«Самарская четверка» не зовет меня мамой — девочки называют меня Лейлой»

Как спокойно жить, если есть одинокие дети? Этот вопрос Лейла Гамзатова задала себе после рождения дочери Шахри. И твердо решила обязательно взять ребенка из детского дома. Сейчас у Лейлы шестеро детей: кровная дочь и пятеро приемных девочек.

Лейла часто заходит на сайт благотворительного фонда «Измени одну жизнь», но не просто почитать. Она — Ангел-Хранитель нескольких детей, чьи видеоанкеты размещены на сайте фонда. Лейла следит за их судьбой и размещает информацию о них в социальных сетях — вдруг найдутся семьи, которые примут детей  и станут им надежным тылом?

«У меня будет еще один ребенок»

Лейла Гамзатова родилась и выросла в Дагестане, в городе Каспийске, недалеко от Махачкалы. Когда ей было всего три месяца, в больнице она получила ожог лица. Врачебная ошибка, которая стоила Лейле здоровья. Ей пришлось перенести несколько операций, начались проблемы со зрением. Когда Лейла повзрослела, ей сказали, что родить ребенка у нее вряд ли получится.

«Что ж, — подумала Лейла. — Значит, судьба такая». Но судьбу можно изменить, если быть настойчивым и стремиться к цели.

— Я решила, что если до тридцати лет детей у меня не будет, я возьму ребенка из детского дома, — рассказывает она. — Мои старшие братья говорили мне: «Не переживай, ты можешь смотреть за нашими детьми, будешь им тетей, это тоже непросто». Но мне очень хотелось, чтобы на свете был человек, который называл бы меня «мама».

Мама Лейлы несколько десятков лет работала в школе-интернате Каспийска, дочь часто бывала у нее на работе, поэтому никакого предубеждения против детей, вынужденных в силу разных причин жить без родителей, у нее не было. Наоборот, Лейла знала о том, что жизнь в детском доме — не сахар. О ее мечте родные знали.

Лейла с Шахри и Мариной.

—  Когда у меня родилась Шахри, в семье сказали: ну вот, слава Богу, теперь Лейла бросит свою идею, успокоится, — рассказывает приемная мама. — Но когда дочке было полгода, она уже научилась вставать сама в кроватке, смешно покачиваясь, я увидела по телевизору такую же малышку — только та девочка была сиротой и жила в доме ребенка. Она, также смешно и нетвердо держась на ножках, вставала в кроватке, так же трогательно выглядела, как Шахри, — но была совсем одна. Вокруг нее не было родных людей, которые бы ее баловали, жалели, заботились бы о ней. Мне стало так горько, так плохо, что я прижала Шахришку к себе и расплакалась. Тогда я поняла, что моей мечте вовсе не конец. У меня будет еще ребенок — из детского дома.

Правда, осуществление замысла пришлось отложить на несколько лет сначала из-за болезни, а потом — кончины отца, многих других семейных проблем.

Первая приемная мама в Каспийске

Врачи, которые лечили Лейлу в детстве, говорили, что она вряд ли сможет учиться в обычной школе — не потянет. Но она не только ее окончила, но и получила два высших образования — экономическое и филологическое. Работала в Каспийске журналистом, бывала и в детских домах, изучала тему социального сиротства и приемного родительства, занималась общественной деятельностью.

В 2006 году попала по рабочим делам на большой общественно-политический форум. Познакомилась там с Мариной Левиной, руководителем Санкт-петербургской благотворительной организации «Родительский мост». Марина тогда сказала Лейле, что в Дагестане нет приемных семей.

«Как нет?» — подумала Лейла. Вернулась домой, начала искать информацию и поняла — действительно, нет. Детей-сирот забирали только родственники или усыновляли во младенчестве.

«Желание Шахри иметь сестер поддерживало меня в моем стремлении взять ребенка из детского дома».

— У нас первая Школа приемных родителей появилась недавно, в 2015 году, — говорит Лейла. — Я брала первую дочку — Марину из детского дома, не окончив ШПР. Хотя у меня был багаж знаний — я много читала книг по теме усыновления, о детях-сиротах, собирала, все, что могла. Но все равно оказалась не готова к тем трудностям, что пришлось пройти с Мариной.

