Анастасия Абрамова: «Лера услышала меня на расстоянии»

Лера родилась в благополучной семье, но сразу после рождения осталась одна. Искать приемных родителей помогала подруга ее кровной матери

Видеоанкету девочки, созданную фондом «Измени одну жизнь», увидела Анастасия Абрамова @anastasia_idol из Москвы. Слова о скорой встрече Анастасия говорила Лере вслух, находясь от нее за тысячу километров. И девочка услышала их. Об этом Анастасия рассказывает в интервью нашему фонду.

2021-й станет первым Новым годом, который Лера встречает в любящей семье. Пожелаем ей и маме здоровья и счастья!

Поняла, что это моя дочка

Однажды в Инстаграме я увидела фотографию Леры, а затем и ее видеоанкету на сайте фонда «Измени одну жизнь».

Я всегда думала о том, чтобы усыновить ребенка. Внутренне приняла решение о том, что рожать не буду, а возьму из детдома. Так оно и получилось.

Дело было так: подруга Лериной мамы попросила команду фонда «Ты ему нужен» распространить информацию о девочке, и сотрудники разместили пост о Лере с ее видеоанкетой, созданной фондом «Измени одну жизнь».

И когда я посмотрела видео, просто поняла, что Лера – мой ребенок.

Родители дали ей жизнь и имя

Лера жила в доме ребенка в Ростовской области. Она родилась в благополучной семье, ее родители – юристы, живут и работают в большом городе.

Они дали своей дочери жизнь и имя Лера, но сразу после рождения отказались от нее из-за того, что у девочки синдром Дауна. Испугались и оставили ребенка, сказав, что могут помогать Лере материально. Родные бабушки и дедушки не захотели растить и даже видеть внучку.

До сих пор со мной никто из родственников Леры не выходил на связь. Более того, я попросила сотрудникам местной опеки передать родителям Леры мои контакты на случай, если они захотят общаться с дочерью. Я не буду против.

Подумала, может быть, они боялись, что не справятся с воспитанием дочери, но будут поддерживать контакт с ней. Однако ее родители дали понять, что общаться с дочкой не желают.

Без сомнений

Из-за карантина были сложности с посещением Леры в доме ребенка. Процесс сбора документов был небыстрый.

Я увидела фото Леры в сентябре 2019 года, а забрала только в июле 2020. Прошла психологическое обследование, поскольку органы опеки сказали, что отдают особых детей только «суперпроверенным кандидатам».

Лера на руках у няни в доме ребенка.

Я работала няней 15 лет, и опыт воспитания детей есть. А у моих друзей в семье растет кровный ребенок с синдромом Дауна. И я вижу, что мои друзья справляются, любят дочку, воспитывают ее, развивают, заботятся о ней. Поэтому сомнений в собственных силах у меня нет.

Лера услышала меня на расстоянии

Признаюсь, что когда я ждала встречи с Лерой (ровно 9 месяцев), у меня возник страх, что девочка уйдет.

Не в смысле того, что ее заберут другие родители, а то, что ее просто не станет. Это был животный страх, я звонила в опеку, спрашивала, как там Лера.

Мне говорили, что она просто лежит и ни на кого не реагирует. Тогда я поняла, что должна прийти на помощь и забрать ее.

Мысленно я говорила Лере: «Я скоро за тобой приеду! Я скоро за тобой приеду!» И Лера меня услышала на расстоянии, представляете! Начала реагировать на окружающих.

Тогда я поняла, что между нами сложилась невидимая связь в момент, когда увидела ее фото. Моя привязанность сформировалась с самого начала.

Ни одной улыбки в доме ребенка

Помню, что до конца не верила в то, что еду за Лерой. Наконец-то!

Процесс сбора документов длился 9 месяцев и казался бесконечным. Но все свершилось, и вот я еду в такси из Ростова в Новочеркасск, чтобы встретиться с девочкой. Путь от машины до ступенек дома ребенка вообще казался сном.

На фоне карантина посещение было ограниченным, поэтому не могу составить свои впечатления. Внешне дом ребенка напоминает детский сад, других ассоциаций нет.

Скоро домой!

Пока я ждала Леру, других детей выводили на прогулку, и каждый спрашивал вслух: «Это моя мама?» Было очень тяжело.

Дети должны жить в семьях, а не в учреждениях. Им нужен человек, на которого они смогут опереться, ориентироваться в жизни.

Даже в небольших детдомах нет ощущения семьи. Воспитатели сменяют друг друга, чувство привязанности не возникает. А без этого чувства ребенок не может развиваться. Первое время Лера бежала обнимать каждого прохожего. Ей важно присутствие значимого взрослого в жизни.

На детской площадке в Новочеркасске я не видела ни одной улыбки, все с потухшими глазами.

В первое время не слезала с рук

Лере было 4 года, но по физическому развитию (она была крохотной в буквальном смысле) напоминала годовалого ребенка. Очень худенькая, очень маленькая. Рост был около 83 сантиметра, вес 9 килограммов. Передвигаться могла только с опорой, самостоятельно есть не умела, говорить тоже.

Сейчас она поправилась на 6 килограммов (за 5 месяцев) и выросла на 12 сантиметров, чему способствует не только семья, но и медицина. Лере очень помог курс рефлексотерапии, она стала быстрее развиваться.

Лера в Москве, с мамой.

