Генеральша песчаных карьеров

Рассказ психолога фонда «Измени  одну жизнь» Елены Мачинской записан со слов приемной мамы и основан на реальных событиях. Все имена и фамилии в рассказе изменены. Все совпадения с реальными персонажами необходимо считать случайными.

«Я начал жизнь в трущобах городских и добрых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих, я есть просил, я замерзал.
Вы, увидав меня, не прячьте взгляд, ведь я ни в чем, ни в чем не виноват».

Ю. Цейтлин. Из песни «Генералы песчаных карьеров» группы «Несчастный случай».

Предыстория

Меня зовут Светлана, мне 35 лет. Приемным родителем я обдумывала стать давно. Но все время находились какие-то «но»: маленький ребенок, отсутствие мужа и финансовой поддержки, вопрос с жильем, работа, деньги, кризисы, болезни, планы. Затем была новая свадьба и нежелание мужа, бизнес, дела. Но, как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. На следующий день после развода я умыла отекшее от слез лицо, стряхнула пыль и решилась.

До своего решения я часто принимала участие в разных благотворительных проектах. В процессе своей работы я много узнавала и много поняла. Я поняла, что все дети нуждаются в семье: и маленькие, и большие, и красивые, и не очень, и здоровые, и «особые».

Читайте новый раздел на нашем сайте – 5 шагов к принятию ребенка в семью.  Он создан для тех, кто думает о том, чтобы взять ребенка из детского дома. Подробные инструкции написаны в удобном формате. С чего начать? С шага №1!

Но особо мне было жалко тех, которые большие, «не очень», да еще и «особые». Да плюс ко всему из трудных семей, таких, как в фильме «Я сюда никогда не вернусь». Отчаявшихся. Загнанных. Беспомощных. Таких, на которых редко берут направление. Я поняла, что девочка со здоровыми генами, от 0 до 3 – самая популярная группа для усыновителей — мне не нужна. Розовые бантики и пухленькие щечки где-то даже внушали мне страх того, как бы правильно сказать, что я потрачу время и силы не туда. Просто и без меня у такого ребенка много шансов попасть в семью.

Мой «клиент» будет не из простых. Я видела свою миссию не в том, чтобы «обогреть бедную сиротинушку, без мамы, без папы», а работать, вырвать из системы трудного ребенка и, применив весь свой опыт, всю свою подготовку на то, чтобы дать ему шанс стать достойным членом общества. Признаюсь, мои иллюзии о собственных силах сильно были преувеличены. Я была птенцом, впервые вылетевшим из гнезда, которому кажется, что он взрослая сильная птица.

В опеке

Мне кажется, в опеке меня не сразу поняли. Молодая, не замужем, свои дети есть. Еще нарожать же может. Чего ей тут надо? Что за странная мотивация?
Но еще больше они удивились, когда заполняли анкету:

— Мальчика, девочку вы хотите?
— Пишите — любого.
— Возраст? Маленького?
— От 3 до 18.
— До 18?
— Да. (Мне показалось, что инспектор несколько напрягся в этот момент и усомнился в моей адекватности).
— Ну, инвалидность мы вычеркиваем?
— Нет, оставляем.
— Вы действительно готовы взять ребенка с инвалидностью? Вы уверены? (Сомнения во взгляде крепли).
— Да.

Несмотря на мой утвердительный ответ, я солгу, если скажу, что я была полна решимости. Меня терзали и страхи, и сомнения. Пришлось рассказать ей про наш фонд, про наших детей, про то, как нужны им родители, и почему, собственно, я не ищу блондинку до 3 лет со здоровыми генами.

Школа приемных родителей

Помимо справок о здоровье, справок из милиции, с места регистрации и работы каждый кандидат должен пройти обучение в Школе приемных родителей. «Ну, зачем она нужна мне?», — думала я. У меня есть уже опыт, я мама, я опытный волонтер, я все уже знаю. Я прочитала сотни статей, десятки книг, тысячи историй. Да я сама кого хочешь, могу научить! Ошибалась…

Школа приемных родителей помогла мне лучше понять себя, заставила задуматься о тех вещах, о которых я не думала, пересмотреть свое отношение по ряду вопросов. Тренинговая часть — важный момент в этих школах. Мы не только слушали лекции, но и через упражнения переживали новые эмоции, ситуации, роли. Школа дала мне не столько знания, сколько опыт. Она стала важным звеном в укреплении моего желания. Во многом благодаря школе я смогла пройти с достоинством то, что нам суждено было пройти. Теперь я с воодушевлением объясняю всем кандидатам, как важна школа в жизни каждого приемного родителя, мечтаю открыть такую школу и в нашем городе. Надеюсь, что получится.

