«Мы только можем помочь детям вырасти»

Потерять ребенка, принять в семью двух близняшек и узнать, что беременна… «Когда я думаю о своих детях, мне кажется, что каждый из них меня чему-то научил», – говорит москвичка Светлана Нагаева. Вместе  с супругом Павлом они воспитывают  двух кровных сыновей: 13-летнего Игоря и 5-летнего Тимура с синдромом Дауна, а еще шестилетних близняшек – приемных дочерей Амину и Диану. О том, как принимать детей такими, какие они есть, радоваться их самым маленьким свершениям и удачам – в откровенном рассказе многодетной приемной мамы на сайте фонда «Измени одну жизнь».

«Нашему сыну было года 4, когда мы с мужем решили, что мы готовы к еще одному ребенку. Мы готовились к беременности, я пила витамины, ела только полезное, и вот, беременность пришла. Я очень хотела девочку.

На 9-ой неделе беременности, когда я была в гостях у мамы, я почувствовала боль в низу живота. Скорая, оранжево-коричневые клеенки, кровавое пятно на полосатом сарафане. Моя дочка почему-то не захотела у нас оставаться.

Я провалилась в депрессию. Спасал только сынок, который тогда ничего не понял. Почему мама все время плачет? Про депрессию я поняла уже потом, через несколько лет, когда выбралась.  А в тот момент просто старалась заниматься обычными делами и ни о чем не думать.

Как-то раз я увидела по ТВ сюжет о мальчике из детского дома. Он любил математику, как и я. И любил рисовать. В этот момент я поняла, что мне вообще-то все равно, каким именно путем ребенок пришел в семью. Нет, я тогда не представляла этого ребенка в нашей семье, но поняла, что детей, у которых нет родителей, очень много. Гораздо больше, чем должно быть.

Я, мама четырехлетнего мальчика и мама маленькой девочки, которая так и не родилась, могу стать мамой еще кому-то. И возможно, этот кто-то уже есть. Вскоре я стала смотреть фотографии и видеоанкеты детей из детских домов.

Тогда мы жили в съемной однокомнатной квартире в непростых финансовых условиях. В тот период времени мы не были готовы, но я записалась в Школу приемных родителей Алексея Рудова. В то время ШПР была необязательна, но я хотела подойти к вопросу максимально подготовленной.

Когда начала ходить в ШПР, удивилась, что большинство мужей изначально против усыновления. Вопрос «а как уговорить мужа?» задавался очень часто. В нашей семье он тоже был актуальным. Супруг Паша говорил: «Я не уверен, что смогу полюбить приемного ребенка так же сильно, как нашего».

Светлана с Аминой и Дианой. Первые дни дома. Фото — из семейного архива Нагаевых.

Если честно, тоже не была в этом уверена. Любовь нельзя спрогнозировать. Как можно быть уверенным, что ты кого-то полюбишь?! Но в ШПР говорили: главное, чтобы изначально ребенок не вызывал отторжения.

Когда родился Игорь, я ухаживала за ним, кормила, мыла. И где-то через месяц осознала, что люблю его. Ко мне пришло понимание того, что любовь — это штука наживная. И если ты вкладываешь силы в ребенка, то и любовь рано или поздно придет.

«Давай решим, что заставлять себя любить кого-то мы не будем. Наша задача —  забрать ребенка из детдома, заботиться о нем», — сказала тогда мужу. Прошло еще три года, прежде чем мы стали собирать документы. Я думаю, что очень важно не торопиться. Особенно когда берешь ребенка в семью.

Мы рассказывали Игорю о своих планах, читали книги на тему усыновления, смотрели мультики. Наш старший ребенок тоже был готов. О своих планах рассказали и моим родителям. Мама сказала, что хочет, чтобы моя дочка была похожа на меня. Я ответила, что так и будет.

Через некоторое время мне позвонили из опеки и сказали, что наше заключение готово. Это было 6 марта. Я сразу же залезла в базу детей, нашла маленького мальчика. Но когда я позвонила, мне сказали, что к нему уже кто-то ходит. Потом увидела на фотографии трехлетнего мальчика. Отправила ссылку мужу. И после этого позвонила в опеку. Это был дом ребенка в подмосковной Лобне.

Через несколько дней мне перезвонили:

— Вы знаете, у нас все дети с инвалидностями. У кого что. Но вот недавно к нам поступили две сестрички (я представила в голове двух девочек 3 и 5 лет).

