Когда в России отменят тайну усыновления. Мнение чиновников и экспертов

Начальник отдела департамента госполитики в сфере защиты прав детей Минобрнауки РФ Ирина Романова поделилась с корреспондентом фонда  “Измени одну жизнь” своим взглядом на проблему. По ее словам, это “сложный и эмоциональный” вопрос, который требует дополнительного общественного обсуждения. Эта тема не самая срочная, но существуют мнения и “за”, и “против”, считает она. Также она отметила, что многие страны, как европейские, так и США, в своем законодательстве эту норму не содержат, и это не приводит к особым проблемам.

“Мое личное мнение, что это правильно, потому что рано или поздно ребенок все равно узнает, что усыновлен. Чем раньше ребенка подготовить к этой новости или решению, тем для него же будет проще в возрасте, когда он достигнет совершеннолетия или раньше, принять своих новых и понять биологических родителей”, – сказала она.

О целесообразности тайны усыновления мы побеседовали Алексеем Рудовым, основателем Школы приемных родителей, руководителем направления развития семейного устройства благотворительного Фонда «СЕМЬЯ», усыновителем.

Алексей Рудов

“Измени одну жизнь”: В “Национальной стратегии в отношении детей” одним из пунктов значится отмена тайны усыновления. По-вашему, отмена тайны должна произойти?

А. Рудов: В вопросе тайны усыновлении масса заблуждений. Чаще всего  сливают в один котёл три принципиально разных вещи.

Первая – это тайна личной жизни (посторонние люди не должны знать, что происходит вмешиваться в дела семьи), второе – органы власти должны соблюдать конфиденциальность полученных данных при любой работе с гражданами, и третье случается ребенку не говорят, что он пришел в семью таким образом (был усыновлен). Это три разных ипостаси.

Первые две дублируются другими нормами закона. Так,  тайна личной жизни защищена  Статьей №137 Уголовного кодекса  РФ – Нарушение неприкосновенности частной жизни. При этом нет разницы – усыновление, болезнь или другая личная информация. Второе – тема конфиденциальности информации, получаемой государственными и муниципальными служащими при предоставлении государственных и муниципальных услуг: у чиновников и судей есть собственные нормы, которые требуют ее соблюдать.

И остается третья вещь, которая никогда не была тайной. То, что усыновители довольно часто не говорят ребенку  об усыновлении. Но это вопрос воспитательных прав и обязанностей. Но, на самом деле, у ребенка есть право знать свою историю, оно закреплено у нас в статье 54 Семейного кодекса (“Право знать родителей насколько это возможно, на уважение человеческого достоинства и т. п. – редакция), в Конвенции о правах ребёнка. Он имеет право знать свою историю.

Однако в  Федеральный законе №143 “Об актах гражданского состояния” указано, что информацию об усыновлении может получить только усыновитель, тем самым право ребенка знать о себе ущемляется. Говорят: ну как же, если он получит информацию, тайна будет раскрыта, некое третье лицо кроме усыновителей узнает. Но, простите, если ребенок обратился, он  уже знает или догадывается, иначе как бы пришла такая мысль в голову?

Почему его должны держать в неведении в отношении самого себя – взрослого, самостоятельного гражданина?

Поэтому первая поправка, которая была предложена – внести правку в Федеральный закон №143 и расширить перечень людей, которые имеют право получать информацию. В частности, сам усыновленный и его потомки. А почему нет? Это естественное право. Никто не ратует за открытое усыновление, когда ребенок сохраняет контакт с биологическими родителями – здесь отдельно люди могут договариваться. Но пока, к сожалению, многие СМИ сваливают всё в кучу – если отменить тайну, то, якобы, будет открытое усыновление, это не так.

Второе важное изменение, — убрать норму, которая в принципе не работает, зато вводит в заблуждение многих людей и создаёт усыновлению ореол ущербности, которую нужно скрывать. Если вчитаться в текст 155 статьи Уголовного кодекса – «разглашение тайны усыновления», то сразу станет видно, что срабатывает она только тогда, когда тайна нарушена не вообще, а с какими-то “низменными” целями, например, присутствует вымогательство. Если вымогательство не установлено, то доказать низменность крайне сложно и на практике наказать разгласившего по этой статье невозможно.

А вообще, по нашему опыту, ребенок должен знать и понимать, что он – приемный. Во-первых, любая тайна в семье – это как мина замедленного действия, которая взрывается в самый неподходящий момент. И не обязательно какой-то злодей должен сказать ребенку. Просто так устроена современная жизнь, что есть масса ситуаций, при которых дети это обязательно узнают. Допустим, лечение или получение ими самими загранпаспорта. Заполняя форму на получение загранпаспорта, нужно указать в отдельной графе меняли ли фамилию. Если не знает, то пишет: не менял. Паспортистка, которая проверяет по базе, не будет интересоваться в связи с чем она менялась, просто придет отказ, в котором будет указано, что форма заполнена недостоверно, фамилия была изменена.