Направление

Третьего августа я получила заключение о возможности быть опекуном. Еще до этого момента я просматривала сотни фотографий, читала тысячи историй. Задумывалась то об одном, то о другом ребенке. Но всегда было ощущение, что как-то сложится само. В процессе сбора документов я поняла, что хочу сына. Насте 12. Пусть будет мальчик, лет 6-8.

Я нашла его фотографию на следующий день после получения заключения на сайте областной опеки. Он мне понравился. Красивый, улыбчивый пацан, 8 лет, с проблемами по здоровью. Екнуло. Поехала сразу. Через час я была уже в опеке того города. Но все сложилось иначе. Взять на него направление у меня не получилось. Зато мне практически насильно вручили направление на Таню, 11 лет. Мама лишена родительских прав, папы нет. С родственниками не общается, ребенка забрать никто не захотел. Из семьи забрали с педагогической запущенностью, нервное истощение, физическое истощение.

«Ну, посмотрите, пожалуйста, эту девочку, такая хорошая, ей очень нужна семья», — уговаривали меня сотрудники опеки. Я только несколько позже поняла, что они либо лукавили, либо не успели с ней как следует познакомиться. Первое впечатление она действительно производила приятное. Я решила посмотреть, хотя на тот момент думала, что забирать ее не буду: очень большая, но постараюсь ей помочь, раз уж за нее так просят, найду ей приемную семью. С такими мыслями я предстала на следующее утро перед воротами детского дома.

«Грузите апельсины бочках» * 

Следующим утром я стояла на пороге детского дома. Стояла я не одна, а с дочкой Настей, 12 лет, и племянником Мишей, 4 года. Мишу брать не планировала, но пришлось. Подкинули «посидеть» в самый последний момент.

Порог детского дома встретил меня всепланетным движением. Сумки, люди, бег, крики, суета. Как вокзал в утренние часы. Нашей делегации указали на пробегающего мимо директора. «А, так это вы к Ивановой? Ну, пойдемте». Дальнейший разговор был краток: «Ну, что, девочка вроде ничего, конечно, бегала… Мама лишена родительских прав по алкоголю, ребенком не интересуется… Ну, что еще? Ничем особым не болеет… Мы через 5-10 минут уже в лагерь уезжаем, вы решайте быстренько: либо берете ее на гостевой домой, либо уезжаем в лагерь до конца лета». И куда-то в сторону, уже криком: «Свет, вы апельсины погрузили? А коробки? Веди Иванову, тут к ней приехали!»

Вот к чему, но к «решайте быстренько» я готова не была. Подросток, сложная судьба, пьющая мама, отец покончил жизнь самоубийством. Побеги из двух прошлых приемных семей. Какое, нафиг, быстренько? Я не так себе все представляла. Я думала, мы познакомимся, я буду ей звонить, приезжать в гости и, только тогда, когда я пойму, что нужна и могу помочь ей, плавно перейдем на гостевой режим, а дальше — уж как получится.

— Меня зовут Света, эта Настя, это Миша, он с нами не живет. (Небольшое обсуждение, где живем мы, и кто еще живет с нами).

— Я хочу к вам, а не в лагерь, — ответила Таня.

Сказать «нет» почему-то не повернулся язык. Сумка в лагерь была уже собрана, поэтому собирать вещи не пришлось, формальности спешащим директором улажены в 5 ближайших минут и еще через 5 минут мы стояли за порогом детского дома. Ощущение полной нереальности происходящего. Немая сцена. Занавес. Годом спустя нас назовут «самой быстрой приемной семьей в истории».

Но, как оказалось, самое-то интересное еще ждало меня в ближайшие дни…

Это было 7 августа 2013. Именно этот день мы празднуем как день Аиста. Больше Таня в детский дом не возвращалась.

*(с) Золотой Теленок, Ильф и Петров.

Родственники

Не знаю, лукавили ли в детском доме и опеке, когда говорили, что Таней из родни никто не интересуется, и связи у нее с ними нет. Но уже на второй день меня ждал сюрприз, когда с родственниками мы жарили на даче шашлык.

