«Убить — хотела, а вернуть в детдом — никогда»

Приемная мама из Краснодара с потрясающей откровенностью рассказала о трудностях воспитания подростка, о чудесном исцелении девочки-инвалида и о том, почему с приемными детьми сложнее, чем с кровными. Историю усыновления, похожую на исповедь, читайте на сайте фонда «Измени одну жизнь».

Все имена и фамилии изменены по просьбе героини статьи.

«Усыновление — это стопроцентная ответственность за ребенка, а значит, и стопроцентная готовность ему помочь».

«Однажды, когда Сергею было 8 лет, он держал мою маленькую биологическую дочь над землей на высоте 14-го этажа и с демоническим лицом смотрел, как она извивается и кричит от ужаса. Ей тогда было два года, а я была на восьмом месяце беременности. Прибежала на нечеловеческий крик дочери, увидела ее глаза. Я смотрела, как она вырывается, понимала, как трудно ему ее удерживать, — мог уронить, даже не намереваясь. У него было лицо человека, наслаждающегося властью над жизнью. Я ровно и спокойно уговаривала Сережу, чтобы он затащил ее через перила обратно на балкон. Слава Богу, все закончилось хорошо. Я почти не ругала его: горе во мне было столь сильным, что внешней реакции не было. Я потом наедине с собой постигала, что это был мой сын. И неважно, что приемный… Сейчас ему 14, он невероятный красавец, джентльмен, с самой доброй и отдающей душой, с молитвой начинающий и заканчивающий день».

Ольга Владимирова из Краснодарского края — многодетная мать. В семье растут 12-летняя Татьяна, 10-летняя Настя, 14-летний Сергей и 5-летний Иван.  Взрослая дочь Юлия уже несколько лет живет отдельно, но регулярно видится с мамой, навещает и крестница Даша. Трое из детей Ольги в прошлом были сиротами, и она давно не смотрит на проблему сиротства сквозь розовые очки: «Приемное родительство — это адски тяжелая работа, в том числе над собой. Сейчас я оглядываюсь и понимаю, что ничто не дало моей душе так много мощных уроков, как опыт приемной матери. Мы с детьми многое пережили и стали друг другу родными».

«Нянечки перестали стесняться…»

Все начиналось много лет назад, когда Ольга Владимирова еще училась в университете.

— Я рано осознала, что кровь — это не основа для близости, что свою стаю надо собирать, и никогда не исключала для себя возможность стать приемной матерью, — делится Ольга. —  На втором курсе я впервые в качестве волонтера пришла в ближайший дом ребенка — тогда все было проще, не нужно было собирать документы, чтобы войти в детское учреждение. На свою стипендию я покупала детям краски, карандаши.

Девушка окончила университет, устроилась на работу, вышла замуж. Карьера пошла в гору — вскоре Ольга стала руководителем отдела крупной компании, много работала и хорошо зарабатывала. Частенько наведывалась в дом ребенка.

— Постепенно я поняла, что подарки абсолютно бесполезны для детей и ничего не меняют, — рассказывает Ольга Владимирова. — Игрушки, особенно с мелкими деталями, нянечки убирают на верхние полки и достают лишь тогда, когда приезжает проверка или гости. Сделать жизнь детей чуть лучше могла бы хорошая еда, ведь детдомовцы склонны заедать эмоциональный голод. Но купленные хорошие продукты, увы, до них просто не доходят…

Осознав бесполезность своих предыдущих усилий, Ольга, теперь уже с мужем Алексеем, решили своими силами сделать ремонт в одной из групп дома ребенка.