— Приезжайте, когда удобно, с заключением. Вот наши приемные часы.

— А что если сейчас?

— А, давайте!

И я поехала прямо с работы. Села в электричку, доехала до Лобни, нашла опеку. Меня приняли, проверили документы и показали распечатанные на черно-белом принтере фотографии. Оказалось, что две сестрички – это две близняшки. Пять месяцев. Темненькие. Без статуса на усыновление.

Я помню, что ехала домой и пыталась примерить девочек в нашу жизнь. Муж сразу сказал — тогда надо точно менять машину. В нашу мы не влезем. И мы оба понимали, что менять надо будет не только машину.

В моей опеке мне сказали, что как раз принят новый закон, и наши бумаги не надо менять с усыновления на опеку. Мы договорились, что приедем в дом ребенка через неделю. Вроде бы, никаких сюрпризов.

Но в ночь с 7-го на 8-е марта я поняла, что с этой всей беготней я совсем перестала считать дни. Я сделала тест, и оказалось, что беременна.

Конечно, самым разумным было бы оставить мысли о приемных детях и спокойно заниматься беременностью. Но у меня было ощущение, что это тоже беременность, просто немного другая. Она связана со сбором бумаг, с изучением вопроса. Но я не могу прервать ее. Особенно после того, как у меня уже прервалась одна. Сама на это я пойти не смогу.

Муж, конечно, сильно сомневался. Вместо одного трехлетнего мальчика у нас появится трое малышей. Справимся ли мы? Но, наверное, он просто доверился мне. А я знала, что если мы откажемся от девочек, то я об этом буду думать всю жизнь.

И мы поехали через неделю в Лобню. Я поняла, что просто не смогу оставить Диану и Амину там. Амина на меня посмотрела и улыбнулась. Диана улыбалась и не смотрела в глаза вообще. «Разберемся», – подумала я тогда.

Мы сразу сказали, что подписываем согласие. В доме ребенка предупредили, что будут готовить бумаги. Не могу сказать, что они очень торопились. Все было готово только через два месяца.

То одна девочка болела, то другая. Они по очереди лежали в больнице с аллергией, поэтому домой нам их не отдавали. В это время на работе у меня возникли проблемы. Начальнику не нравилось, что я стала часто болеть. А я, действительно, пока готовила медицину, нахватала кучу вирусов. Да и стресс, скорее всего, сказался. Да и беременность заставила меня относиться к здоровью более внимательно.

Беременность тоже протекала непросто. Как-то раз мне пришлось уйти с работы после обеда из-за болей. Врач сказал, что это угроза выкидыша. Я тогда очень испугалась. Все это время каждые выходные мы отвозили Игоря к моим родителям, а сами ехали на час в Лобню к девочкам.

«Жизнь вообще играет красками после восьмичасового ора». Фото — из семейного архива Нагаевых.

На работе мне намекнули, что я могу написать заявление по собственному желанию, а я намекнула, что беременна и скоро уйду в декрет. Меня оставили в покое.

В день, когда опека Лобни все подготовила, я ушла в декрет по уходу за детьми. Мы оформили все бумаги и уже на новой машине поехали в дом ребенка. Нам помогли переодеть детей в вещи, которые мы им привезли, и мы поехали домой. Дорога заняла три часа.

В середине пути Амина начала дико рыдать. Ни бутылочка, ни игрушки не могли ее успокоить. И как только я вытащила ее из кресла, и Амина увидела, что Диана совсем рядом, она тут же успокоилась. Она просто потеряла из виду свою сестру.

Всю первую ночь Амина с Дианой орали. Хорошо, что в опеке нас об этом предупредили. Мы разнесли девочек по разным углам, так как они просто будили друг друга. Я сидела на кухне с Дианой. Качала и гладила. А Пашка в комнате с Аминкой.

Игорек тоже не мог заснуть: он переживал, что девочкам у нас не нравится, что им больно. Но на следующий день все уже было нормально. Жизнь вообще играет красками после восьмичасового ора.

Кроватки, коляску-паровозик я купила заранее, другие вещи нам отдали друзья. Я записала девочек на массаж в нашу поликлинику. У обеих был гипертонус. Да и для двигательного развития это полезно, а нам надо было многое догонять.

«Мы сразу всем рассказали, что наши девчулины — приемные». Фото — из семейного архива Нагаевых.

В 7 месяцев девочки умели только улыбаться. Диана при этом не фокусировала взгляд, улыбалась на всякий случай. Долгое время я считала, что у девочки аутизм. Прочитала огромное количество литературы на эту тему.