В разгар самого бала мой брат входит в дом. Глаза округлены, походка и жесты нервные:
— А ты знаешь, что Таня общается с родственниками?
— Нет, она не общается.
— Общается. Я сейчас выхожу на улицу шашлык переворачивать, она сидит на лавке, меня не видит и общается по телефону. Знаешь, что говорит? «Мам, я теперь в новой приемной семье, тут нормально. Да, хорошая квартира. Я тебя очень люблю и соскучилась. Бери дядю Витю, дядю Лешу, дядю Максима и дядю Сашу и приезжай ко мне сюда в гости. Запиши адрес (диктует адрес, код домофона). Я буду ждать. Я тебя тоже люблю, очень жду, скоро вернусь к тебе».
— Как?

Как я уже знала, двое из этих дядь имели отсидки по тяжелым статьям. Третий сядет позже, когда Таня будет жить уже у нас. За убийство.

Вечером состоялся разговор.

— Мама уже не пьет полгода, устроилась на работу, собирает документы, скоро заберет.

«Блин, — подумала я. – Ну, если так, то зачем мне сейчас ее оформлять, менять школу? Может, пусть спокойно ждет маму?» На следующий день я побывала в опеке и в детском доме. Попросила пояснений и узнала много интересного: «Опять шарманка началась. Возвращайте. Не будет она у вас жить, ее уже дважды возвращали, она и прошлых приемных со всей этой родней своей достала. Ее мать обещает ее забрать, а сама за два года и не навестила ни разу. Врет. Не работает. Пьет. Только нервы ребенку треплет, какая она дельная, да хорошая, что документы собирает, а она верит, дурочка. Объясняли, объясняли ей…»

Помогла мне советом Елена Альшанская, президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям сиротам»: «У тебя же была цель помочь. Вот и помоги. Ну, не будешь ты ей мамой, будешь тетей. Зато вырастет нормальный человек. А вернешь ты ее, и что? В детском доме у нее, кроме пустых обещаний, какое будущее? С мамой, правда, придется общаться, раз она ее так любит, запрещать нельзя».

Мне, правда, сложно было это принять.

Последующие четыре месяца у нас прошли под лозунгом: «Я тут ненадолго, учиться, знакомиться и дружить ни с кем не собираюсь, ваши правила и порядки мне не нужны и не интересны, у меня есть любимая мамочка, дядечки, тети, друзья. Мама меня скоро заберет, она уже собрала все документы. И школа мне ваша тоже не нужна. Моя мама не училась, и чо? Нормально живет». И звонки, звонки, звонки каждый день. Обсудить школу, дела, погоду.

Правда, и меня мамой она меня начала звать уже со второго дня: «Ну, бывает же у некоторых два папы. А у меня будет две мамы».

— Танюш, а почему ты от других родителей убегала, а у меня живешь? — спросила я однажды.
— У тебя хорошо, ты не запрещаешь мне общаться с родными… А еще мне иногда теперь уже кажется, что мама меня никогда не заберет. Вот у нас еще один пацан в детдоме был, его почти вместе со мной привезли. Так его мама испугалась и пить бросила, и на работу устроилась, и забрала его. А меня не забирает.

Правда, уже через час после этого разговора, когда мама позвонила вновь, она прибежала ко мне в очередной раз с горящими глазами: «Я вот маме звонила, она документы уже собирает!»

Мне стало жалко и маму, и Таню, и эту связь, которую нельзя никакой хорошей жизнью порвать. Таня любила свою мать, и ни что, никакой отдых за границей, никакие перспективы, развлечения и шоу не интересовали ее и на сотую часть того, как она интересовалась жизнью мамы: «Как она там без меня? А вдруг ей плохо? А вдруг не поела? А вдруг упала, и некому ей рану промыть?»

В их истерзанном, зеркально отраженном мире слабым звеном была мама, о которой надо было заботиться, кормить ее, следить за ней. В их отношениях роль мамы несла Таня, и ее сердце разрывалось от страха и боли, от желания вернуться домой. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что думаю, как ей помочь.

Я обещала съездить с Таней к маме к Новому году. Уже договорились с психологом, который должен был сопровождать нашу встречу. Психолог даже сделал к маме предварительный выезд, обговорил с ней, как правильно себя вести, что надо прийти на встречу трезвой, обговорил возможность лечения и восстановления в родительских правах.

