Катерина Гордеева: «Нужно научиться чувствовать чужую боль»

Как живет приемная семья? В чем ее отличия от обычной? Когда приходит любовь к ребенку? Готов ли ты стать приемным родителем? Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с приемным родительством, можно найти в фильмах Катерины Гордеевой*, которые она снимала совместно с фондом «Измени одну жизнь». 

 Фото — Анна Данилова.

— Катерина, когда вам предложили снимать фильмы совместно с фондом «Измени одну жизнь», вы долго раздумывали?

— Я была счастлива. Потому что с одной стороны, для меня это была возможность работать по профессии – редкая в наше время. А с другой —  мне очень давно хотелось поговорить о приемном родительстве. Причем таким образом, чтобы это отличалось от интонации, принятой на ТВ и в публичных разговорах: «срочно необходимо усыновить всех бедных сироток».

Мне такая подача страшно не нравится. И как раз об этом мы долго говорили с Юлией Юдиной, директором фонда «Измени одну жизнь». Я ей рассказывала все, что думала на эту тему, что меня страшно расстраивает и выбивает из колеи. Это было связано именно с тональностью, посылом.

С Юлией мы, к счастью, поняли друг друга. И фильмы были запланированы на начало 2016-го года. Но, когда мне предложили стать автором фильмов, у меня только что родился ребенок, а когда мы уже начали снимать, то выяснилось, что я жду еще одного ребенка. Так что работа немного затянулась.

— Вы — многодетная мама, приемная мама. У вас четверо детей. Насколько тяжело было пропускать через себя истории детей с недетскими трагедиями?

— Это не тяжело. Это работа такая.

Все, что я была готова рассказать о своей семье – я рассказала в фильмах. На большее я не способна, у каждого своя мера открытости.

Все свои фильмы я действительно всегда пропускаю через себя, это, как мне кажется, нормально. Я не понимаю, как можно иначе. Особенно, если работаешь с такими чувствительными темами.

Некоторые герои моих фильмов – мои друзья. К кому-то из них я отношусь издалека с восхищением.  С профессиональной точки зрения, мне, безусловно, хочется понять, как живет чужая семья. Это всегда страшно интересно. Как люди решают задачи, которые частично стоят перед тобой, над решением которых ты иногда думал?

Человек всегда думает, правильно ли он живет, верны ли законы, по которым он живет, достаточно ли любви в его семье, правильно ли он дарит любовь своим детям? Всегда очень интересно понять, как устроены другие люди? Это вранье, что «счастливые семьи счастливы одинаково». Конечно же, нет. Все счастливые семьи счастливы очень по-разному. Это несчастья как раз чаще одинаковы: семейные несчастья случаются от недостатка любви.

Мне было очень интересно снимать. И, конечно, я эмоционально вовлекалась в каждую из историй. Иногда плакала вместе с героями на съемках. Иногда – после, сама уже. Какие-то вещи я до сих пор прокручиваю в голове, переживаю. Я знаю, что случилось с теми, кого я снимала, потом, после съемок. Я знаю «концы» историй: как мальчик, который говорил два слова в минуту, теперь говорит сорок пять слов, как другой мальчик, который боялся закрыть глаза, потому что боялся остаться один, теперь перестал бояться. Я хочу доснять все это и показать.

— Ваши фильмы схожи с хроникой —  на экране происходят судьбоносные события в жизни ребенка и его приемных родителей. Первая встреча с приемной мамой, первые дни в семье, встреча с кровной мамой.… Как удалось запечатлеть такие моменты?

— Мы очень долго снимали, это, конечно же, вызывало тревогу руководителей фонда: мне иногда казалось, что они боятся, что я вообще никогда не сниму. Но я ждала. И ожидание было оправдано.

К примеру, когда мы начали снимать Олю и Петю Свешниковых, в их семье было только двое детей. А к концу съемок их было уже трое. А к самому концу —  нашлась кровная мама Никиты. Надо было снять и ее. Все эти события происходили на наших глазах. Я говорила Оле Свешниковой, что как подруга, я за нее переживаю, а как журналист, страшно радуюсь тому, что целая жизнь —  в кадре!