— Мы не смогли найти хорошего прораба, и я, тогда уже беременная, решила сама организовывать и контролировать все работы, — рассказывает она. — Я каждый день приходила в группу, знала и малышей, и педагогов. Постепенно они привыкли ко мне и перестали стесняться: работали с детьми так, как привыкли, не оглядываясь на то, что рядом посторонний. Непослушного мальчика, который боялся темноты, запирали в шкафу — он кричал там чуть ли не до потери сознания. Того, кто боится воды, в виде наказания сажали в ванну и так далее. Я увидела там много совершенно ненужной, лишней жестокости. Дом ребенка — это настоящий ад для детей. Педагоги искренне считают, что здешние дети — это отбракованный материал, из них все равно не выйдет ничего хорошего. Поэтому свою задачу они видят в том, чтобы как можно скорее вогнать малыша в послушание, сделать его «удобным». Конечно, в такой системе дети не развивались, приобретали диагноз «задержка развития». Никто им не читал, не включал музыку… Только режим и только послушание.

Татьяна

За время, пока шел ремонт, Ольга обратила внимание на одну из воспитанниц. Татьяна считалась больной — в свои 1 год и 7 месяцев отставала в развитии, страдала от сильной аллергии.

— В этой девочке  я увидела огромную, несгибаемую силу духа, — рассказывает Ольга Владимирова. — Она не  ломалась, несмотря ни на какие обстоятельства. Ее наказывали, а она все равно делала по-своему. К примеру, Таня грызет яблоко, а нянечка пытается его отнять, так как время приема пищи прошло, — Таня бьется за это яблоко изо всех сил, кричит, дерется, кусается… Хочет досидеть свои две минуты с куклой, хоть пришло время обедать, — и ни за что не оставит игрушку, как бы ни отбирали. Такие ситуации случались по много раз в день. Персонал вскоре понял, что ей проще уступить, чем каждый раз сражаться, и махнул на нее рукой, записав в «ненормальные».

Ольга рассказала о воспитаннице мужу. Сказала, что, по ее мнению, в таких обстоятельствах нельзя вести себя более адекватно, чем эта маленькая девочка, и что ей очень не хочется в конце концов увидеть, как система сломает и этого ребенка. Супруги приняли решение удочерить девочку.

Пока семья собирала необходимые документы, подошел срок родов, и у Владимировых появилась маленькая Настя.

— Пожалуй, только с ней я познала абсолютное счастье материнства, — делится Ольга. — В течение первых 40 дней ее жизни я наслаждалась общением с дочерью, пела ей песни, поставляла ее лицо солнышку… В квартире было чисто (для меня это важно), Настя была спокойна. На 41-й день Настиной жизни мы забрали Таню, и наша жизнь превратилась в сплошной хаос и истерику. Я не скрываю того, что воспитывать приемных детей мне было намного сложнее, чем биологических.

Когда Таня попала в семью Владимировых, ей было уже 2 года. Девочка почти не разговаривала и была очень эмоциональной, адаптация проходила непросто для обеих сторон.

— Она изо всех сил защищала свои границы. Мы постоянно слышали крики «Хочу!» и «Не хочу!», все это сопровождалось истериками, — вспоминает Ольга. — Жили как на вулкане: пять минут тишины — десять минут крика. Конечно, никто из нас и не ждал от ребенка никакой благодарности, но к таким бурям мы оказались не готовы и считали, что не заслужили всего этого. Сейчас я понимаю, что Таня просто оттаивала после двух лет жизни в доме ребенка: она ведь не умела иначе выражать свои чувства. А тогда я то впадала в ступор, то испытывала жуткие приступы гнева, то молилась и просила у Бога прощения за ненависть к своему ребенку.

По наблюдениям Ольги, приемные дети всегда непросто адаптируются в семье, и период адаптации тем дольше, чем больше времени малыш провел в детском доме.

— Первый месяц дома все мои дети вели себя идеально, — рассказывает она. — Но как только ребенок начинает верить, что ты теперь его мама, он расконсервирует всю свою боль. Так было с Таней, так было потом и с Сережей, и с Юлей. Начался ад…

Ольга не скрывает, что иногда ей было настолько тяжело, что доходило даже до рукоприкладства.