Я не смогла сдержать обещание. В декабре мы уехали по горящей путевке отдыхать в Израиль, и там я получила печальную весть – Таниной мамы не стало. Мы ездили на похороны, переживали горе вместе, и как-то с этого момента Таня стала вливаться в нашу семью. Осела. Приняла. Стала близкой и родной. Наладились отношения с сестрой, меньше стало конфликтов, пошла учеба. Позже она еще несколько раз делала попытки в порыве обид и ссор уйти от нас к кровным родным, но никто из них не согласился взять опеку на нее.

А родственников на похоронах было много. Нет, не алкоголики, вменяемые нормальные люди. Семьи, дети, машины. Глаза только многие отводили от меня. Брат старший у Тани хороший, у них отцы разные, он со своим отцом жил, а не с мамой. Общаемся, Таню к ним в гости вожу. И с одной из теть общаемся. Она не плохая, хотя для меня до сих пор остается загадкой, почему она не смогла забрать племянницу из детского дома. Возможно, из-за столь проблемного вызывающего Таниного поведения, к которому, имея маленьких детей, оказалась не готова. Таня хамила, материлась, дралась, с 9 лет курила найденные на улице бычки и пила дешевый алкоголь, была совершенно неуправляема.

Учеба

Учеба была моей болью. Уже через неделю или две я поняла, что Таня практически не умеет считать, не знает простых арифметических действий, не умеет пользоваться таблицей умножения, не может назвать месяцы и дни недели по порядку. Хотя и числится в 4 классе средней школы. Ну, что я должна была сделать? Посадить ее в первый класс? Вот эту девушку с грудью, бычком в зубах и ненормативной лексикой? Куда? Как?

Школа посоветовала перейти на надомное обучение, предварительно принеся справку, что ребенок педагогически запущен, а не умственно отсталый (тогда пришлось бы переводить ее в школу 8-го вида). Мне дали такую справку, хотя сомнения у доктора были нешуточные. Таня не смогла ответить практически ни на один вопрос, на который ответит лет в 6 любой дошкольник. Да и анамнез был невеселый. Недоношенность, маленький вес при рождении, полгода пролежала в больнице, ну, и другие проблемы.

Учеба нам далась сложно. В какой-то момент я просто бросила, по совету психологов, даже пытаться ее учить. Мне дали задачу – отогреть, принять, быть рядом, помогать советом, а учебу поручить профессионалам. Ну, не может приемный родитель сочетать эти две роли – роль мамы, подразумевающую сближение, нежность, понятие и приятие, и роль учителя, немного отдаленную, назидательно-контролирующую.

А школа начала учить. За первый год обучения в школе Таня закончила сразу 4 класса. Ну, нет, гением она не была, и средняя оценка у нее была не выше тройки, но на следующий год, пойдя в 5 класс, она смогла учиться уже с классом. Ее погодки на тот момент учились уже в седьмом.

Сленг, драки и замуж за зэка

Речь. Речь была отдельным шокирующим моментом для меня. Конечно, в незнакомой обстановке и со взрослыми людьми Таня могла вспомнить с десяток слов из нормального русского языка, но в тот момент ее словарный запас по объему мало чем отличался от словаря Эллочки Людоедки. Она не знала даже значения, казалось бы, совсем простых бытовых слов: насос, монитор, эскалатор. Живя рядом с Москвой, она никогда не была в метро. Ее кругозор ограничивался постоянными разборками на чисто матерном языке с какими-то «друзьями».

Зато сам матерный словарь был бесподобен. Без преувеличения скажу, что регулярно становясь свидетелем ее разборок по телефону (орала она так, что на другом этаже дома было слышно без фонендоскопа), я безгранично расширила свой словарный запас. Лавина новых оборотов, неизвестных мне ранее составных слов и художественно оформленных посылов «на» открылась для меня во всей глубине и красоте русской фольклорной речи. Хотелось порой взять блокнотик, и как в том кино: «Помедленнее, я записываю».

Было в ее речи что-то аутентичное, от предков, цветастое, из русского-хулиганского, что-то из современного уголовного сленга. «Заткни пасть, бычара, ты чо на меня гонишь? Зуб даю, не на того шьешь. Ты еще мусорам стукни. Глаза разуй, гнида, не было меня на том замесе!» И весь этот сленг составлял особый контраст с тем, чьи уста его произносят – маленькой тоненькой девочки с огромными голубыми глазами.

