Не уберегла

В свои 6 лет Катя еще не научилась определять время по часам, но хорошо усвоила — чем ближе маленькая стрелка к верхней цифре, тем хуже. Значит, с мамой что-то случилось. В последнее время с ней все чаще и чаще происходят всякие плохие вещи. Вот и сегодня Катя, прижав к груди старого синего зайца, сидит на кухонном табурете и ежеминутно поглядывает на часы.

— Ничего, зая, не психуй. Ну, чего ты психуешь, глупенький. Скоро твоя мамка придет, — объясняет девочка игрушке. — Ну, погуляет и придет скоро. Как будто не знаешь, как она любит погулять. Взрослым надо отдыхать. А сегодня Старый Новый год, понимаешь? Праздник. Вот придет — и положу тебя спать.

Зая молчит и стеклянными глазами-бусинками смотрит в бесконечность. В доме так тихо, что слышно, как секундная стрелка часов отбивает свой нехитрый ритм. Наконец, за стеной у соседей часы с кукушкой отмечают полночь. Для Кати это условный знак: пора.

— Жди меня, зая, смотри, никуда не уходи. Понял?

Натянув свитер, куртку и валенки, Катя открывает дверь и выходит в подъезд. Темно. Внизу, между первым и вторым этажом нервно мелькает единственная лампочка. Кате страшно, но надо идти. Придерживаясь за перила, осторожно спускается.

Сегодня на улице особо холодно, поэтому приходится надеть капюшон и одну варежку. Шапку и вторую варежку Катя потеряла еще перед Новым годом. А на новую пока не было денег. «Заработаю, куплю, — говорила мама. — А пока нефиг шляться по дворам».

Однако в последнее время на работу маму никто не брал, поэтому Катька убегала на улицу в мамкиной шапке каждый раз, когда та спала днем. По ночам мама спала редко, особенно в последний месяц, когда вереницей потянулись «гости» с водкой. Некоторые приносили Катьке вкусно пахнущие мандарины или конфетки.

***

На улице страх немного отступает. Горят фонари, падает мягкий пушистый снежок. В освещенных окнах кое-где мерцают гирлянды. «Старый Новый год. Как это Новый год может быть Старым?» — размышляет Катя и бежит дальше. Редкие прохожие спешат по своим делам, не обращая внимания на маленькую девочку.

Катя бежит по привычному для нее маршруту. Сперва — к дяде Коле. Света нет. Стучит – не открывают. Значит, сегодня они не тут. Потом к тете Свете, двоюродной сестре матери. И тут нет. У бабы Веры открыли: «Нет ее тут, иди. Была, а потом ушла, не знаю, куда». Катька знает, где мамка покупает алкоголь по ночам, и бежит туда. Бежать приходится далеко, Катька мерзнет, осенняя куртка почти не согревает худощавое детское тельце. Вот магазин, вон там, с черного входа всегда можно купить алкоголь.

***

Около палатки, на обочине уже слегка припорошенная снегом, лежит мама. Рядом, на металлической оградке сидит дядя Коля. Он наклонился к маме и одной рукой пытается ее поднять. Во второй руке у дяди Коли двухлитровая баклажка с пивом.

— Ну, чего разлеглась, — ругается дядя Коля, скрашивая свою речь развесистым матом. — Замерзнешь, вставай, хватит лежать. Пойдем уже. Люди ждут.

Мама пытается встать, но ноги не слушаются ее. Катька подбегает и пытается помочь маме, но падает вместе с ней. Только сейчас Катька замечает, что шапка у мамы пропитана кровью, разорвана бровь, и маленькие красные струйки стекают по лицу на землю.

«Дядя Коля, у мамы кровь! – в ужасе кричит Катька. — Помогите ее донести домой!» Дядя Коля пытается встать с насеста, но спотыкается и сам падает рядом. Приподнявшись, он приваливается спиной к оградке, на которой только что сидел, и матерится.

Катя понимает, что дядя Коля сегодня не помощник. «Тут близко живет Славка. Побегу к нему, попрошу помочь мне», — решает Катя и летит по направлению к двухэтажным баракам.