— Я тогда многое узнала про саму себя, — говорит она. — До появления Тани я считала себя хорошим добрым человеком, хоть в рекламе снимай. Теперь же меня иногда сотрясала настоящая ненависть — во мне словно поднималось все, что я не выплакала раньше. После таких вспышек гнева я раскаивалась и просила у дочери прощения. Она всегда прощала меня, не верила в то, что я могу быть злой. Говорила: «Все хорошо, мама, ты самая лучшая». А я ходила в храм и каялась…

«Воспитывать приемных детей мне было намного сложнее, чем биологических».

Прошло почти два года, прежде чем все привыкли друг к другу. Постепенно истерик и криков в доме стало меньше, а радости — больше. Все неприятные диагнозы Татьяны были сняты уже через год после удочерения.

Сейчас девочке 12 лет, она неплохо учится, занимается прикладными искусствами.

— Таня — удивительно честный ребенок с великой силой прощения, — описывает свою дочь мама. — Я не сомневаюсь, что если в старости я попрошу детей подать мне пресловутый стакан воды, то сделает это именно Танечка. Это фантастическая красавица, талантливая, сильная духом и при этом очень ранимая. Она как река Волга — глубокая, спокойная, молчаливая, очень отдающая.

Вопреки опасениям родителей, хорошо сложились и отношения между Татьяной и Настей. Между ними почти два года разницы, но Таня сразу приняла Настю. Между сестрами нет и не было ревности — они очень близки друг другу.

Даша

— Когда Тане исполнилось 4 года, а Насте – 2, я решила навестить дом ребенка, которому мы помогали, — продолжает рассказывать Ольга Владимирова. —  Мы с педагогами сели пить чай, вокруг играли дети. Вдруг ребенок, который сидел, развернувшись к какой-то полке, упал прямо на нее лицом. Лежит, не встает, не плачет. Воспитательница подошла, подняла полку, поставила на место упавшие игрушки и лишь потом наконец взглянула на ребенка. «Кто это?» — спрашиваю я. «Да никто», — ответили мне. А я уже увидела огромные черные глаза — живые, умные.

Малышка Даша в свои полтора года весила пять килограммов. Девочка страдала редким заболеванием — артрогрипозом. Суставы конечностей у нее не развивались, и крохотные ручки и ножки висели неподвижно. Воспитатели сочли, что заниматься ею бессмысленно. В детских учреждениях такие дети обычно просто лежат в кроватках, иногда их переворачивают, иногда выносят погулять на улицу. Интеллект у малышей с артрогрипозом изначально сохранный, но уже через некоторое время перестает быть таковым: часами неподвижно лежа в кровати и глядя изо дня в день на один и тот же потолок, дети не развиваются. Отказники с диагнозом «артрогрипоз» в детских учреждениях редко доживают до совершеннолетия — чаще умирают в подростковом возрасте.

Ольга и Алексей решили показать девочку авторитетному краснодарскому врачу-ортопеду. Его заключение прозвучало как приговор: ничего не поделаешь, вылечить такое невозможно. Небольшой шанс на относительно нормальное передвижение есть, но только в том случае, если каждый год делать сложные и дорогостоящие операции по замене суставов. Реабилитационный период после каждой будет длиться полгода и  сопровождаться болями. «Стоит ли таких мучений сомнительный шанс на ограниченное передвижение? — спрашивал доктор. — Девочка бесперспективна. Забудьте и живите нормальной жизнью». А увидев в окно, как Ольга плачет под окнами больницы, врач догнал ее и еще раз повторил: «Ничего у вас не получится».

Но забыть не получалось, и Владимировы думали, как им помочь Даше. Вывезти девочку на обследование в Германию им не удалось — слишком много условий нужно было соблюсти.  Тогда супруги решили показать ее отцу Георгию из Свято-Духова мужского монастыря в г. Тимашевске Краснодарского края, известному своим даром исцеления (тогда знаменитый травник был еще жив).