Мне даже стало интересно, откуда такой богатый набор. «У меня и дядя сидел, и отчим сидел. У них нормальные статьи были. Ну, там за убийство, например. Только те, кто сидел, знают жизнь, они живут по понятиям. Не то, что эти лохи-ученые. Тюрьма – это круто, это настоящая школа жизни, а не ваши идиотские книжки. Я тоже хочу замуж за зэка».

Понадобилось примерно около двух лет, чтобы заменить активный словарь на более… адаптированный к окружению, научить смеяться над иного рода шутками и перестать постоянно орать и драться при любом удобном случае. Да, я же не говорила, что мне несколько раз звонили из школы/лагеря, потому что Таня кому-то дала в глаз? У нас даже была шутка, когда меня спрашивали, не боюсь ли я отпускать Таню одну гулять, вдруг что случится, я отвечала, что боюсь, конечно. С ее выходом на улицу в городе становится крайне небезопасно.

Мальчики

Что у детей из детских домов бывает сексуализированное поведение, нам, конечно, рассказывали в ШПР. Но то, что я увидела своими глазами, повергло меня в шок. Мальчики менялись иногда по несколько раз на неделе, и каждый был «настоящая любовь навсегда». Постоянные засосы на шее, руках, синие губы оправдывались как «прикольный знак нашей настоящей любви». И да, инициатором, как я могла наблюдать, всегда была Таня. К счастью, как показал осмотр гинеколога, которого мы должны были проходить по диспансеризации, любовь далеко не зашла. Но и вероятность стать бабушкой с первой детской овуляцией мне не улыбалась, поверьте. Никакие увещевания, разговоры, уговоры не помогали. «Достала», «Меня не понимают», «Я такая, какая я есть», и хлопающие двери.

А видели бы вы этих принцев, Боже мой! На лицо – одни наркоманы и спивающиеся подростки, один вид которых заставляет родителей хватать своих детей и уводить подальше. «Я люблю плохих парней, с ними весело». Да, я понимала, что таким образом она хаотично пытается заместить любовь и внимание, которого она была лишена, затмить душевную пустоту, страх и боль одиночества, и что для ребенка, оказавшегося в ненормальной ситуации, такое ненормальное поведение – нормально. Сперва зализываем раны, потом и потребность быть «любимой» уйдет. Мне нужно было время, чтобы успеть, прежде чем она уйдет в свободное плавание.

И сегодня мне не удалось до конца победить эту любовь к «плохим», но с гордостью могу отметить, насколько разборчивее стала Таня. Теперь уже замуж за зэка ей не хочется, ну и «чтобы не пил, и не нарк», да и череда влюбленностей заметно замедлилась, она уже почти год верна одному. Но и мы еще не в конце пути.

Главное — верить в ребенка, принимать и направлять, а не запрещать и заставлять, это я точно поняла. Да, она действительно такая, какая есть. Но сделали ее такими мы — люди. И наша задача ее принять, понять, и помочь, а не изгнать, сдать и забыть. Это я сейчас такая мудрая и терпеливая, да. Но были дни, когда и посуда летела.

Сестра

После моих рассказов о Тане меня часто спрашивают, как на все это смотрела моя кровная дочь, насколько полезно ей было находиться в этой атмосфере, что она вынесла для себя? Не было ли ей плохо.

Было. Особенно в те первые полгода, когда была жива мама Тани, и Таня не хотела ни за что принимать нас, как семью. Хамство, мат, унижения. Насте и Тане приходилось делить одну комнату, и часто Настя была гонима из собственной комнаты, когда их диалоги неизменно сводились к тому, что Настя говорила нечто похожее на «так в нормальных домах не делают», на что Таня отвечала ей: «Ты чо, самая нормальная тут? Пошла вон, закрыла дверь с той стороны!» Ну, почти так. Как было на самом деле, не могу выложить по соображениям цензуры.