Когда мы снимали Арину Бородину, думали о том, чтобы рассказать о ее подопечном подростке Никите и найти ему маму. Но мама нашлась еще до окончания съемок. И мы снимали их первую встречу в детском доме и первый день дома. Сейчас, когда уже прошло время, я знаю, как они живут, с какими проблемами они столкнулись, как учатся жить рядом, как привыкают, как трудно это дается, но какой огромный путь они уже проделали.

Когда мы впервые поговорили с журналистом и основателем фонда «Жизненный путь» Верой Шенгелия о том, что я хотела бы снять историю про Гора, сам мальчик жил в «Домике» — частном детском доме для детей с множественными нарушениями развития. Мамы у него не было. Маму искали, можно сказать,  400 лет. Но, когда мы уже начали снимать, оказалось, что мамой Гора будет Фатима Медведева. И это было настоящим счастьем и Событием. А потом оказалось, что опека собирается отказать Фатиме.

Помню, что я даже хотела ехать в эту опеку с камерой и требовать от опеки публичного ответа. Но проблему решили без меня. Фатима с Гором стали жить вместе. Для съемок мы стали уговаривать Гора поехать в Домик. Но он категорически отказался, просто сказал: «Я не хочу». И «Домик» мы снимали без Гора.

Эти фильмы — частично учебные. Задача их в том, чтобы люди, которые хоть раз в жизни думали об усыновлении, больше об этом узнали. Чтобы они посмотрели фильмы и поняли не то, что «надо осчастливить сиротку», как говорят по ТВ, а то, как это, на самом деле, выглядит изнутри.

— И как выглядит приемная семья?

— Как нормальная обычная семья. Вы когда рождаете ребенка, вы понимаете, что вас ждет? Что в месяц он будет мучаться коликами, в 6 месяцев у него будут резаться зубы, он будет орать как резаный. В год он пойдет, будет падать, у  него будут сбиты коленки, он будет проситься на руки. В 2-3 года малыш на все ваши просьбы будет говорить: «Не хочу!», в 6 лет у него начнут выпадать молочные зубы. И он впервые хлопнет дверью. И так далее, вплоть до подросткового возраста, первой любви и того момента, когда вы с мужем станете бабушкой и дедушкой.

Вы к этому готовы, готовы ко всем сложностям? Точно так же вы должны будете быть готовы ко всем этим сложностям и с приемным ребенком, но при этом, имея в виду то, что у него до вас была какая-то жизнь, которая была очень тяжелой. И вы для него в этом смысле не спаситель и не свет в окошке. Вы – человек, который встретился на его пути, после того, как его какое-то количество раз сильно подводили другие люди. И это все предстоит пережить вам вместе с ним.

Приемные семьи –  это не серьезное отличие, а важная деталь. Приемный ребенок — это ребенок и союз. Вы когда впервые встречаете, к примеру,  будущего мужа – вы же понимаете, что у него до вас была какая-то своя жизнь? И когда вы начинаете  с ним жить,  вы учитываете эту жизнь.

И вот когда приемный ребенок пришел к вам в семью, вы тоже учитываете его жизнь «до вас». В этом и отличие ребенка, который пришел в семью, от ребенка, которого вы родили: с рожденным у вас полностью общее прошлое, а с приемным – есть что-то, что происходило без вас, до вас. И это надо учитывать, ведь это часть его биографии. Нельзя сказать: вот мы тебя забрали и теперь начнем жить с чистого листа. Это неправда.

— Когда приходит любовь к приемному ребенку?

— Не сразу, наверное. Но это же точно также и с тем, которого вы родили. Вы разве хотите сказать, что прямо вот сразу и по-настоящему его полюбили? Нет, конечно. Вы родили ребенка, потом вы о своем ребенке заботитесь, бережете его, кормите, носите на руках. А любовь приходит чуть позже. Тогда, когда вы начинаете друг друга понимать: у вас начнутся какие-то отношения, эти отношения и есть любовь.

Это я и про себя могу сказать, когда я родила ребенка, у меня были такие чувства: вот он родился, живой, здоровый, дышит, Боже, все хорошо! Потом начинается череда всего того, что надо сделать для малыша. А любовь потихоньку приходит сама по себе. Нельзя себя заставить любить.

Можно натренировать отношения, можно — сердечную мышцу, можно заставить себя быть терпеливым, понимающим. Но любовь или приходит, или нет.

