Взрослые

Очень много я написала уже о детях в домах ребенка. Но дома ребенка – это не только дети-сироты, коротающие свои дни в казенных стенах на постоянной основе, но и сменяющие друг друга согласно графику взрослые

Часть 15. Взрослые

Читать все записи в блоге Катерины

Сотрудников в домах ребенка пожалуй не меньше, чем самих детей: воспитатели, нянечки, логопеды, психолог, музыкальный работник, медсестры и врачи – это тот персонал, кто непосредственно контактирует с детьми каждый день.

Но кроме этого есть еще работники кухни, специалисты, отвечающие за хозяйственные и экономические вопросы, а также административная верхушка.

Какие они? Разные. Совсем разные, как и все наше общество.

Как-то читала рассказ про ужасный дом ребенка, где персонал матом кричит на детей постоянно обижает и унижает их и даже бьет. Ни разу ничего подобного не встречала у нас.

А вот в период своей учебы в мединституте мне довелось подрабатывать в детском отделении больницы медсестрой, и там десятки лет служила санитарка, которая сыпала обзывательствами на детей ежедневно. Обзывала вполне себе благополучных родительских детей, и все это ей сходило с рук как с гуся вода. Почему?

Все очень просто. В этой клинике врача было проще уволить, чем такого «уникального» специалиста. Дело в том, что никто просто не соглашался работать санитаркой за такие мизерные деньги. Никто, кроме той, что работала.

Там, где платят гроши, сложно исправить ситуацию – там, где нет конкуренции, нет никакой возможности найти замену. Часто читаю в соцсетях, мол, работники социальных профессий работают не за деньги, а по призванию… И потому нечего пищать о тощих кошельках. Призвание, знаете ли, призванием, но пирамиду потребностей никто не отменял. Вот и стремится медперсонал в частную медицину, а воспитатели устраиваются бэбиситтерами. Ну а на мизер соглашаются те, кому больше идти некуда – отрицательный отбор в действии.

Однако наш дом ребенка был расположен в удачной близости от железнодорожной станции. Поэтому среди воспитателей и медсестер подавляющее большинство было иногородними. Работая в домике, они получали вполне приличную зарплату по меркам тех мест, откуда они приезжали. И за зарплату, а следовательно, и работу, держались.

Основной костяк персонала работал в учреждении годами и даже десятилетиями. А вот среди вновь прибывших задерживались не все.

Как-то расширить наши педиатрические ряды поступила новая врач, женщина лет 50-ти. Пробивная такая, палец в рот не клади. Пришла, говорит, детей оздоровлять буду, сейчас я им, как всем у вас, витамины выпишу, научу вас, как надо работать.

Ну да, оздоровила. Поработала месяц и сбежала. Не санаторий это, отнюдь не санаторий. И домой редко кто из врачей уходит во время, все больше очень не во время, особенно с октября по апрель – болеют дети постоянно. И на связи надо быть с медсестрами кругосуточно. И не один раз мне приходилось на работе ночевать, хотя рабочий день по идее заканчивался в 5.

Был еще врач-невролог, которому детей было жалко. Ну как же они, бедные сиротки, все в кроватях лежат одни. Грустно, тоска берет.

Да только что от этой жалости? Лишний раз доктор к ребятам и не спускалась – хотя казалось бы – есть время помогай – обучи персонал, как лучше реабилитацией заниматься. Но жалко же смотреть. Себя жалко…

Вообщем, жалость в нашем деле совсем не к месту. Сопереживание – вот что нужно. И активное желание помогать на своем месте тем, чем можешь, изо дня в день по крупице. Не критиковать, а помогать.

Те сотрудники, кто были на своем месте именно такими и были.

Вот заходишь в группу инвалидов – там в основном дети с синдромом Дауна и сочетанной патологией – нелегкие дети и сразу знаешь, кто сегодня работает. У всех девчонок прически как у юных фотомоделей – резиночки, бантики, пчелки какие-то. Нравится человеку мир украшать. Почему бы и нет?

К еще одному воспитателю зайдешь – всегда все чин-чином, дети спокойны, никаких криков, истекрик и конфликтов. Причем на какую группу воспитателя не поставь – везде так. Почему? Сразу приходит мысль – наказывает что ли, бьет? Нет – никогда. Даже голоса не повышает. Дар…

А еще у нас работала санитарочка. Высшее образование, заведовала магазином. Ум аналитический – все по полочкам. Энергии несмотря на пожилой возраст – вагон. Коммуникабельности выше крыши. Стала нашим доверенным лицом в местной поликлинике. Регулярно посещала, выпрашивала, вымаливала, вытребовала для наших подопечных места к врачам-специалистам. А еще искала знакомым приемных детей.