Настя рыдала. В какой-то момент начала практически жить у друзей, приходя поздно ночью. «Я не могу находиться дома». Это для меня был самый тяжелый момент — видеть, как страдает моя дочь. Наверное, это было самое сложное, что наиболее близко могло приблизить меня к идее возврата. Но возврат был бы крайней мерой. Я постоянно искала пути. Одной из идей было взять «в руки» маму, под гиперконтроль, помочь ей завязать (поговаривали, что она искренне старалась и хотела этого, и что в последнее время у нее даже получалось), снять им квартиру подальше от привычного окружения.

Но жизнь, как я сказала, расставила точки иначе. Мне стыдно в этом признаться, но, наверное, я бы не справилась, если бы не случилось несчастье. Если бы не умерла Танина кровная мама ровно за неделю, как мы должны были с ней познакомиться.

Постепенно после этого отношения между сестрами стали налаживаться. Не могу сказать, что они стали близкими подругами. В Настины 13 лет ее психологический и интеллектуальный возраст оценивался психологами на 18 лет, а возраст Тани – на 6. Но Таня начала тянуться к Насте, даже как-то ее уважать, и со временем это превратилось во вполне близкие родственные отношения. Комнату они больше не делили, и даже, когда встал при появлении нового ребенка вопрос, кто с кем будет жить, они выбрали друг друга.

Испортить же Настю, как часто меня спрашивают, Тане не удалось. Конечно, Настя узнала много новых слов, но, будучи ребенком, любимым с детства, уверенным в себе, интересующимся литературой, театром, музыкой, эти знания никак и никогда ей бы не пригодились в жизни, поэтому и не были приняты.  Просто там, где мир полон красок — нет места тревоге, злобе и агрессии.

Психологи и окружение

Никакие уговоры, никакие разговоры и обещания не могли заставить ходить Таню к психологу: «У нас был психолог в детском доме, спасибо, больше не пойду». Впрочем, один раз я ее уговорила посетить одного, которого мне рекомендовали. Не знаю, о чем они там говорили, но психолог меня удивила. Я ждала поддержки, ждала, что она найдет для меня теплые слова, но она произнесла сакраментальное: «Я вообще не понимаю, зачем вы ее взяли, вы испортите себе жизнь».

Еще раз я уговорила ее сходить к психологу примерно через год, когда она засобиралась уехать от меня к родственникам жить, потому что тут, у меня, учиться надо. Почему-то она считала, что у родственников в школу ходить не обязательно. Я очень хотела, чтобы психолог поработал с ней, помог залечить ее раны по поводу потери любимой мамы, но почему-то нас «отшили» одной консультацией, что да, тяжело вам, но, как говорится, «денег нет, но вы там держитесь».

В местной опеке нам предложили сопровождение. Психолога отрекомендовали как: «Хорошая девочка, только что институт окончила». Девочка не имела опыта общения с детьми из детских домов, не вела ни одного такого ребенка, и, вообще, «не в теме» приемных детей и даже предположить не могла, что делать. Поэтому выплывать пришлось самой. Я не хочу сказать, что хороших психологов нет. Несколько позже, уже со вторым приемным ребенком, я познакомилась с кучей чудных людей, специалистов с большой буквы, к которым можно и нужно идти. Но тогда, в начале пути, я о них еще не знала.

Что касается моей родни. В начале пути меня не поддерживал никто, мама звонила в слезах, просила вернуть «это», пока не поздно, пока я не испортила себе жизнь, пока меня не убили, не обворовали, и Танины дружки не изнасиловали Настю. Признаться, сил и уверенности мне эти звонки не добавляли. Многие друзья не понимали. Я чувствовала себя заложником ситуации. Но и вернуть я уже не могла. Ну, не могла, и все.

Группы «смерти» 

Я следила за лентой Тани вКонтакте, и эти унылые статусы про «жизнь – дерьмо» и «лучше умереть, чем так жить» появлялись на ее страничке регулярно. Она была подписана на всех «китов», которые только существовали. Не могу сказать, что ее кто-то там подталкивал к суициду, но и оптимизма и жизнерадостности ей это явно не прибавляло. Она была либо агрессивна, либо грустна и уныла большую часть времени. Я понимала, что это — боль от разлуки с мамой.  Как могла, пыталась ее отвлечь. Запрет Интернета никогда не казался мне оправданным средством. Унылые статусы и посты — не причина ее боли, а симптом.