— В ваших фильмах приемные родители берут в семьи и маленьких детей, и подростков. Насколько сложно принять взрослого ребенка? 

— Когда приемные родители берут взрослого ребенка — для меня лично это гораздо более серьезный поступок и вклад в наше общее дело по улучшению мира вокруг. К примеру, наша героиня Лена как раз взяла такого — взрослого ребенка. Никиту. И Лена говорит, что ее задача — сделать из него самостоятельного человека, воспитать мужчину, который сможет зарабатывать на жизнь, содержать самого себя и возможно, еще кого-то, а если захочет – создать семью.

Это великое дело. Потому что в детдомах – даже самых лучших – происходит абсолютная десоциализация детей. Они живут на всем готовом. Не понимают, как заваривать чай, как заработать на кусок хлеба. Для них это – поставка. Им привозят не то, что им нужно, а то, что по разнарядке. И чем больше этим детям чего-то не хватает, тем больше они злятся. И еще больше десоциализируются.

Одно дело, когда ребенок канючит в семье, чтобы ему купили какую-то игрушку, а мама говорит, что купит ее на Рождество или не купит вообще, потому что денег нет, или не купит, потому что семья против этого. Это понятная история. А ребенок в детском доме не понимает, кто из чего выбирает? Чужие дяди и тети — из каких-то своих соображений, никак не связанных с ребенком.

Поэтому очень важно, когда берут в семью взрослого ребенка. Мы не можем требовать от двух взрослых людей, оказавшихся друг с другом в замкнутом пространстве, абсолютной взаимной любви. Это надо очень четко понимать и перестать драматизировать усыновление. Адаптация – дико сложная ситуация. Если взрослому хватает мужества, терпения и  сил пройти этот путь, то он сумеет вытащить ребенка.

Фото — Анна Данилова.

— Как понять, сможешь ли ты стать приемным родителем, сможешь ли пережить адаптацию, справишься ли вообще?

— Слава Богу, что есть Школа приемных родителей (ШПР). Ведь немало людей – по статистике порядка 30%, которые психологически не готовы взять ребенка, отказываются от этого решения как раз на стадии ШПР. Но хотелось бы, чтобы путь к приемному родительству был еще сложнее и еще дольше.

Не в смысле идиотских препонов со стороны органов опеки, к примеру, «как устроен ваш санузел?» Гораздо важнее психологическая готовность. Я ратую за профессиональные семьи, которые, если что-то случилось, готовы на некоторое время взять ребенка. Подобная передержка не связана с очень глубокими сердечными отношениями, но семья будет наполненная теплом и профессиональной любовью.

— В последнее время подростков и детей с особенностями развития в приемные семьи берут все чаще. Но вместе с этим растет и число отказов. Как вы считаете, какие причины возвратов детей в детские дома можно считать объективными и возможно ли избежать их?

— Отказ – это ситуация SOS, жуткая ситуация, с одной стороны. С другой стороны, нужно понимать, что она возможна. И не всегда в этом виноваты приемные родители, вопреки такому стереотипу: «какие сволочи, пригрели ребенка, а потом бросили!» Бывает очень по-разному.

Самое важное, что сейчас потихонечку происходит, — профилактика сиротства, а не пропаганда усыновления.  У нас часто бывает, что говорят: «Давайте всех усыновим!». Никто никогда на самом деле не знает, что было у этого ребенка в семье, почему он остался без родителей?

Деньги, которые тратятся на содержание детей в учреждениях, сопоставимы с теми суммами, которые могли бы тратиться на поддержку семей в  тот момент, когда семья рушится. Когда маму бросил папа, и мама начала пить или когда мама в депрессии начала, к примеру, употреблять наркотики, когда она забеременела пятым ребенком и не понимает, как она все выдержит. Или папа исчез, мама ушла с работы.… Бывают тысячи разных ситуаций, в которых  дети могут оставаться без родителей.

Наша система делает все, чтобы дети не остались с асоциальными родителями. Но какие бы ни были плохие кровные родители, они все равно для ребенка самые лучшие, ведь это его настоящие мама и папа. Как бы это больно не звучало для всех приемных родителей, включая меня, в этот момент. Лучше было бы, чтобы мы – приемные родители – не случались. Чтобы в жизни ребенка было так, как задумано природой.

