Женя Снежкина: Самый страшный день

Женя Снежкина — журналист, мать троих детей: Елизаветы, Йиржи и Северина. С 2008 года она живет в Праге — там, откуда родом ее муж Ондржей Соукуп, журналист чешской газеты «Господаржские новины». Один из детей в их семье, Йиржи (Юра), — приемный. Женя согласилась завести блог на портале «Измени одну жизнь», чтобы регулярно рассказывать свою историю усыновления.

• Первый ребенок, которого вынесла нянечка, оказался нашим сыном
• Рыжая звезда
• Забег по врачам
• «Голова круглая. Родной»
• Интернет-сообщники. Как сетевые друзья помогли в усыновлении
• Взятки и интересы ребенка

Ночь у нас с мужем ушла на то, чтобы переварить тот факт, что нам отказали в информации о ребенке на основании соблюдения интересов этого самого ребенка, а потом тихо попросили за то же самое денег. Но мы не сдались. К счастью, закон в России устроен таким образом, что усыновитель может попросить информацию о кандидате не только у регионального, но и у федерального оператора.

Для москвичей это счастье, потому что федеральный оператор базы данных о детях, оставшихся без попечения родителей, находится в Москве, в одном из кабинетов Министерства образования. Некоторое время у меня ушло на то, чтобы дозвониться, но потом сотрудница любезно выслушала меня и назначила время аудиенции — через две недели после разговора (никогда не забывайте, какое значение для усыновителя играет фактор времени!). И вот побродив по коридорам Минобраза, я добралась до заветной двери. Сотрудница министерства очень внимательно и сочувственно выслушала меня, посмотрела наши документы, записала все данные кандидата и сказала, чтобы я приходила за информацией в конце недели.

Представьте, что вы собирались делать что-нибудь очень тяжелое и очень неприятное – разгружать вагон гнилой картошки, например. Вы долго к этому готовились, прикидывали, как сделать так, чтобы нести было не очень тяжело и вонь не била в нос, а когда вы собрались с силами и пришли в указанное место, вам вместо вагона гнилой картошки подарили корзиночку свежей клубники. Вот приблизительно такие чувства испытала я после встречи с федеральным оператором.

На следующую встречу я не шла, а бежала. Я мысленно подгоняла поезда в метро, была страшно недовольна медлительными пешеходами и тем, что среди бела дня их на Тверской пруд пруди. В результате я оказалась в здании министерства на час раньше, час мерила шагами площадку около бюро пропусков и думала только о том, что завтра, ну, в крайнем случае, послезавтра, я увижу своего сына. Наконец меня впустили, я добежала до кабинета, сотрудница протянула мне бумагу с информацией.

В бумаге было написано, что рыжий ребенок, которого я в тайне уже считала своим, находится в терминальной стадии СПИДа.

Я тихонько положила бумагу на стол и промычала что-то о том, что мне надо подумать. Потом встала и поехала домой.

Я ехала домой и думала о том, что я очень боюсь смерти. Я боюсь своей смерти и смерти своих родных. Я боюсь смерти незнакомого мне ребенка. Я представляла себе каково ему там, в больничном боксе, умирать одному, без прикосновения теплых рук, без того чтобы кто-то был рядом и вовремя давал попить, без знакомого голоса, без слез. Совсем тихо умирать.

Я представила себе, как «заберу» его. Домой его умирать все равно никто не отпустит, ну получится у меня перевести его в другую клинику. Я буду ездить туда каждый день, сидеть около его кроватки, гладить по руке (это если пустят врачи), каждый день все силы и внимание мое и моих родных будет приковано только к маленькому боксу, в котором лежит малюсенький рыжий человечек. И каждый день я буду отвечать на невысказанный вопрос дочери, мужа, мамы, папы «Ну как? Уже все?». И если нам повезет, то когда наступит агония, я смогу взять его на руки и мое сердце услышит последний удар его сердца.

А потом я подумала о своей дочери. Что с ней будет, если я принесу домой смерть? Сможет ли она вынести то, что я сама даже не представляю как пережить. Можно ли заставлять четырнадцатилетнего подростка переживать за смерть маленького ребенка? Не потому что так жизнь сложилась, и родственник заболел, а потому что это был сознательный выбор родителей.

Обо всем том мы весть день и всю ночь говорили с Ондрой. И не было в нашей жизни страшнее того дня и той ночи. Пережить нам эту ночь помогла Елизавета Глинка, которой я от отчаяния написала и попросила совета. Доктор Лиза нашла слова, чтобы объяснить нам, что каждый может делать то, что в его силах, а что выше сил – лучше не делать.

Так за одну ночь я осознала все свое ничтожество, бессилие, трусость. Я дотронулась до пределов себя. Я поняла разницу между собственным идеальным представлением о себе и о своих реальных возможностях. Это был самый жестокий урок за всю мою жизнь. На следующий день я позвонила оператору и отказалась от встречи с рыжим. Я всю жизнь буду помнить о нем и о том, как я виновата перед ним.