Потом даже где-то вычитала такое понятие как «депривационный аутизм». Не уверена в его научности, но схожих черт оказалось, действительно, много и у детей с аутизмом, и у детей с депривацией. Ведь в каком-то смысле дети в детдоме вынуждены «уходить в себя». Там нет общения, нет значимого взрослого, и нужно искать в себе внутреннюю опору.

Вскоре девочки начали держать головы, потом переворачиваться. Мы катались в коляске-паровозике, знакомились с мамами. Изначально мы с мужем решили, что никакой тайны из усыновления делать не будем. А у нас еще усыновление было невозможно из-за неразберихи с документами, поэтому мы сразу всем рассказали, что наши девчулины — приемные. Кто-то нас сразу начинал называть героями, кто-то начинал жалеть «бедных сироток». Мне бы хотелось, чтобы в обществе стало нормой брать детей в семьи.

Конечно, мне бы хотелось, чтоб детей в детдомах вообще не было. Один из шагов в это светлое будущее – это не обращать внимания на путь, по которому ребенок пришел в семью. Кто-то родился дома, кто-то в роддоме, кто-то в Москве, а кто-то пришел из детдома.

И мои девочки относятся к этому именно так. Они обожают пересматривать то самое первое видео, которое я сделала в момент нашей первой встречи. Они знают, что они из детдома. Для них это не ужас-ужас, а просто место, из которого их забрали мама и папа.

Сейчас нашим девочкам по 6 лет. И я осознаю, что в пубертатный период у них появятся мысли, что «настоящая» мама так бы никогда не сделала, и понимала бы их лучше. Все дети проходят через кризисы. Без этого они просто не могут повзрослеть.

Диана с Аминой испытывают границы моего терпения. Иногда очень сильно. Но у меня ни разу не было мысли: «Это ошибка, что мы их взяли». Скорее, бывают мысли, что я не справляюсь, что мой ресурс закончился, и мне нужна помощь. Но я, честно, ни разу не пожалела. Потому что дети не должны быть в детском доме. Это неправильно, и точка.

Один из самых больших моих страхов — это то, что придет кто-то и заберет моих детей. Кто угодно: опека, государство, кровные родственники. Я прогоняю этот страх той мыслью, что мы никогда не знаем, что нас ждет там, за поворотом. Мы можем делать что-то только здесь и сейчас.

А здесь и сейчас садики, справки, бассейны, аллергии.  «Я подумаю об этом завтра»- говорила героиня известного романа «Унесенные ветром» Скарлетт О’Хара. И я тоже стараюсь думать о плохом завтра.

«Мне все равно, как именно ребенок появился в семье». Фото — Елена Литвинова. 

Мне бы хотелось, чтобы в нашем обществе любая мама могла бы честно сказать: «Я так устала, мне нужна помощь». Но сейчас это можно делать только шепотом и только в своем узком кругу. Психологи в саду никогда не сталкивались с депривацией, поэтому некоторые вещи им нужно объяснять.

Проблемы с едой у девочек до сих пор. Они едят, пока не наполнятся их желудки. У них нет чувства меры. Точнее, оно уже есть, но его отшибает напрочь в незнакомых местах. Расстройство пищевого поведения. На самом деле сейчас у многих людей расстройство пищевого поведения. Когда едят не от чувства голода, а по каким-то другим причинам. Но это постепенно проходит. Мы учимся говорить «нет» еде. Говорить «нет» незнакомцам.

Моя третья беременность протекала, ух, как негладко. Ребенок родился с синдромом Дауна, но это совсем другая история. Но когда я думаю о своих детях, мне кажется, что каждый меня чему-то научил.

Игорек научил меня быть мамой, моя доченька-ангел научила меня тому, что дети приходят и уходят, и я не всегда могу что-то сделать. И что мне все равно, как именно ребенок появился в семье.

Светлана с дочерьми и с младшим сыном Тимуром. Фото — из семейного архива Нагаевых. 

Мои дочки-близняшки научили меня принимать детей такими, какие они есть. Ведь вот он, этот ребенок. Уже есть именно такой, и никакой не другой. Со своим характером. Мы только можем помочь детям вырасти. Не мешать. Не ждать чего-то, а принимать все, что дает жизнь с благодарностью.

И мой самый младший сынок научил меня радоваться просто каждому дню. Маленьким свершениям. Маленьким удачам. Ведь жизнь — она здесь и сейчас».