Блог Надежды Манаковой. Часть 7. Первая встреча с Кристиной

Читать все записи в блоге Надежды Манаковой

24 сентября 2014. Среда. Погода почти еще летняя, солнечно и сухо. В дом ребенка нам нужно приехать до 12.00, так сказала зам. главврача Н. Н. Поэтому едем с утра вместе с Ромой, чтобы после обеда успеть заехать к Косте в детдом.

Дом ребенка, где жила Кристина.

Едем. Странно, не ощущаю никакого волнения. Совсем. Все удивительно обыденно, как будто мы частенько навещаем дома ребенка, чтобы познакомиться с будущей дочкой. Приехали. Никак не находится нужный адрес. Увидели очень страшный и облезший 3-х-этажный дом с безобразной территорией вокруг, с зарослями бурьяна за ржавой металлической оградой. У меня «екает» — здесь в этом ужасном месте наш ребенок! Хотя в глубине души я понимаю – не может такое заброшенное здание быть домом ребенка, ведь у них проверки, финансирование и т.д. Так и оказалось, вовсе не этот дом, а следующий.

Следующее здание окружено глухим бетонным забором, который мы все обходим, обходим, возвращаемся назад и не можем найти вход. Нигде ни вывески, ни таблички, ни калитки… Наконец, видим кнопку около неприметной узкой двери без опознавательных знаков, звоним. Выходит женщина, но не из-за двери, а раздвигает огромные ворота, предназначенные для въезда машин. Короткие переговоры и она впускает нас внутрь. Мы оказываемся… в настоящем КПП! Да, ни сколько не вру! Как блокпост, или как вход в тюрьму, не знаю, с чем сравнить. Внутри все обжито, обустроено так, что видно – здесь ночуют, грудью охраняя вход в дом ребенка от ненужных посетителей. Печка, лежанка, посуда, холодильник. В дом ребенка никак не попасть, минуя это место, и у меня мелькает мысль, что возможно у тетеньки есть оружие.

Охранница звонит начальству, согласовывает, можно ли нас впустить. Отмечаю про себя, что она говорит по телефону: «К Мещеряковой!», а не к Кристине Мещеряковой, как я ей сказала. Это мне почему-то режет слух. И позже, уже в самом доме ребенка несколько раз сказано: «К Мещеряковой!», «Принесите Мещерякову!». Имя ребенка не произносят ни разу. Я уже поняла, еще со времен поездок в больницу, что именами детей не пользуются, не принято это. Все равно коробит. Нас пропускают, через двор. Здание очень большое, огромная территория с яркими игровыми комплексами. В коридорах гулко и голо, по-больничному казенно. Не знаю, может в комнатах, где дети, красиво и уютно, но мы туда не попали. Вообще поражает тишина. Ни в первый, ни в последний свой приезд я не услышала ни одного звука присутствия детей.

Нас с мужем проводят в кабинет, знакомимся с Н. Н – заместителем главврача. Далее 40 минут уходит на ожидаемое: «А зачем вам это нужно?», «ребенок тяжелый», «наследственность очень отягощена», на зачитывание диагнозов один страшнее другого. Особо запомнилось: «На ножки не встает, и не факт, что встанет!» (Ребенку год!). И еще: «У нее специфическое смешанное расстройство психики. Вы понимаете, что это значит? А то, что ребенок неадекватный! Она неадекватно реагирует на общение! Не хочет общаться, не хочет, чтобы брали на руки… А вы знаете, во что это все может вылиться? А если это аутизм?»

Еще врач говорит о пороке сердца, о том, что неизвестно, какие будут последствия, что возможно, понадобится операция, что глазки больные, практически все внутренние органы чем-то «поражены и воспалены»…

Кристина в доме ребенка.

На мой вопрос «почему у такого страшно больного ребенка нет инвалидности?» вразумительного ответа не получаю. Я вижу, как все больше теряется и впадает в панику мой муж. Если бы ни я, он бы бежал отсюда без оглядки. Мне тоже страшно, но я знаю, что на самом деле все может быть и не так, или не совсем так. Я к этому была готова, я — «продвинутый» кандидат в опекуны, изучивший, все, что можно найти на просторах Интернета.

Мне рассказали, как запугивают «диагнозами», как тяжело расстаются детдома с детьми, борются за каждого ребенка, ведь финансирование «подушевое». Более того, я слушаю зам. главврача, и у меня появляется какое-то странное чувство, что эта добрая женщина запугивает нас как-то без удовольствия, без остервенения, что ли. Что это так принято у них, входит в ее обязанности и делает она это так «тепло» и «по-доброму», как только возможно. Что на самом деле она очень хочет, чтобы мы не испугались и забрали Кристину.

Я прошу показать нам ребенка. Н.Л. уходит, и тут же возвращается с девочкой на руках, значит, она была где-то совсем рядом, опять поражаюсь я – детей совсем не слышно. Кристина сидит очень смирно и тихо. Крохотный мышонок. Совсем непохожа на девочку на фотографии из опеки. Очень маленькая и худая. В дурацких ползунках на завязках, где они берут эти старинные ползунки? 11 дней назад ей исполнился годик, а на вид —  месяцев семь.

Смотрит серьезно и пытливо. Моментально она вычленила новые лица – меня и Рому, и уставилась на нас. Смотрит прямо в глаза, переводя взгляд с одного на другого. Затем ее внимание переключилось на телефон, который Рома теребил в руках. Она даже потянулась к нему рукой. По-моему, вполне адекватное поведение обычного ребенка, наш Мишка вел бы себя точно также. Переглядываемся с мужем, пытаюсь понять, что он чувствует – у него глаза блестят. Я прошу Н. Л. дать мне Кристину, но она не разрешает, говорит, что: «Девочка горячая, кажется у нее температура». Просим разрешение сфотографировать, торопливо делаем несколько снимков и Н.Л. быстро уносит ребенка из кабинета. Все свидание продлилось не больше трех минут.

Кристине 4 года.

Пока мы одни, я обнимаю моего любимого мужа, у него реально текут слезы по щекам! Вытираю их ладошкой. Короткий разговор о диагнозах. Успокаиваю, расшифровываю непонятное, говорю о тех, которые были и у наших детей. «Забираем?», «…Забираем…». Вот и все наше совещание. Даже если болезни подтвердятся, ну, будем лечить. Возвращается Н.Н.. и я говорю, что мы готовы подписать согласие. «Прямо сейчас?!», — удивляется она, и напоминает, что мы имеем право на раздумье еще 10 дней. Но мне кажется, что на самом деле она довольна. Я подписываю согласие, которое нам нужно опять везти в Кристинину опеку, чтобы процесс пошел. От дома Кристину отделяют ровно 2 недели.

P.S. Почти все страшные диагнозы куда-то подевались. Мы наблюдаемся только у невролога, но этого не избегают почти все дети. Дома, через два дня Кристина научилась улыбаться, смеяться и плакать, через неделю научилась ползать и вставать на ножки. Через 2 месяца начала ходить и бегать. Через полгода выросла почти на 10 см, а ее вес удвоился. Не разговаривала, правда до 3 лет почти, но сейчас это самый болтливый человек в нашем доме!

Каждый ребенок мечтает о том, чтобы жить в семье. Не каждый может стать приемным родителем, но каждый может помочь