— Попасть к нему было непросто: люди ждали своей очереди неделями, но так сложилось, что мы приехали в монастырь и нас сразу провели к настоятелю, ждать совсем не пришлось, — рассказывает Ольга. — Отец Георгий посмотрел на Дашу и сказал: «Да что там врачи понимают! Будет ходить!» Он назначил ей лечение травами — настои, обертывания, обтирания, молитвы. Но у меня на руках тогда было двое малышей, и я понимала, что просто не потяну столь сложный уход за ребенком-инвалидом — заботиться о Даше нужно было постоянно, каждый час, каждую минуту. Муж работал с утра до вечера.

Владимировы нашли решение. Они наняли для ухода за ребенком знакомую семью Нигматулиных. Зарема тогда работала нянечкой младшей дочери семьи Владимировых, а Руслан — рабочим на стройке. Их дети выросли, а сил еще было много. «Я увидела в Нигматулиных порядочность и готовность помочь ребенку», — говорит Ольга. Владимировы сняли Нигматулиным квартиру в Краснодаре — подыскали жилье с хорошим ремонтом, платили зарплату.

— Сначала Нигматулины взяли Дашу под опеку, — рассказывает Ольга. — Ей тогда было почти два года, но выглядела она на шесть-семь месяцев: не говорила, могла лишь сидеть и кушать из бутылочки. Зарема и Руслан не видели в ней инвалида, они отнеслись к ней как к обычному ребенку — полугодовалому малышу. Помню, на Дашу надевали белую косыночку, и Руслан без устали восхищался: «Красавица наша!» Они очень полюбили девочку, просто души в ней не чаяли. А я стала ее крестной матерью.

Зарема ухаживала за малышкой, точно следуя предписаниям отца Георгия. Чудо случилось не мгновенно — оно происходило день за днем, час за часом. То ли лечебные травы помогли, то ли любовь обретенных родителей, но постепенно Даше стало лучше, она начала развиваться. Сначала смогла шевелить пальчиками, потом научилась ползать. Девочке сделали две операции, подрезали сухожилия — и она стала ходить.

Естественным развитием событий стало удочерение Даши Заремой и Русланом. «Мы стали очень близки с этой семьей, —  говорит Ольга. — Купили им квартиру, иногда вместе отдыхаем. У Заремы и Даши просто потрясающее взаимопонимание, абсолютное душевное родство. Я безгранично благодарна Нигматулиным за мою крестницу…»

Сейчас Даше 10 лет, она ходит в обычную общеобразовательную школу. Инвалидность не сняли, но девочка передвигается и обслуживает себя самостоятельно.

— Если не знать об особенностях ее здоровья, то их можно и не заметить, — рассказывает Ольга. — Даша — яркая и уверенная в себе личность, умный и очень развитый ребенок. Она умеет повелевать всеми вокруг — в ней есть харизма. При этом она настоящая красавица — сказывается примесь цыганской крови. Черные глаза, черные брови, пропорциональное телосложение. Из-за болезни у нее очень худые ручки и ножки, но в одежде это не бросается в глаза. Мы не стали рисковать и делать еще одну операцию: побоялись осложнений. Сейчас она ездит к школу на самокате, а вот велосипед ей не по силам. Однако это несравнимо больше, чем когда-то предрекал авторитетный ортопед.

Юлия

Несколько лет назад Ольга Владимирова вместе с коллегами реализовывала а регионе проект для сирот-подростков.

— Мы понимали, что с каждым годом шансы ребенка попасть в семью снижаются, а после 12 лет их вовсе нет, если ребенок не обладает какими-то особенными способностями или красивой внешностью, — рассказывает Ольга. — При этом 18-летние выпускники детдомов совершенно не подготовлены к жизни. У них нет никакого опыта обращения с деньгами, они не умеют готовить еду. Мы решили познакомить таких подростков со взрослыми людьми за пределами их детского дома. Они не готовы усыновить подростка, но хотят и могут помочь ему на правах дальнего родственника.