***

Задыхаясь от бега, Катька стучит в дверь, обитую по старой моде дерматином. К счастью, Слава дома. Его родители пьют неизвестно где, поэтому он сегодня один. Со Славкой Катька познакомилась еще летом, когда мамка пропала на три дня, и ее никто не мог найти. У Катьки не было ключей, и она ночевала на железнодорожной станции в подвале заброшенного гаража, где тусовались старшаки. Ребята кормили Катьку и заботились о ней, как о младшей сестре. Славка был самым старшим в гаражах, ему было уже 13, пацаны уважали и боялись его. В гаражах было темно, тепло и вкусно пахло клеем.

— Чо надо, малая? – напыщенно строго спрашивает Слава, открывая дверь. — Ты, вообще, на часы смотришь?

— Там мамка упала, у нее кровь из головы. Помоги,— захлебываясь от слез и единственной варежкой утирая нос, воет девочка.

— Угу. Делать мне нечего. Лаааадно, черт с тобой, не реви, все с ней хорошо будет. Пойду, бинт найду и зеленку только. Моя на той неделе тоже губу разбила и глаз. И ничего. Уже как новенькая. Воот такой фингал был, прикинь?

***

Катька достает таз и наливает в него теплую воду.

— Сейчас, мамочка, потерпи, родная, я тебе всю кровь вытру, будешь у меня красивая, — приговаривает Катька, оттирая запекшуюся кровь с лица матери.  — Сейчас я тебе зеленкой полью, ты только не плачь, немножко пощипет. Но я подую, чтобы тебе не больно было.

Катька от души поливает рану зеленкой и забинтовывает чистыми бинтами. После, дотащив еле передвигающую ноги мать до кровати, Катька снимает с нее ботинки, бережно укладывает на подушку, целует и заботливо накрывает одеялом. Слава, хозяйственно осмотрев пустой холодильник и не найдя «хавчика», уходит  домой.

— Спи, любимая мамочка, ты моя милая, — шепчет Катька, укладываясь рядом. – И ты, зая, спи. Видишь, все хорошо, мама дома.

Услышав мерное похрапывание матери, Катька спокойно засыпает. Солнце появляется на горизонте. Мягкой поступью приходит новый день.

***

К обеду Катька просыпается от настойчивого звонка в дверь. Пришел дядя Коля, тетя Света и еще какие-то незнакомые люди.

— Вставай, подруга, солнце уже высоко, хватит спать, — кричит то ли не протрезвевший, то ли хорошо принявший уже с утра дядя Коля. — Вот ты накушалась вчера, стерва, ишь тебя, продирай, давай, зенки, мы тебе опохмел принесли.

Дядя Коля пытается разбудить мать. Не добившись ничего, идет на кухню, где уже сидят остальные друзья. Распив принесенное и выкинув бутылку в переполненную мусорку, уходят. Мама не просыпается и к вечеру. Катьке голодно и скучно.

***

На третий день снова приходит дядя Коля. Он удивляется, узнав, что мать до сих пор не просыпалась. Подходит. Прислушивается, своими корявыми обветренными руками трогает материнское лицо. Облегченно вздыхает: дышит, теплая. Значит, живая.

— И чего, правда ни разу не просыпалась?— снова спрашивает он ревущую в углу Катьку.

— Н-е-е-т. Она, вон, обкакалась, описалась, я ее бужу, а она спи-и-ит. И кушать не хочет, и пить не хочет — рыдает Катька, размазывая слезы по лицу. Волосы у Катьки спутаны, глаза потемнели и впали.

Дядя Коля матерится ни то на мать, ни то на Катьку.  Вызывает «скорую».

***

На следующий день Катьку заберут в детский дом. Мамка, так и не придя в сознание, через две недели  умрет от отека мозга. Найдя на теле свежие синяки и кровоподтеки, следователи заподозрят дядю Колю в непредумышленном убийстве, но, не найдя свидетелей и доказательств, дело закроют.

Даже через много лет, став взрослой, Катька будет считать, что это она виновата в том, что мать умерла. Ведь она могла бы не ждать эту чертову кукушку за стеной, пойти за мамкой раньше. Или сразу бежать к магазину. Или догадаться вызвать «скорую» сразу. Но ведь нет. Не доглядела. Не уберегла.

*Рассказ основан на реальных событиях. Имена действующих лиц изменены.