Татьяна Осташкова: «Ни один из диагнозов Димы не подтвердился»

В видеоанкете Димка бегал, катался с горки. Почему же регоператор сказал Татьяне, что у этого мальчишки ДЦП?  

Семья Осташковых-Мартыновых из Тюмени «нашла» своего приемного сына дважды. В первый раз региональный оператор сказал супругам, что у мальчика ДЦП. Татьяна и ее муж Артем вынуждены были отказаться от мысли принять малыша, боясь не справиться с диагнозом.

Через некоторое время они снова увидели Диму — в видеоанкете на сайте «Измени одну жизнь». Стало понятно, что ДЦП у ребенка нет. Так Дима обрел семью. Да, на три месяца позже, чем мог бы. А мог бы и  вообще не найти родителей. Об этом Татьяна рассказывает в своем блоге и в интервью фонду «Измени одну жизнь».

— Почему вы решили стать приемной семьей?

— Я задумывалась об этом еще со студенческих лет. Однако, когда я решилась поговорить об этом с мужем, сначала он был против. Я заняла выжидательную позицию. Прошло два года, и однажды утором я услышала: «Ладно, записывай нас в эту школу!» Мне дважды повторять не надо, и через пару часов мы были записаны на два последних места в ШПР.

— Психологически готовились к этому шагу?

— Мы много говорили об этом, читали истории усыновителей, книги, статьи. Нас активно готовил кот, который заболел, и мы вставали к нему по несколько раз за ночь. Готовила старшая дочь, задавая вопросы про «вдруг» и «если». Мы проговаривали все сложные моменты и вместе находили решения. Родителей мы не готовили никак. Мы им просто сообщили, а они нас просто поддержали.

Читать также — 5 шагов к принятию ребенка в семью

— Как наши Диму?

— От начала обучения в ШПР до подписания согласия прошло 11 месяцев. ШПР закончили в 2019, а забрали сына в феврале 2020 года. Мы были нацелены на ребенка возрастом от 6 месяцев до 2 лет. Я просматривала базу и обзванивала операторов по всей России, а он оказался совсем рядом, в нашем же городе.

Своего сына мы нашли дважды. Первый раз это было, когда я позвонила региональному оператору, и нам сказали, что у него ДЦП, и он не ходит. Судя по видео, действительно, ребенок не ходил, и его движения были характерны для этого диагноза. Обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что недостаточно ресурсные для этого мальчика.

Я продолжила поиск по стране, но мысль о Диме не давала мне покоя. В конце января 2020 года я решила проверить, не забрал ли его кто-нибудь. Оказалось, что его не только не забрали, но там еще и появилась видеоанкета, снятая фондом «Измени одну жизнь». Благодаря этому видео стало понятно, что у ребенка нет и намека на ДЦП. Он бегал, прыгал, катался с горки.

Читать также — 4 главных вопроса о группах здоровья детей-сирот

Это был абсолютно наш ребенок, он даже внешне походил на мужа. Я смотрела на будущего сына и хотела поскорее забрать домой, но рядом были люди, которые помогли оставаться разумной и не утонуть в эмоциях.

Особенно запомнилась на видео его улыбка, такая радостная во время игры… Видеоанкеты нужны, чтобы будущие родители могли увидеть картину, приближенную к реальности. Посмотреть на ребенка в динамике, увидеть его реакции на окружающий мир, движение глаз, улыбку.

Этот ролик изменил наши жизни полностью. Если бы не видеоанкета, мы прошли бы мимо, не узнав правды. А Дима, страшно представить, где бы в итоге оказался.

В моей душе сплелись в один комок благодарность сотрудникам фонда «Измени одну жизнь» за видеоанкету и злая обида на то, что кто-то приписал ребенку несуществующий диагноз, ведь мальчик мог быть в семье еще три месяца назад. Но, видимо, так было нужно.

Когда я перестала заливать слезами экран телефона, я позвонила мужу, и он сказал: «Пойдем знакомиться!»

— Что запомнилось во время знакомства с сыном?

— Накануне, ложась спать, я мечтала, что Дима увидит меня и сразу бросится обнимать. «Так не бывает», — убеждала я себя. И вот, мы в доме ребенка, ждем, когда его приведут.

Я опустилась на колени, чтобы быть с ним на одном уровне. Дима выходит за руку с нянечкой и… бросается мне на шею! Он залез ко мне на руки, крепко обнимая, а я, не веря сама себе, прижимала его к груди. Спуститься с небес на землю мне помогла главврач дома малютки, заявив, что он ко всем так. «Ну, и что», — подумала я.

Я сразу поняла, что мы его заберем, но то, что нам рассказывали о нем в доме малютки, и то, что я видела сама, сильно отличалось. Для объективности и спокойствия мужа было принято решение прийти снова со своим педиатром, которая подтвердила мое мнение. Главврач же настаивала, что нам нужен психиатр. Я привела и психиатра, которая тоже согласилась со мной.

Читать также — 6 вопросов приемных родителей главному психиатру Москвы

Нам говорили, что он может не заговорить никогда, а он еще при знакомстве выдал мне несколько слов. Говорили, что он плохо понимает обращенную к нему речь, а он понимает абсолютно все. Говорили, что он никогда не будет умненьким, а он уже умненький.