Есть огромные территории, принадлежащие государству, на которых нет никого. Или живут всего 40 человек на 40 гектарах. Если все эти ресурсы государства можно было бы использовать для возможности сохранения семей – к примеру, для передержки детей в то время, пока разрушающуюся семью пытаются «склеить» специалисты, то это была бы очень важная часть профилактики сиротства.

— Ваши фильмы помогают увидеть и понять, что создание новой семьи – огромный труд и приемных родителей, и самих детей. Как, по-вашему, что особенно необходимо для того, чтобы всем справиться с тяжелой адаптацией?  

— Когда ребенок оказывается в семье, то возникают трудности, с которыми семья не была готова встретиться. Семья пытается их решить самостоятельно, не прибегая к профессиональной помощи. И это ошибка.

Мы почему-то пытаемся решить сложные проблемы в одиночку, считая себя героями. Об этом очень хорошо говорит Елена Альшанская, президент фонда «Волонтеры – в помощь детям-сиротам»: когда ты считаешь, что ты — герой и карабкаешься в гору, то все хорошо при условии, что ты один. Но если ты не один, а тащишь вверх с собой еще и ребенка, пережившего немало горя, ты лезешь и понимаешь, что не справишься и сорвешься, то ты должен понимать, что сорвешься ты не один, а вместе с этим ребенком и погубишь его…

Конечно, для ребенка возврат – трагедия. Но иногда бывает, что возврат – единственный способ выйти из ситуации. Бывают дети, которые вообще не могут жить в семье. Правда, бывают. Их очень мало, но они есть. Такие дети в силу разных обстоятельств, психологического состояния, десоциализации, лучше чувствуют себя в привычном для себя социуме, а не в обычной семье.

Профилактика и необходимые меры для того, чтобы отказов не было, должны быть предприняты до того, пока приемные родители и дети не встретились. Или нужно заранее понимать, смогут ли жить друг с другом именно эти приемные родители и именно эти дети.

Всегда это — разные случаи. Ситуация, когда не справились, бывает. И фильмы сориентированы для проекта фонда — «Передышка». Потому что приемные родители никакие не герои, а такие же, как и все. Они устают больше, потому что этого ребенка не вынашивали, не ожидали, не пеленали и не учили ходить. И им надо наверстать все эти «не» за довольно короткое время.

Приемным родителям иногда нужно просто посидеть в тишине. Проект «Передышка» связан с профессиональными бебиситтерами, которые могут посидеть с ребенком, а также с социальными службами, когда родителям и детям помогают выкарабкаться из сложной ситуации.

Очень часто приемные семьи в этих ситуациях можно спасти, залатать, склеить, но нужны профессиональные ресурсы. Они есть, но стоят дорого. Ни у кого на них денег нет, потому что как бы всем опять же кажется, что «главное — детей пристроить». А как там они будут жить в приемной семье – разберутся, стерпится – слюбится…

Мы делаем фильмы как раз для того, чтобы люди понимали, как все это непросто. И для того, чтобы собрать деньги на проект «Передышка».

Фото — Анна Данилова.

— Как вы совмещаете работу и воспитание детей?

— Работать легче, чем воспитывать детей. Проще снять два фильма, чем вырастить одного ребенка. У меня — прекрасный муж. Он много занимается детьми. И у нас с ним нет никакой жизни за пределами семьи. Была смешная история, когда к нам приехали друзья – родители, у которых один ребенок шести лет. И отец этого шестилетки спросил меня: «А как вы проводите досуг?». Я говорю: «Какой досуг?» «Ну, куда вы ходите?» — уточняет он. А я отвечаю: «Садик, виолончель, пианино, английский язык». Для нас с мужем досуг – это наша работа.

С другой стороны, я всегда себя останавливаю и говорю, что мы, на самом деле, очень счастливые. Тьфу-тьфу-тьфу, мы все здоровы. Мы потом все это время будем вспоминать, потому что оно не повторится. И однажды дети вырастут и уедут, а я буду мечтать, чтобы это время, когда они росли, вернулось. Потому что только когда дети маленькие, ты можешь бесконечно болтать с ними и рассказывать им о себе, а им – интересно. Когда они подрастают, все эти рассказы уже, в общем-то, не нужны. Часто поэтому пожилые люди обижаются на то, что взрослые дети их не слушают: раньше надо было начинать разговаривать.