Удивительным для меня стало то, что Лера в первое время вообще не слезала с рук. Постоянно висела на мне. В видеоанкете она выглядела спокойной, да и в доме ребенка вела себя очень тихо и сдержанно.

Но дома полностью изменилась, стала громко кричать, особенно вечером. Много и громко плакала, даже орала.

Один раз она меня вывела на улицу, мы пошли в парк, где она час кричала и ревела. Проблема была в том, что я ничего не могла сделать. Ни обнять, ни взять, ни успокоить. Ей нужен был час, чтобы прокричаться. Я просто стояла рядом и ждала.

Она страшно скрипит зубами, когда засыпает. Специалисты связывают это с психологическим напряжением. Она до сих не может полностью расслабиться. Когда Лера укладывается спать, засыпает, но потом снова начинает скрипеть зубами.

Я не одна 

Я готовилась к тому, что скоро у меня появится ребенок. Много работала и мало тратила, чтобы скопить деньги, оставить работу и всецело заняться дочкой, поскольку другого пути быть не может.

Потратила часть денег и купила кроватку, много игрушек и обустроила комнату для Леры. Друзья, знакомые дали мне еще вещи, одежду в достаточном количестве.

Мои родители живут не в Москве, но они поддержали меня в этом решении и очень обрадовались приходу Леры в нашу семью. Моя мама сто раз пересматривала видеоанкету, ее нисколько ни смутил диагноз девочки.

Дома Лера стала быстро подрастать, развиваться, меняться.

Что касается помощи, то в Москве у меня есть близкая подруга и двоюродная сестра. Обе помогают мне, я не одна с ребенком.

Мне рассказали, что в ваш фонд пришло письмо с возмущением, что особых детей снимать не надо, все равно их не возьмут, снимайте, мол, только здоровых ребят. Я скажу так. Это абсолютная глупость.

Получается, что особых детей нужно прятать? Все дети прекрасны. И все имеют право на родителей.

Конечно, Лера отличается от других ребят. И она привлекает к себе внимание в обществе: одни смотрят с украдкой, более открытые люди начинают приветливо улыбаться, а, например, беременные девушки смотрят с испугом..

Но это моя дочь, я ждала ее, мы вместе. И именно фотография, видеоанкета помогли мне увидеть ее и встретиться нам вместе, чтобы уже не расставаться.

Все фото — из семейного архива Анастасии Абрамовой.

Комментарий эксперта

Фото — из личного архива Арины Покровской.

Арина Покровская, психолог

Люди из социально благополучных семей могут отказываться от ребенка со сложными диагнозами по разным причинам. В основе отказов всегда страх.

Далее идут более сложные реакции — диагноз ребенка как маркер неуспешности, своеобразного провала. Стыд за этого «неправильного» малыша.

Тревога по поводу существенных изменений в жизни. Для людей, которые привыкли все контролировать, это может стать значимым фиаско — что после родов все пойдет не просто не по плану, а так, как никогда не было ни в семье, ни в их окружении.

Это действительно пугает людей.

Также бывают пары, не уверенные друг в друге. Такие люди даже в браке бессознательно не готовы опираться на партнера и в горе, и в радости. Точнее, в радости это легко — когда ты уверен, успешен и здоров.

А вот с больным ребенком на руках, чья реабилитация может занять годы, это архисложно — сохранять ту же внешне идеальную пару. Ясно, что супругам придется говорить о тяжелых вещах, прикасаться к своим болевым точкам.

И здесь часто тому партнеру, кто больше «за ребенка», страшно, что второй не поддержит и даже бросит в ужасной ситуации…

Многие незрелые родители опасаются реакции родных в случае рождения ребенка с тяжелым диагнозом. Например, мать может ощущать вину, что родила не здоровенького, а больного малыша. А отец может стыдиться, что его генофонд настолько неудачный.

Это все бессознательные страхи. Ведь при здравом размышлении ясно, что ни отец, ни мать не виноваты в рождении ребенка с ДЦП или иными нарушениями. Но переживания такого рода могут также вести к отказу от ребенка — как будто убрав этого малыша из своей реальности, можно избавиться и от тяжелых чувств.

Это иллюзия. Такие родители никогда не забывают о случившемся. Это все равно, что жить внутри с бомбой замедленного действия.

Кто-то пытается ее заглушить работой, новыми детьми, разводом или алкоголем. Но если мы не слышим часовой механизм, это не значит, что бомба обезврежена.

Да, особый ребенок в российском обществе часто как клеймо. Его родители ощущают себя вышвырнутыми из привычного контекста. Они настраивались на радость, а получили непростого малыша.

Они часто не могут быстро адаптироваться и найти поддержку профессионалов. Как отвечать на поздравления и вообще рассказать близким, как обращаться с ребенком, какой нужен уход и какие прогнозы, как справиться со своими чувствами и принять — и себя и малыша, никого не обвиняя? Это сложно, но посильно.

Поэтому финансово успешная семья вовсе не обязательно обладает нужными эмоциональными ресурсами, увы. И таким семьям тоже очень нужна поддержка в принятии малыша с особыми потребностями, начиная с врачей, ведущих беременность и принимающих роды и заканчивая специалистами в детских поликлиниках и других социальных учреждениях.

Они должны знать нужные фразы и контакты, которыми можно быстро поддержать семью, помочь родителям справиться с ситуацией без отказа.

Если же семья не может на это решиться, то мы должны цивилизованно помочь семье передать ребенка на усыновление, сохраняя с ним теплую связь.