Однако оставаться в намеченных рамках участникам проекта было тяжело. Подростки ждали от «шефов» телефонных звонков и визитов. А где встречи — там и поездки в гости на выходные. Перед очередными каникулами всех подростков в подшефном детском доме разобрали по домам.  В группе осталась лишь одна девушка по имени Юлия.

— Я спросила у коллег, какая она, — вспоминает Ольга. — «Никакая», — честно ответили мне. Я решила познакомиться, но на протяжении нашего разговора чувствовала себя диджеем на радио, которому приходится почему-то беседовать с угрюмым и неразговорчивым слушателем. Лишь потом я поняла, что Юля просто не умела себя выразить, поддержать контакт. Благодаря ей я многое поняла и развернулась лицом к людям, не обладающим яркой харизмой, но при этом глубоким и интересным…

Сначала 16-летняя Юля приехала к Владимировым в гости, а потом осталась насовсем. Ее адаптация в семье тоже не была безоблачной: девушке казалось, что ее эксплуатируют, что ее взяли в дом «работницей», и она нередко выставляла себя жертвой.

— Мне несложно было относиться к такому поведению спокойно, так как я понимала, что это следствие «сиротского прошлого», — говорит Ольга. — Мы много вложили в Юлю — она занималась с репетиторами, я беседовала с ней на «женские» темы… Постепенно все оценили душевные качества этой девушки, ее невероятную женственность. Она создавала в нашем доме уют, помогала мне с малышами. Юля — как глубокая река: под тихой поверхностью скрывались сильные течения. Все очень ее полюбили. Вскоре мы заметили ее природную грацию, которая поначалу была неочевидна. За внешностью мышки скрывалась красавица: брекеты выровняли ей зубы, уход за кожей помог избавиться от прыщей.

Юля прожила в доме Владимировых два с половиной года. С 18 лет она начала встречаться с мужчинами, и родители не смогли удержать ее дома.

— Я хотела довести ее до осознанного выбора, но этого не случилось, — сожалеет приемная мама. — Она решила жить самостоятельно. Сейчас у Юли двое детей, мы по возможности помогаем ей.

Сергей

— С моим сыном Сергеем нам было очень тяжело, — признается Ольга Владимирова. — Если бы мы взяли его первым, то просто не справились бы. Но нас закалила Таня.

Как-то раз на глаза Ольге попался снимок 6-летнего детдомовца Сережи — рыжеволосого, ушастого и конопатого.

— На лице у него словно было написано: «Я победитель!», и я подумала: ну почему такое победное выражение лица, он же в детдоме… Но когда ты находишь своего ребенка, ты уже ни на минуту не можешь его забыть. Все время думаешь: «А сейчас он, наверное, завтракает», «Теперь гуляет», «Уже спит». Однако разумом я понимала, что не могу взять еще одного ребенка — этих бы вырастить. Да и мой муж, когда женился, не подписывался на такую постоянную «турбулентность», мы хотели быть обычной «благополучной» семьей. Я пыталась пристроить Сережу другим приемным родителям, но никто так и не решился познакомиться с ним. В итоге Алексей сказал: «Давай возьмем его, пусть будет пацан в доме».

Между тем жизненный опыт у Сергея был тяжелый. Живя в детдоме, он всю свою детскую энергию направлял на то, чтобы попасть в семью. Как-то раз он спросил у воспитательницы, что он должен сделать, чтобы его усыновили. «Хорошо себя вести», — последовал ответ. Малыш старался изо всех сил — слушался педагогов, первым выполнял все задания, не шумел во время тихого часа… В один прекрасный день в детдом пришли усыновители и… выбрали Сашу, а не Сережу. «Екатерина Михайловна, ты же говорила, что если я буду себя хорошо вести, меня заберут», — сквозь слезы недоумевал малыш. С тех пор он больше не старался быть хорошим.

