Дина Сабитова: «Люди находят смысл жизни в уменьшении боли других»

Дина Сабитова, имея двух маленьких сыновей, взяла в семью 16-летнюю девочку, которую вернули в детдом прежние приемные родители. Историю Дины и Люды фонд «Измени одну жизнь» рассказывал в феврале 2013 года. Опыт общения с приемной дочерью также отражен в книге Дины «Три твоих имени». Спустя почти год с момента публикации ее истории Дина рассказала корреспонденту фонда Виктории Полежаевой о поиске себя, гражданских инициативах, приемных детях и книгах о сиротах. 

— Как вы считаете, когда в каких ситуациях или в каком возрасте человек задумывается о том, что оставит после себя? Расскажите, как это произошло с вами?

— Лет до тридцати ты практически бессмертен. С мыслями о смерти играешь, если тебе повезло, то смерть встречается тебе так редко, что не существует. А значит, и мысли о том, “что останется после меня” – очень книжные.

Сейчас, я думаю, что прожила уже больше половины своей жизни, и понимаю, что останутся дети, может быть, книги, может быть, память у бывших студентов.

— Ваша история приемной мамы и дочери — можно ли говорить о том, что ваш опыт удочерения послужил примером для ваших друзей или знакомых?

— Мы все, в любом своем поступке, можем оказаться для кого-то если не примером, то прецедентом. Знать, что вот так можно, что так люди делают, и продолжают жить, и жить нормально, хорошо, – это часто подталкивает к собственному шагу в том же направлении.

Но когда меня спрашивают совета, брать ли в семью подростка из детского дома, я всегда отвечаю очень не восторженно. Потому что нести ответственность за последствия этого решения буду не я, – и ни мой пример, ни тем более советы “берите-берите!” – не могут быть основой такого поступка. Надо понимать, что каждая история принятия ребенка – уникальная в чем-то (несмотря на все обычные этапы адаптации, общие и предсказуемые сложности и т.п.). Мне повезло с легкой адаптацией и прекрасным легким ребенком, но…

Да, у меня есть знакомые, которые говорят, что наша история их вдохновила на перемены в семье. Я этому радуюсь потому, что большая часть этих историй – очень счастливые, и значит, цепочка прецедентов разветвляется.

— Как эта история отразилась в вашем творчестве — вы написали книги «Где нет зимы», «Три твоих имени», «Сказки про Марту», в чем-то еще? Как именно?

— Да, в итоге получились три книги о сиротах. Друзья уже беззлобно подшучивают, мол, хватит уже писать об этом – тема беспроигрышная, но сколько можно.

Я ловлю себя на мысли, что большая часть интересных историй вокруг меня так или иначе связана с этой темой. И потому четвертую книгу не пишу: про другое не пишется, а про сирот – хватит пока….

— Почему, по-вашему, в последнее время становится больше различных благотворительных организаций, волонтеров, людей, готовых помочь незнакомым им людям? Есть ли у вас такие знакомые, как именно и кому они помогают?

— Люди активно ищут смысл жизни. Мало кому везет – мало кто имеет действительно не бессмысленную работу. И когда менеджер, или экономист, или инженер вдруг понимает, что добра от его 8 часов в офисе не прибавляется, а силы и время куда-то уходят, он ищет смысл в чем-то другом. В умуменьшении боли других людей. В увеличении счастья.

Когда мне было 30 лет, я поняла, что моя работа – преподаватель русского языка – в конечном итоге уходит в песок. Студенты мои становятся кем угодно, но не учителями, и смысла выкладываться на занятиях, похоже, нет. В том кризисе я перебрала мысленно все профессии и поняла, что готова все бросить и уйти учиться в медучилище на акушера.

Я этого не сделала, конечно, но ощущение бессмысленности делания почти любой карьеры помню очень хорошо.

У меня широкий круг общения в соцсетях, есть знакомые, которые ищут людей в рамках инициативы “Лиза Алерт”, есть люди, собирающие деньги на лечение детей из детских домов (и не всегда это фонд, часто – просто личная инициатива, основанная на безупречной репутации “собирателя”), есть те, кто помогает подросшим детдомовцам получить образование, есть знакомые, собирающие подарки и пишущие письма старикам в дома престарелых, есть люди, организовавшие на благотворительной основе реабилитационный центр для детей с ДЦП… Есть, кстати, те, кто помогает не людям, а кошкам или собакам.

Наша страна, к сожалению, предоставляет больше чем надо возможностей для приложения своих сил в этих направлениях…

— Как и что, по-вашему, необходимо делать тем, кто задумывается о благотворительности и волонтерстве: обращаться в фонды и сообщества или самому что-то менять вокруг себя?

— Я не знаю, как именно действуют большие фонды. Если говорить о личной удовлетворенности (“я делаю маленькое, но реальное дело”) – то я скорее за маленькие гражданские инициативы. За неофициальные действия. За прямую помощь от человека – к человеку. За гражданские сообщества неглобальных размеров, в которых ты понимаешь, кто и что именно тут делает. За такие сообщества, в которых слово “мы” означает для тебя лица конкретных людей – твоих единомышленников.

— Как надо воспитывать детей для того, чтобы в будущем в России было то общество, которое сейчас принято называть гражданским? 

— Своих детей я стараюсь растить с позиции “каждый человек – ценен”. Я думаю, что очевидная мысль – “каждый человек ценен” – имеет два следствия. Если человек – ценность, то он должен жить в условиях, достойных человека. И – если человек ценен – то он многое может.