Я не знаю, зачем нам это говорили, но ничего из этого не подтвердилось. У него уже появляются первые предложения в речи, а своей сообразительностью он удивляет нас каждый день.

Когда я приходила с психиатром (это было третье посещение), я поняла, что он в меня уже не верит, ведь я прихожу и ухожу, как многие до меня. В тот же день я подписала согласие и решила в следующий раз прийти уже забирать. Во мне екало все, и время до дня Х я находилась в состоянии терпения, которое давалось нелегко, мне было очень грустно, что наш ребенок там.

— Как проходили первые дни в семье?

— Когда мы привезли сына домой, то боялись, что он испугается трех наших котов, а он им обрадовался. На двух обыкновенных сказал «мяу», а на мейн-куна — «ав-ав». Дочка была в это время в школе. Когда она пришла, он сначала вжался в меня и не пошел к ней, но уже к вечеру они не отлипали друг от друга.

Естественно, все наше внимание было переключено и подчинено новому члену семьи. Мы все знакомились друг с другом, все время придумывали новые игры и занятия, пробовали друг друга «на зубок».

Когда мы вышли на прогулку в первый раз, сын забился в истерике и успокоился, только когда вернулись домой. Он пробежал по квартире, убедился, что все на месте: его кровать, коты, сестра…

Второй раз нам уже удалось погулять полчаса, дальше больше, стали постепенно отходить от дома все дальше. Сейчас он такой любитель прогулок, что с трудом уходим с улицы.

— Кому из вас адаптация далась сложнее?

— Первые дни яктация была очень сильной, и мы старались успокаивать его поглаживаниями и объятиями. Нам очень повезло, что он позволял себя трогать и обнимать, это существенно облегчило адаптацию всем.

Первый месяц был, действительно, медовым. А потом начались истерики, которые были нами ожидаемы и приняты. Мы позволяли малышу выплеснуть эмоции, находились рядом и успокаивали его, когда он был к этому готов.

Потом наступил «этап ручек», и я стала ужасно «затроганной» мамой. Болели мышцы рук от почти круглосуточного ношения сына на руках. Он меня все время трогал, обнимал, сидел на мне, гладил и прижимался. Он и сейчас это делает, но уже гораздо меньше. Если я нахожусь вне поля его зрения больше нескольких минут, он бросается меня искать и звать, может заплакать.

Одномоментно лишившись возможности сходить спокойно в душ, я поняла, что теперь адаптация у меня. Мы приспосабливаемся и привыкаем друг к другу. Сын привыкает к тому, что мы у него есть, и даже если кто-то из нас ушел, то обязательно возвращается. Самоизоляция помогла ему привыкнуть к нам всем одновременно, а нам всем одновременно к нему и новому укладу жизни.

На сегодняшний день мы живем так, будто всегда жили в этом составе. Внешне сын больше похож на папу, а характером и предпочтениями — на меня. Если конфликтные ситуации и возникают, то это самые обычные ситуации, а не потому, что ребенок приемный. Мы вообще все чаще забываем, что он рожден не нами.

— Ваша кровная дочь и приемный сын стали друзьями?

— Кровная дочь вместе с нами хотела принять ребенка, периодически напоминала об этом и спрашивала. У них довольно большая разница в возрасте (9 лет), поэтому она ведет себя по отношению к нему покровительственно и заботливо. Дочь очень рада и горда, что у нее есть младший брат. Интересы их не пересекаются, поэтому и конфликтов нет.

— Отличается ли реальная жизнь с приемным ребенком от ваших изначальных представлений об этом?

— Мы были готовы к истерикам, депривации и другим негативным проявлениям, но я не была готова к тому, что уровень привязанности будет таким, что я окажусь в заложниках у маленькой липучки.

Преодолевать сложности дает вера в себя, в Бога, в ребенка, в то, что даже если мы справляемся хуже, чем хотелось бы, это все равно лучше, чем если бы он остался в детском доме.

— Чему вы учитесь у Димы?

— Быть собой, быть живым, принимать себя, свои чувства и эмоции, свою жизнь. Он учит смирению, терпению, самообладанию, любви, тренирует все.

— Что бы вы могли посоветовать людям, которые думают об усыновлении ребенка?

• Нужно очень хорошо подумать, прежде чем делать шаги в этом направлении. Ребенок – это навсегда, это ежесекундная ответственность за другого человека, который в полной от тебя зависимости.
• Вы будете уставать, нервничать, плакать, раздражаться, обнимать, целовать, успокаивать, учиться любить, учить любить, заботиться, вы много чего будете, но самое главное, у вас появиться целый огромный человек, который распахнет ручонки и покажет, как он любит маму и папу, который скажет «мама» и «папа».
• А когда вы пойдете знакомиться со своим ребенком, советую держать глаза открытыми, уши наполовину закрытыми, слушать сердцем, думать головой. И ничего не бойтесь.

— Как можно помочь детям-сиротам найти родителей?

— Кроме того, что уже делается, следить за правдивостью предоставляемой информации о детях и их диагнозах. Наш сын мог так и остаться в детском доме, если бы мы не решили разобраться. От него отказались несколько раз.

— Почему, на ваш взгляд, дети не должны жить в детдомах?

— Потому что это противоестественно.

Фото — из семейного архива Осташковых-Мартыновых.