Лейла стала первой приемной мамой в Каспийске. Кроме нее в 2014 году больше приемных семей там не было.

— Шахри очень хотела сестру. Она даже когда маленькая была, спрашивала меня, когда у нее появится сестричка. Я ей объясняла, что больше не могу родить ребенка из-за состояния здоровья. А она отвечала: «Тогда давай возьмем готового!» Желание Шахри иметь сестер поддерживало меня в моем стремлении взять ребенка из детского дома.

Марина была старше Шахри по возрасту, но по мироощущению — гораздо младше. Лейла выяснила позже, что у девочки — легкая задержка умственного развития, но дело было даже не в этом.

Черная яма без дна

— Когда я решила забрать Марину, директор детского дома меня отговаривала, — рассказывает Лейла. — Говорила, что Марина нас ночью прирежет. Была так убедительна, что я чуть ей не поверила. Но начала выяснять у воспитателей и других детей того детского дома, где Марина жила — никто больше такого о ней не говорил. Теперь я точно могу сказать: Марина — какая угодно, только не агрессивная. Агрессии в ней нет — есть ужасное безразличие к своей судьбе, апатия.

Эля и Шахри.  

Марина пережила возврат из приемной семьи. Ее взяли под опеку в три года, а в восемь вернули. Почему, Лейла не знает. Может только предполагать, что вероятно, она не справлялась с учебой, из-за этого были поведенческие проблемы.

— Мне говорили, что после возврата Марина бросалась на стены, резала и рвала на себе одежду. Выражала так горе и протест, — говорит Лейла. — Адаптация ее в семье была очень тяжелой. А так как в Дагестане не было службы сопровождения семей — нам было непросто.

Лейле трудный период помог пережить московский психолог, который консультировал ее по скайпу, а также — сообщество в Фейсбуке «На пути к усыновлению/волонтерству. Пошаговая инструкция» — там ее поддерживали другие приемные мамы, делились опытом, не давали пасть духом.  Она организовала в Махачкале клуб для желающих стать приемными родителями, открыла группу в соцсетях «Все дети — наши!», где размещала видеоанкеты детей, которым были нужны родители, обсуждала острые вопросы приемного родительства. И потихоньку справлялась с трудным поведением приемной дочери.

Лейла не осуждает людей, которые возвращают детей, но теперь знает, что больше не сможет взять ребенка после возврата. Это сильнейшая травма, от которой тяжело исцелить.

— Я работала криминальным журналистом, многое видела на темной стороне, но с Мариной у меня было ощущение, что я заглядываю в абсолютно черную бездонную яму. Сейчас есть просветы. Появилась надежда, что Марина сможет жить нормальной жизнью — только ей все равно нужна будет поддержка. Одна она пока не справится.

Детство для четырех сестер

Весной у Шахри и Марины появились еще четыре сестры. Лейла забрала их из Самары. «Не смогла иначе поступить, мне о них рассказали — и все, не смогла спокойно жить», — говорит она.

Эля, Лиля, Милена и Аделя оказались в социальном приюте после изъятия у кровных родителей. Те много пили, иногда поднимали на детей руку, не следили за ними. Эля, самая старшая, по сути заменяла младшим сестрам маму и папу — пыталась заботиться. Но пришли опека и полиция — девочки попали в казенный дом. При виде полицейских младшая, Аделя, до сих пор пытается куда-нибудь спрятаться. Боится слова «опека».

— Если бы я не забрала их, они бы попали в детский дом — опека уже документы подготовила, — говорит Лейла. — Их хотели взять передо мной две семьи, всех четверых, но Эля не давала согласия. Ей было 15, она имела право отказываться. И я была последним шансом — если бы она отказалась и в третий раз, сестер бы разделили и отдали под опеку по отдельности.

