент нельзя не учитывать.

Во-вторых, важно найти общий язык с детьми, которых приехал снимать. Нужно вступить в контакт, пообщаться с ними, узнать их и дать им узнать самого себя. И только после этого начать съемку.

Так за один рабочий день удается снять до 10 анкет. Это если прямо с утра до самого вечера снимать.

И по «инструкции»? 

Ну вот да, по инструкции разве что в кавычках. Все дети разные, и иногда у правил появляются исключения.

Бывает, тебе описывают какого-то ребенка: позитивный, умный, веселый, общительный. Ты приезжаешь, а у ребенка плохое настроение, и ведет он себя совсем не так, как тебе описывали.

А бывает и наоборот. Тебе говорят, что предстоит снимать угрюмого, тихого, закрытого мальчика. Начинаешь с ним общаться, случайно упоминаешь какую-то игру, которая входит в сферу его интересов, — и вы уже практически лучшие друзья.

То есть тут всегда импровизация, все решается по ходу.

«Не надо меня снимать, меня заберет мама»

А если ребенок расплакался и ни в какую не хочет сниматься? 

Для начала, конечно, лучше вообще не доводить ситуацию до такого. Я не должен такие радикальные эмоции у ребенка вызывать, если хочу, чтобы он со мной сотрудничал.

Но если я чувствую, что грань, после которой ребенок расплачется или рассердится, уже близко, могу предложить такой вариант: «Давай я пойду пообщаюсь с другими ребятами и сниму сначала их. А ты посмотришь и решишь — хочешь ли ты так же».

Обычно это помогает. Дети начинают ходить за тобой хвостиком везде, подсматривать, подслушивать. А потом говорят: «Я тоже хочу сниматься! Тоже хочу найти семью».

Бывало такое, что съемки срывались? 

Да, бывало. Не получается преимущественно с теми детьми, которым кровные родители обещают, что, мол, еще чуть-чуть и заберут их назад. И так годами. Поэтому дети отказываются. Говорят: «Мне не нужна съемка, потому что мама скоро меня заберет». Ну вот и что я скажу? Что не заберет?

Я ведь езжу из года в год в одни и те же детские дома. И каждый год вижу одни и те же, только уже повзрослевшие, лица детей. Они сидят там годами. Но не скажу же я об этом ребенку, который искренне верит, что мама его заберет…

Но ведь и съемка — не гарантия того, что ребенка заберут. 

Да, это правда. И важно доносить это до детей. Они не должны строить иллюзий, мол, про меня сняли ролик, а это значит, что меня обязательно заберут домой.

Здесь нужен баланс — нельзя обижать и травмировать, но и врать тоже нельзя.

Мы с вами уже говорили о том, что все дети разные. Но что их объединяет, на ваш взгляд?

Их объединяют стены детского дома. Объединяет эта вот судьба, которая каждого из них туда привела. А в остальном они, конечно, очень разные.

Полная версия интервью — по ссылке 

Фото: gerasimova.photos/Агентство социальной информации

Интервью подготовлено — Агентство социальной информации