«Приемное родительство — это адски тяжелая работа, в том числе над собой. Сейчас я оглядываюсь и понимаю, что ничто не дало моей душе так много мощных уроков, как опыт приемной матери».

— При первом знакомстве Сергей ничем меня не заинтересовал — ни внешностью, ни интеллектуально. Но он вцепился в меня глазами и не хотел отпускать. И мы решились… За этим решением последовал ад длиною в пять лет…

Ольга Владимирова вспоминает эти годы с содроганием. Пришлось пережить многое: жестокость Сергея по отношению к животным, избиение им девочек, ситуации реальной угрозы жизни, сексуальные домогательства по отношению к одной из сестер… Подросток был очень агрессивен, мог грубо оскорбить приходящего домой репетитора, ударить домработницу.

— Даже мой духовник, выслушав меня в очередной раз, сказал мне: «Верните его в детский дом», — говорит Ольга. —  Но я никогда не рассматривала для себя такой возможности. Убить — хотела, но вернуть — никогда. Я искренне считаю его своим сыном, — раз он такой, значит, так нужно, значит, я это заслужила… С Сергеем я стала сильно меньшего мнения о себе. И как-то автоматически — лучшего мнения о других. Я до этого многое в людях не принимала, а сейчас уже ничто не вызывает моего негодования.  Ни фашизм, ни насилие — это не повод для осуждения, это повод для скорби…

Ольга не скрывает, что жестоко била и много наказывала Сергея за его поступки. «Это помогало, он словно исцелялся и вел себя нормально, — вспоминает мама. — А потом мы постепенно это переросли. Тяжело, больно, трудно, но переросли. Молились,  разговаривали… Сейчас моему сыну 14 лет, и у нас с ним полное доверие и любовь. Он чистый и добрый мальчик, занимается греко-римской борьбой. Уверена, что он вырастет успешным».

В эпопее с детьми Ольга понесла серьезные потери: не смогла сохранить семью. «Я стала замечать, что муж стал отдаляться от нас и жить своей жизнью. Но мне было некогда всерьез обратить на это внимание: я была слишком занята детьми».

После рождения младшего ребенка, биологического сына Ольги и Алексея Ивана, супруги постепенно отдалились и разошлись. «Я рада, что дети к тому моменту были уже достаточно взрослыми и все поняли. Сейчас они общаются с новой семьей папы, ездят к нему на выходные».

Сейчас, пять лет спустя, Ольга опять в отношениях.

Кровные и приемные

Есть ли разница в воспитании кровных и приемных детей? На этот вопрос многодетная мама Ольга Владимирова отвечает однозначно: «Разница колоссальная. Кровные дети изначально близки нам, и у мамы не возникает их неприятия даже в самых сложных ситуациях. Приемные дети другие, с ними нужно налаживать отношения, нужно учиться их любить. Это большая работа над собой. Однако я убеждена, что приемные дети эти не случайны. Они именно такие, какие нам нужны и предназначены. И выбора, как поступить, у нас нет, как и в том случае, когда мы рожаем сами. Поэтому нужно просто идти и идти вперед… И когда выходишь в нормальную жизнь, в обычное счастье, остается ощущение победы. У всех участников».

Ольга уверена, что никто из ее детей не чувствует себя обделенным — ни кровные, ни приемные. «Я люблю их всех, и с каждым ребенком у меня особые отношения. С девочками мы недавно ездили в Питер, с Сережей — в Москву. Всем своим детям я много читаю, со всеми мы много разговариваем на самые разные темы — любовь, смерть, фашизм, секс, испытания косметики, что угодно. Я общаюсь с ними как со взрослыми: они спрашивают — я достаточно откровенно отвечаю».

Все приемные дети в семье — усыновленные. «Между усыновлением и опекой на самом деле огромная разница, как, к примеру, между законным браком и сожительством. Усыновление — это стопроцентная ответственность за ребенка, а значит, и стопроцентная готовность ему помочь».