Лейла взяла с собой в Самару Шахри — Марина не смогла поехать из-за проблем с паспортом. И говорит, это именно Шахри «уговорила» Элю. Эля разглядела в доброй и открытой Шахри подругу, близкого человека — и согласилась стать ее сестрой. Кроме того, Лейла обещала девочке, что если ее кровные родители «выздоровеют» и захотят вернуть дочерей, она не будет против.

— «Самарская четверка» не зовет меня мамой — они называют меня Лейлой. Даже самая маленькая, 4-хлетняя Аделюша. Думаю, слово «мама» для них — слово из прежней жизни. Пусть я буду для них просто Лейла — вот у меня есть пример Марины, которая меня мамой зовет. У нее такое тяжелое расстройство привязанности было, что она тумбочку могла назвать «мама», а смысла в этом слове для нее не было.

Лейла говорит, что четыре сестры адаптировались гораздо быстрее и проще, чем Марина. У них были они сами в трудные времена — и им было не так тяжело.

— Эля сейчас стала настоящим подростком. Шахри учит ее всяким девочковым хитростям — как одеваться, как краситься, как себя вести — и для Эли это настоящее открытие. Она, наконец, получила возможность быть просто ребенком, а не старшей сестрой.

Так у Эли и ее сестер началось детство.

Море остается — прибывает поддержка

В августе семья Лейлы переехала в Симферополь.

— Давно надо было нам уехать из Дагестана, еще когда Марина появилась, — объясняет Лейла.  — Там очень сложно относятся к приемным семьям. Задерживают и без того небольшие выплаты — первые полгода, когда Марина стала жить с нами, денег вообще не было, мы жили, затянув пояса. Не подумайте, что это корысть во мне говорит — тех денег, что выплачивает государство на содержание приемных детей, с большим трудом хватает. А лучше сказать — не хватает совсем.

Марине, например, нужны врачи разных специальностей, у нее заболевание почек. Когда надо было ехать в Самару за четырьмя сестрами, поездку Лейле оплатил благотворительный фонд «Найди семью», потому что у нее самой в тот момент денег на билеты не было.

— Добиться нормального отношения к нашей семье мне так и не удалось — вот и решила переехать туда, где есть поддержка, где нам будет полегче.

Сначала Лейла подумывала о Московской области, но климат там сложный, а у «самарской четверки» — пульмонологические проблемы. Они полюбили море, которое увидели в Дагестане впервые, — и морской воздух помогает им дышать.

Лиля и Эля.

— Я решила, что необходимо оставить в нашей жизни море — оно кроме всего прочего, благотворно влияет на психологическое состояние девочек. Так и родилась идея переехать в Крым. Мне рассказывали, что в Симферополе много приемных семей, которые поддерживают друг друга, есть и поддержка со стороны госорганов. Море рядом. В августе переехали.

Первое время Лейла и шесть ее девочек просто гуляли по Симферополю вместе — смотрели по сторонам, знакомились. Потом нашли знакомых, обросли друзьями. Дочек сразу взяли в школу, не дожидаясь документов. В общем, крымский город и его люди отнеслись к большой семье очень тепло. Во всех смыслах.

Новый год в Симферополе

Наступающий Новый год будет для семьи Лейлы первым праздником в расширенном составе. «До этого отмечали дни рождения, но все было очень скромно — максимум, тортик и подарочек. Сейчас же, после переезда мы немного пришли в себя — и хочется побаловать дочек: будем ходить везде, куда позовут, купим то, что хочется». Семья будет встречать Новый год вместе — иначе и быть не может.

Аделя и Марина на новогодней сказке.

— Принесла недавно украшения новогодние, отдала дочкам — они сами, как захотели, украсили наш дом. Спрашивала у них, как отмечали праздник раньше, но они не хотят вспоминать — да и особо нечего. Думаю, у нас возникнут свои новогодние традиции — пусть только пройдет еще немного времени.

Новый год, новый город — и новые планы. Лейла очень хочет возобновить профессиональную деятельность, мечтает выпускать журнал для детей. В Симферополе у нее уже появились единомышленники.

Пусть у Лейлы и ее девочек все получится — давайте пожелаем им этого в новом, 2018-м, году.