«Измени одну жизнь«: А такие случаи были?

А. Рудов: Да, были. Например, вызывают человека и говорят: вам отказано в выдаче  визы, скажем, в Великобританию – вы меняли фамилию, но не указали. Что, простите, должен думать взрослый человек?

Что касается более младших детей, они тоже быстро это начинают понимать, так как очень наблюдательны. Ко мне на консультацию приходила совсем молодая девушка (15 лет), спрашивала: как мне рассказать отцу, чтобы он – пожилой человек, переживший два инфаркта – не умер, когда я скажу ему, что все знаю?

Приходила другая девушка, она не знала как поговорить с мамой. И рассказала: я смотрю на маму; и когда по ТВ начинается передача про усыновление, мама нервно хватает пульт и переключает канал. Это отражается на лице родителей. Невозможно в своей семье быть штирлицами всю жизнь. Дети будут задавать неудобные вопросы прямо в глаза, на них прийдется отвечать, краснея и бледнея. Можно услышать, когда ребенок выяснит правду, не дай Бог со стороны: ты мне столько лет врала, как я могу тебе доверять дальше?

Другое дело, если дети знают изначально, а не в 14-20 лет, когда это может стать травмой. Для маленьких ведь главное другое; не происхождение, а как их принимают, любят, ценят, считают ли членами семьи, в которой они растут. И простой пример – супруги.  Моя жена, она же мне не родственник. Но это не значит, что я ее не люблю и что она – не самый близкий мне человек. То же и здесь.

Когда скрывают, часто мотивируют так: мы, мол, защищаем наших детей, которые узнают и расстроятся. Но такие люди защищают себя. Они боятся признаться себе и ближайшему окружению, что не способны родить. Это такая ширма – “я соответствую, я полноценный”. Они сами для себя придумывают проблему, а потом ее мучительно решают. И все время находятся в прессинге, не зная откуда правда выскочит – кто появится, что скажет.

Вот, пришел ребенок из школы мрачный и бросил портфель в угол. Что – двойка или сказали? Ну, так? Ведь так?

А дети, от которых и не скрывали, относятся к своему происхождению совершенно спокойно. Есть такая смешная история, когда к шестилетнему ребенку, который знает о своем усыновлении, подошли и довольно в грубой форме сказали: ты знаешь, что ты выкормыш, да? Ну, ребенок довольно спокойно ответил: вообще-то мне папа и мама не разрешают ругаться, но я от этого правила отступлю — тётя, идите в ж…пу. Потому что ребенок ощущает себя в семье ровно так, как его родители. Если они тревожны, боятся, беспокоятся и переживают, ребенок тоже будет делать так. Неважно о чем мы говорим: инвалидность, какая-то национальность, не уважаемая где-то кем-то за что-то. Главное – как родители относятся. Если усыновители сами считают, что они ущербные, то ребенок это будет точно так же ощущать и реагировать, а если нет, то нет.

Например, у нас в классе было два мальчика еврея. В советские годы это было не очень удобно, тем более, тогда шла такая “психологическая война”, когда был открыт кордон и многие уезжали. Отношение было такое: ну и валите отсюда. И вот один из мальчиков гордился, говорил: да, я – еврей, у нас такая-то история, столько-то исторических личностей, и что? А другой, при наличии всех внешних признаков, говорил: нет, у меня в паспорте написано “русский”. Вопрос: кого били?

«Измени одну жизнь»: Второго?

А. Рудов: Конечно. Достают того, кто реагирует. Не того, кто другой, а того, кто принимает на себя этот удар и считает, что он здесь поражён. Это, в принципе, главное, что можно сказать на эту тему.

«Измени одну жизнь»: Бросается в глаза, что среди специалистов мнение “я против тайны усыновления” является общим, тогда как в интернете среди комментаторов часто встречается другое. Например, говорят: тайну нужно сохранить, чтобы защитить ребенка, или я девять месяцев носила подушку под одеждой, я зря что ли старалась?

А. Рудов: Вы ответили на свой вопрос. То есть она подтверждает, что старалась, и, спрашивается, зачем она терпела? Ведь можно было не терпеть. Опять же, это страхи. Люди склонны свои страхи обосновывать интересами детей. Например, вырос ребенок разгильдяем – это в дедушку, зато рукастый – это в меня. Все негативное оправдывается генетикой или чьим-то вмешательством, а позитивное – своими талантами. Это обычно.