Потом начались «царапины» на руках. Сперва они были еле заметные, и это объяснялось, как «покарябалась о ветки», или «гладила на улице кошку», ободралась об стол в школе. Потом Настя застукала Таню, как та монеткой трет, что есть силы себе руку. Полоса получается красная, по фото не понятно, что это – порез или нет, так что есть, что «сфоткать» и выложить в Интернет, показать, «как сильно я страдаю», или отправить с упреком к очередному возлюбленному и статусом «умираю, сердце разбито, ты с этим теперь будешь жить». Потом были обещания этого не делать, потом эти «игры» начинались снова.

Однажды она где-то нашла лезвие и порезала руки весьма сильно. Кровь остановила сама и около недели прятала от меня порезы под длинными рукавами, пока я случайно не увидела бинт. Потом она врала, что это «кошка». Конечно, я не поверила. Снова плакала, ругала, сорвалась и била посуду. Мне было страшно. Я начала искать для нее коммерческого психотерапевта (очень не хотелось ставить ее на учет, ведь это печать на всю жизнь), побежала к известному психологу, чтобы понять, как с этим жить, что делать.

Где-то через пару недель она попала с подозрением на аппендицит в больницу, где врачи увидели еще не до конца зажившие порезы. Был скандал, что я не доложила в опеку, не вызвала психиатра. Обещали сделать это, но, то ли пожалели, то ли забыли. Меня трясло, я плакала. Таня испугалась перспективы попасть в психушку или в детский дом, и после этого случая никогда не делала больше так. Да и вообще почему-то кредо «несчастной» после этого случая как-то довольно быстро испарилось.

На сегодня прошло два года. Больше ни одной царапины нет.

Вредные привычки

Курить Таня бросила. Не сразу, но бросила. Долго пришлось уговаривать, почти два года, да и уговорила не я в итоге, а ее новый парень, который не одобрил ее увлечения и поставил выбор – либо он, либо сигарета. Пьяной же пришла только один раз, и то об этом я знала от Насти случайно, и только спустя год. Хотя, по ее собственным рассказам, пила она регулярно с друзьями лет с семи.

В тот день я была на работе, а когда пришла вечером, она уже спала. Настя обещала ее не выдавать, взяв взамен обещание больше не пить. Таня, к чести своей, пока, насколько я могу судить, обещание сдержала. Настя бы тоже сдержала, если бы однажды Таня не пропала. Мы искали ее, уже собирались обращаться в милицию, когда от Тани пришло смс: «Я у такой-то подруги, остаюсь ночевать». Подруга, к слову сказать, живет в другом городе, и именно от нее тогда Таня приехала пьяная.

Я начала звонить Тане, и она мне дала поговорить с мамой подруги. Та мне ответила, что, действительно, Таня к ним приехала, что все нормально, они ложатся спать, чтобы я не волновалась, она под присмотром, и завтра они ее проводят на автобус и отправят домой. Меня это несколько утешило, но взволновало Настю: «Мама, я должна тебе что-то сказать. Это кажется та подруга, которая алкоголичка, ей 17 лет, она пьет, это она Таню напоила в прошлый раз. Она не живет с мамой». Пришлось ехать на поиски Тани и привозить ее домой почти силой. Я не рискнула оставить ее там. Сильно поругались, Тане не сразу, но пришлось принять мои условия, что так больше не повторится, и она всегда будет ночевать дома. Таня была трезвая, когда я ее забирала, поэтому вопрос алкоголя не поднимался.

Мои ресурсы

Меня часто спрашивают, что мне помогло? Как я справилась? Почему не сдалась, как у меня все получилось? Сейчас, глядя на 16-летнюю красавицу с хорошими манерами и правильной речью, никто никогда не заподозрит в ней той дикарки. Она ровно такая, как все подростки ее возраста. Хотя вру. Мне кажется, что она лучше. Глубже. Умнее. Умнее не в плане школы и тех оценок «по программе», а в бытовом, жизненном. Она знает себе цену и спросит с других. Она — моя помощница и любимая дочка. У нее есть сильные стороны – никто лучше нее не следит в доме за чистотой. Даже я.

Мне помогло мое упрямство и знание, что я не могу, не имею права предать, кинуть.

Мне помогли некоторые мои друзья, которые находили время приехать ко мне и попить кофе со мной на балконе.

Мне очень помогли антидепрессанты. Я не стесняюсь об этом говорить. Когда тебе плохо, надо лечиться. Мне было плохо. И я лечилась.

Мне помогали другие приемные мамы, к которым я обращалась.