Медсестра работала средних лет в боксированном отделении для самых тяжелых. Высшее сестринское образование. Очень ответственная и честная. После смены руководства прочили ей все взлет по карьерной лестнице – стать главной медсестрой учреждения. А она отказалась.

— Почему вы отказались? – говорю. – Не мое, — говорит. – Я с детьми быть хочу. Вот даже сменишь подгузник, покормишь, перевернешь и даже самый тяжелый инвалид тебе улыбается, и чувствуешь, что человеку помогаешь. А главной медсестрой что? Таблетки считать?

И такое бывает. Не всем хочется быть начальниками, потому что не место человека красит, а человек место.

И когда читаю множественные посты о том, что в сиротской системе сплошь черствые и бездушные люди работают, так обидно становится за тех, кто каждый день трудиться делая на своем месте то, что может.

А вот что бы я ввела как обязательное условие при поступлении на работу в сиротское учреждение, так это прохождение ШПР или его аналога. Конечно, лучше аналог для специалистов – но такого ведь пока нет, надо создавать.

У меня вот на момент работы ни детей своих не было, ни ШПР, но, видимо, эмпатия развита. Ну не удивляло меня совсем, что ребенок в кровати в изоляторе бесится, решетку грызет,  одежду рвет, кричит нечеловеческим голосом.

И вовсе не потому, что ненормальный. Это ситуация ненормальная. С домашним ребенком то, когда он болеет все совсем по-другому. Мама бежит по первому писку, пожалеет, обнимет, сказку почитает и не отходит, пока не уснет.

А в учреждении что? Там 8 таких маленьких больных детей на одну медсестру. И разбросаны они по боксам, нельзя же инфекцию смешивать. И бегает она из бокса в бокс – кормить, температуру мерить, подгузник менять или ингаляции делать.

Жалеть-то когда? Приласкаешь одного, а другие увидят – тоже визг поднимут. Уйдешь от кроватки – мылыш снова в крик. Разве с домашним малышом не так, можно за 10 минут успокоить и уйти свои дела делать? Да если бы…

Многие знали, что я рассматриваю для себя возможность в перспективе стать приемной мамой. И многие удивлялись и спешили рассказать страшные истории усыновления. У одной молодой сотрудницы много лет с мужем не получалось завести ребенка, но перспективу приемства для себя она вычеркивала напрочь. Говорит, после того, каких детей у нас видела – никогда.

Еще одной категорией взрослых в Домике были кандидаты в родители и кровные родители наших детей.

Если у человека было разрешение от опеки, то мы обязаны были принять всех. Но не обо всех, увы, складывалось благоприятное впечатление. Поэтому не удивляйтесь, что на пороге учреждений вас, кандидатов, не встретят с фанфарами… Сотрудники многое повидали.

Навещала свою дочь кровная мамочка с прической а-ля ирокез и проколами во все возможных местах, обсасывала дочке каждый пальчик, а потом, придя забирать ребенка, принесла для нее такое тряпье, что ребенка пришлось отдать в одежде из гуманитарного резерва.

Забирал годовалого мальчишку – голубоглазого светловолосого ангела только что освободившийся из тюрьмы папа с ВИЧ-инфекцией и наркоманским прошлым. Тоже отдали в своем. С неспокойным сердцем отдали.

Приходила кандидат в приемные родители из лиц с ограниченными возможностями здоровья. Ее физические возможности были крайне ограничены, а она хотела взять здорового трехлетнего мальчишку и не скрывала мотивации: хочу взять, чтобы он, когда моя мама не сможет за мной ухаживать и поднимать, ухаживал за мной сам.

Честно скажу – у всех сотрудников эта ситуация вызвала ужас. И мы бы не отдали ей никого, если бы могли. Представьте  себе трехлетнего пацана, дорвавшегося до свободы и летящего навстречу машине…

А человеку просто сложно передвигаться. Мне казалось, что возврат будет в течение недели. Но его не произошло. Потому что наши дети кандидата не устроили – они не просились на горшок… И мы выдохнули.

А вот другая женщина подписала согласие. На самого развитого и здорового бывшедомашнего нашего ребенка. В свои 3 он и в туалет ходил сам, и сам разговаривал – и внешность – рыжий ангел. Никаких проблем с ним у воспитателей не было. Даже той сотруднице, что наотрез отмела перспективу усыновления, понравился.

В течение недели – возврат. Не оправдал надежд. Оказывается, ребенок был взят, чтобы научить ответственности старшую дочь-подростка. Подросток не оценил и не исправился. Мальчик вернулся в систему, но уже не к нам по возрасту, а в детский дом. Нормальный, не коррекционный.

Взрослые… Такие взрослые…