Когда люди не вникают, они не понимают как часто ребенок узнает свое происхождение потом; это странная самоуверенность, что это можно в принципе скрыть. Представьте, вот вы не знаете чего-то очень важного, а все вокруг знают. Или, как говорил такой несимпатичный исторический персонаж доктор Геббельс, если какую-то тайну знают более, чем двое, то ее знает и свинья. Извините, при современном процессе принятия ребенка в семью об этом знают минимум 50 (!) человек. И еще от органов госвласти, консульских организаций никакой тайны нет. И это все ударит по уже относительно взрослому человеку.

Мне пишут взрослые, пожилые люди: как мне найти своих родственников? Почему? Ведь когда они узнали, кто они такие, близости и духовных отношений не возникло с приемными родителями. И они ищут просто кого-то, к кому они могут прислониться, к чему могут принадлежать. Когда у ребенка формируется принадлежность, когда его приняли в род – это одно. Другое дело, если семья боится, что не полюбит этого ребенка. Они транслируют свои страхи на него. Так устроена психология передачи поведения при воспитании.

«Измени одну жизнь»: Недавно одна девушка собирала подписи против той самой нормы, которая не позволяет ей узнать о своих корнях…

А. Рудов: Ситуация как-то разрешилась, в том смысле, что планы по отмене тайны усыновления внесли в “Нацстратегию в отношении детей”. В 2014 году как раз собираются это делать. Мы решили что да – мы будем продолжать работать, так как обещать – не значит жениться. Органы власти часто обещают. Хочется довести до конца, чтобы это было управляемым процессом. У нас часто помогли тебе так, что спасибо, лучше бы не надо.

«Измени одну жизнь»: Вы назвали части проблемы. С какой нужно работать?

А. Рудов: Прежде всего, ребенок должен знать о своем происхождении. Он должен иметь право получить по исполнению 16 или минимум 18 лет информацию о себе. Но главное, что в принципе такая статья как тайна усыновления не должна существовать. Она негативно стигматизирует саму идею усыновления, создает тайный способ стать родителем. Усыновление и рождение – это разные вещи. А все тайное ничем хорошим не заканчивается.

В тех странах, где отменили тайну, количество усыновлений выросло. Недавно один депутат говорил, что он против отмены тайны, потому что кто-то не сможет усыновить ребенка. Но если люди не готовы себе признаться в том, что они делают, то это вопрос уже к психологу (может быть к клиническому). Может, это и хорошо, что такие ребенка они не усыновят.

«Измени одну жизнь»: Нужно ли отменить уголовную статью?

А.Рудов: Эта статья дублирует статью о тайне личной жизни. И, потом, она не работает. Чтобы она работала, нужно поймать за руку, если что-то говорили и вымогали. Но если так, то нужно доказать, что связано одно с другим. Из 40 дел, которые мы анализировали за 2008-2010 годы, только 8 дошли до суда, из них 4 кончились принятием решений, из них только одно закончилось реальным сроком. И еще: если человек просто по недоумству сказал? Здесь должны быть низменные или финансовые побуждения. А если просто пришел и сказал, то наверняка ничего не будет. Ведь дело заводят по заявлению, а не по факту.

«Измени одну жизнь»: Последний вопрос. Вы сказали, что когда тема усыновления становится открытее, больше людей решает усыновлять. Кажется, в последнее время тема стала открытие, стали ли больше усыновлять?

А.Рудов: Усыновлять стали меньше. Ценность ребенка не повысилась. Этот процесс должен становиться более естественным. А у нас на Первом канале идут шоу, в которых ничего хорошего нет. И никому не хочется быть в эпицентре скандала: ты усыновил ребенка, значит, должен был быть скандал, битвы и страсти. А еще чиновники. Хотя у нас неплохие законы, но как они интерпретируются и не исполняются – это отдельная песня. Просто ничего не делается.

Мы знаем ребенка, которого забрали из школы (мама села в тюрьму, папа не исполняет родительских обязанностей). Но потенциальному опекуну говорят: нет оснований! Давайте вы пройдете подготовку, ребенок посидит 3 месяца в приюте. А ещё  подушевое финансирование вредит, ведь если нет ребенка – нет денег у учреждения.

А эти учреждения находятся далеко не только в городах, где легко найти работу. Масса школ-интернатов, детских домов в маленьких поселках, – фактически градообразующие предприятия. Сейчас очередной раз столкнулись со школой-интернатом пятого вида. Треть детей – здоровые, без инвалидности, без расстройств. Просто там есть свободные места. Администрация аж подавилась, когда потенциальные опекуны пришли и сказали: хотим взять ребенка на опеку. Сказали: а мы их не отдаем. Им же у нас хорошо, они же специальные, вы не сможете их учить. Такой подход. Недостаточно говорить в верхах или в СМИ, нужно, чтобы руководитель региона или района включался в такие процессы, чтобы  делали не как чиновникам и учреждениям удобно, а как ребенку хорошо.