Мне помогли несколько занятий тайским боксом в фитнес-клубе, который я посещала, и хорошая спортивная форма. Когда Таня изображала, как она дерется и бьет ногой, оказалось, что делаю я это лучше, и выше. И кулак я ее правильно научила держать. Это добавило мне много баллов «уважухи».

Мне помогла Adventure-терапия (терапия приключением). Я давно догадывалась сама, даже не зная, что такое направление психотерапии действительно существует. Только позже я прочитала об этом в книге и на специальном сайте, что для детей, переживших травму, наилучшая терапия – это терапия приключением. Когда ребенок попадает в незнакомые для него обстоятельства, где его привычные паттерны поведения не действуют, а для выработки новых ему надо приспосабливаться к окружающим его взрослым, копировать их стратегии выживания, то он учится доверять взрослым, улучшается его самооценка, растет ощущение себя не как единицы против мира, а команды.

Приключенческая терапия имеет очевидный положительный эффект в лечении проблем развития у несовершеннолетних правонарушителей и трудных подростков, в том числе страдающих наркоманией. Для такой терапии используют, в основном, длительные походы, изнуряющие велопробеги, многодневный альпинизм и т.п. активности.

Один из самых ярких примеров подобной реабилитации сложных детей – опыт Геннадия Мохненко и его проекта «Россия без сирот». Самые сложные дети, дети-наркоманы, дети с алкогольной зависимостью, имеющие тяжелые психологические травмы и искаженную картину мира, дети, которых он доставал из люков, успешно реабилитировались в его центре-семье, во многом благодаря «велопробегам» и силе воли этого человека бороться против обстоятельств, благодаря принятию, дисциплине и воспитанию в трудных условиях.

Признаться, к столько экстремальному времяпрепровождению была не готова я, хотя уверена, что если бы смогла, то все у нас было бы еще лучше, чем сейчас. Однако каждый момент нашей совместной жизни я пыталась наполнить поездками, где я за рулем, на несколько дней, в другой город, разными физическими активностями – горные лыжи, велопокатушки. И это работало. Даже автопоездки сближали нас неимоверно. И почему-то именно в машине она начинала говорить. О маме, о семье, о своей боли. Словно освобождаясь от прошлого. А я в эти моменты освобождалась от настоящего – от своей усталости, безысходности, от того, что между нами пустота и пропасть, и словно нет доверия, нет привязанности.

Мне помогла сестра, которая, хотя изначально была против моего решения, как-то легко нашла общий язык с Таней, и она ей не казалось такой уж «дикой», как казалась мне. Она часто забирала Таню к себе в гости, давая мне отдышаться, подарить время себе и своим хобби.

Мне помогли хобби. Важно оставаться собой. Важно, когда тебе сложно, не упасть, даже через силу, даже когда не хочется, дарить себе время на то, что интересно. Я записалась на курсы каллиграфии, много рисовала, ходила в театры, в спортклуб. Мне было важно сохранить себя, чтобы сохранить и иметь силы помочь моим детям. Хобби и собственные удовольствия – это краски, которые есть в твоей жизни. Если у тебя нет красок, если твой глаз не горит, то и раскрасить унылую раскраску приемного ребенка будет нечем.

Мне помогла тематическая литература: Нэнси Томас, Марек Внук, Нильс Питер Рюгаард, Людмила Петрановская, Джон Боулби, Карл Бриш и другие авторы, пишущие на темы приемных детей и привязанности.

Мне помог юмор. Много смеха и юмора. Когда нельзя или нет сил плакать — надо смеяться.

Постскриптум

Через полтора года у меня появилась еще одна Таня. Да, так совпало. Тоже Таня. И тоже «самая быстрая приемная семья», только мой 15-минутный рекорд был переплюнут на этот раз. Документы на передачу ребенка мне под опеку я оформила до знакомства с ребенком. Так пришлось. И Таня I теперь уже помогает мне в воспитании Тани II.

Но это уже будет другая история. И тоже со счастливым концом. Никак по-другому.

Эта статья создана при поддержке компании МегаФон.

«Будущее зависит от тебя» — так называется совместный проект фонда «Измени одну жизнь» и компании МегаФон. В рамках проекта мы публикуем видеоанкеты подростков. Им, как и малышам, очень нужны семьи. Но подросткам намного сложнее найти новых родителей.