Я всегда себя этим подогреваю. И в этом нахожу силы. А так мы с мужем друг друга отпускаем по работе. У нас такая передышка.

У нас есть няня, она с нами много лет. Наши бабушки живут далеко, они приезжают или мы где-то вместе проводим каникулы. Вот недавно приезжала бабушка помочь, потом уехала. Сын спрашивает: «Бабушка куда поехала?». Я говорю: «К дедушке». «А что она там делать будет?» «Жить». «А у нее  там есть дети?» «Нет». «А с кем она будет жить?» «С дедушкой». «Вдвоем? Так ведь это же очень скучно!» Он не понимает, как это — жить вдвоем?

— Вы можете поделиться какими-то книгами, ссылками на лекции или сайты, которые помогают вам в воспитании детей? 

— Ой, нет. Я болезненно отношусь ко всевозможным теперь рекомендациям по, например, бесконечно естественному родительству: кормить ребенка грудью до школы, привязывать к себе слингом двоих, а то и троих детей, со всеми на руках работать и как-то при этом не сойти с ума и не развестись с мужем. Не знаю, очень все сомнительно.

Я — противник любых теорий. Когда я читаю советы милого психолога, например, о том, что «если ваш ребенок не хочет садиться  в машину, вы остановитесь, поиграйте с ним в игру, представьте, что машина – это игра».

Я все время хочу этого психолога пригласить и предложить поиграть, если детей  — четверо. Один орет, второй не хочет садиться в машину, двое других задают самые разные вопросы, к примеру, почему евреи не читают Новый завет, почему у Золушки платье голубое, а не розовое? А вы в этот момент уже конкретно опаздываете всех развести по занятиям и кружкам.

Другая странность, когда сторонники бесконечного кормления детей грудью порождают в тех, у кого нет такой возможности, комплекс вины. Ты все время виновата в том, что ты — неправильная мама, ты не кормишь ребенка до трех лет грудью, и он не привязан к тебе, ты не ходишь с ним в слинге на работу или съемки, не ездишь в командировки.

Представить себе то, что я, обвешанная детьми, лечу в самолете в командировку, я не могу. У всех разные работы, и у всех разные степени концентрации. Или когда у тебя по голове прыгают три ребенка, то кормить четвертого грудью до школы ты не можешь. Поэтому я не люблю разные пособия, которые никак не связаны с жизнью.

У меня четверо детей. Старшей дочке 7 лет, а младшей недавно был 1 год. За эти шесть лет сменилось несколько психологических течений. И за каждым все бегут. Потом бегут в другую сторону. Человека с неокрепшей психикой это сводит с ума. Потому что ты не всегда можешь соответствовать высоким параметрам, которые задают тебе психологи.

Да, есть технические вещи – как у Комаровского, к  примеру, когда даются четкие рекомендации к определенным ситуациям: здесь так держать и при этом в нос закапывать, в ухо – эти капли, а в нос – другие. Календарь прививок – вот такой, а симптомы менингита – вот такие. Это все полезные и важные знания. Хорошо бы они были у всех.

— Назовите, пожалуйста, ваши правила жизни?

1. Самое главное — это любовь. Мир есть любовь. Дети есть любовь. Муж есть любовь. Семья есть любовь. Бог есть любовь. Нет ничего, важнее любви.
2. Самое сложное – научиться прощать. Но этому нужно учиться.
3. Еще одно из самых сложных умений – умение чувствовать чужую боль. Этому тоже нужно учиться. Я бы переформулировала известную истину: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой». В моем варианте было бы так: «Ты можешь поступать так, как хочешь, а нужно научиться чувствовать чужую боль. Тогда ты не сделаешь больно другому».
4. Еще нужно очень беречь себя. Потому что нет никого, кто мог бы позаботиться о наших детях лучше, чем мы сами. Беречь себя нужно, чтобы быть ресурсными. Меня этому слову научил проект. Нужно эту ресурсность в себе сохранять. Если понимаете, что все, хана, вы падаете, то нужно встать и уехать. Или уйти. На час, на сутки, на трое, чтобы потом вернуться к своим детям в трезвом уме и в твердой памяти. И иметь силы на любовь.