Вероника Суркова: Дети неволи

Мое знакомство с детьми-сиротами началось еще в детстве, и, увы, оно оставило после себя негативные ощущения.

В Саратове, городе, где я жила все свое детство, был один интересный интернат (тогда это был интернат номер два, не знаю, может быть сейчас его переименовали). Интернат этот был интересен тем, что помимо детей-сирот туда ходили в школу еще и обычные дети. Сейчас такого уже нет, школу давно расформировали, оставив только интернат. Вероятно, это был какой-то эксперимент по социализации детей-сирот, но в детстве я этим абсолютно не интересовалась.

Впрочем, с «интернатскими» мы пересекались только в коридорах. Мы учились в «а» классах, они – в «б»; мы презрительно называли их «бэшками», а они нас, не менее презрительно – «ашками».

Я перешла в ту школу, когда мне было девять лет. Мне было даже любопытно, но с первого же «знакомства» «бэшки» мне не понравились. Они ненавидели нас, и в детстве это было очень обидно. Я не могла в свои девять лет понять, почему можно меня ненавидеть только за то, что у меня оказались хорошие родители, что мне повезло иметь дом и любящую семью.

Я не могла понять, чем мы, тоже дети, так провинились перед теми детьми, что нас обзывали, нам вслед плевались, а те, кто постарше, порой зажимали нас, мелких, в углу и развлекались тем, что выпускали дым от сигарет нам в лицо.

Впрочем, преподаватели реагировали. Ну как, реагировали. Они одергивали тех, «интернатских», так что упаси Боже, никто никого всерьез не обижал. Но все равно в девять лет все это было дико и обидно. Особенно, когда ты до этого видел только благополучные семьи, где детей любят и берегут.

Нам говорили какие-то правильные слова о том, что на этих детей нельзя обижаться, потому что сами они очень обижены жизнью. Что их нужно пожалеть и не держать на них зла. Но детская обида – сильна, тем более, что нас ни разу не пытались подружить, только пытались сохранять между нами вежливый нейтралитет.

Детские впечатления – очень сильные. Воспоминания – тоже, так что долгое время я пребывала под стереотипами, что эти дети – отпрыски алкоголиков, наркоманов и проституток, потому что с детства они проявляли довольно сильную агрессию. Хотя я не знала ничего ни об их родителях, ни о причинах, по которым они попали в интернат.

Так было довольно долго. Прошло много лет. И вот на журфаке МГУ одним из профмодулей я выбрала социальную проблематику в СМИ. Дети-сироты – одна из самых «больных» проблем нашего общества, и вполне естественно, что нас стали погружать в эту тему и знакомить со специалистами, которые ею занимаются.

В принципе разрыв шаблонов не был для меня болезненным, потому что к этому времени я повзрослела. И осознать, что при должном воспитании дети, которые даже и родились от алкоголиков, наркоманов – вовсе не обязательно такими же станут, было несложно. Да и в принципе не все дети в приютах – от таких родителей.

А дальше произошло удивительное. В принципе, я не могу сказать, что питаю особую любовь к детям. У меня очень условно выражен материнский инстинкт, и я знаю, что да, когда-то у меня будет свой ребенок, и я его полюблю, потому что он будет мой. Но я не испытываю свойственной многим девушкам любви ко всем детям.

Поэтому удивлением (и открытием) для меня было то, что когда нам рассказывали о сиротах и показывали про них сюжеты и фильмы (в частности, анкеты фонда «Измени одну жизнь», фильмы «Аномалия развития» и «Мама, я убью тебя» и пр.), у меня щипало в глазах. Мне было дико их жаль. Потому что я словно бы представляла себя на их месте, словно бы пыталась пропустить через себя все то, что проходят они.

И это больно даже представлять, и я не знаю, насколько они сильны, что это выносят. Я стала понимать, почему «бэшки» так ненавидели нас в детстве.

Потому что легко, сидя на мягком диване, деньги на который заработал твой папа, укрывшись мягким пледом, заботливо принесенным мамой, попивать чай, который тебе чуть ли не на подносе принесла бабушка, и размышлять о том, что жизнь вообще несправедлива. Детям, тем более тем, которые не знают любви и ласки, не то что баловства, философом стать сложно.

Сложно видеть, что за детьми, которые ежедневно обучаются с тобой в одном здании, ежедневно приходят мамы-папы, бабушки-дедушки, принося им с собой какую-нибудь вкусную булочку или шоколадку, а ты знаешь, что ты опять останешься сегодня здесь, и что есть тебе в изрядно надоевшей столовой, где подают еду с не самым приятным запахом и не особо аппетитным видом. А на десерт ты опять получишь свое яблоко или грушу. В количестве одной штуки.

Сложно видеть, особенно девочкам, как те, кому повезло, приходят в чистеньких выглаженных платьицах, с невероятными прическами, которые соорудили им заботливые мамы, вместо сна изучающие книжку типа «Cто и один способ заплести косу».

Сложно понимать, что ты – вроде такой же ребенок, такого же возраста, родился на этой же территории, но вот они – живут в семье и любимы, а ты – никому не нужный, и ходишь ты вечно растрепанным, потому что кто потрудится соорудить тебе невероятную прическу из кос?

Я начала понимать, что у этих детей – травма на травме. Что они невольно будут думать о том, что они какие-то не такие, потому что от них отказались. А если их родители умерли, и они попали в такие условия после домашних, когда вот оно – все было, а теперь ты здесь, никому не нужный, и смотрят на тебя все волком – это тоже травма ужасная.

И главное, что они знают, что есть те, кому повезло больше. И это тоже ранит. Потому что в детстве чувство справедливости обострено у всех, и то, что вышло так – давайте будем честными, это действительно несправедливо. Ведь дети в этом не виноваты. А философия про несправедливость мира – да вряд ли кому-то она поможет.

Раньше я считала, что люди, у которых есть свои дети, но они к тому же берут приемных – странные. Что единственно возможный вариант брать детей из приюта – когда свои не получаются.

Теперь и этого стереотипа нет во мне. Сиротам очень нужна любовь. И я восхищаюсь и уважаю людей, которые нашли в себе силы взять ребенка на усыновление или удочерение. Это колоссальный труд, но это и колоссальное доброе дело. Потому что по сути усыновители спасают жизнь. Не дают ей совсем сломаться и пойти под откос.

Я не представляю, сколько сил и терпения нужно, чтобы преодолеть все те трудности, которые возникают, когда ты берешь себе ребенка с душевной травмой. И я хочу сказать спасибо. Тем, кто выдержал, кто смог. Потому что за это, пожалуй, нужно давать ордена. Серьезно.

Я думаю, что дальше, в своей профессии я бы взялась освещать эту тему. Потому что понимаю, что ее освещать нужно. Потому что знаю, что есть люди, которые в отличие от меня не расстались еще со стереотипами, и что дети томятся в приютах, потому что кто-то давно решил вбить всем в мозги, что из них никогда ничего путного не выйдет. И многие боятся взять ребенка, находясь в плену этих стереотипов. И даже не хотят ничем помочь, считая, что «незачем, все равно ведь скатится».

На самом деле все гораздо глубже. Просто один раз, когда у вас будет свободных десять минут сядьте и представьте. Представьте себя маленьким. Вот вас изымают из семьи. Вот вы проходите бесконечные глупые комиссии. Вас определили в детдом. Вы – новичок, это стресс. А у ваш еще и самое главное отняли – дом. Отныне – никакой любви и ласки. Казенные стены, казенная постель и еда. Вы – как в тюрьме, пусть и чуточку лучше. То, что у вас внутри никого не волнует. Вообще. И так теперь – всегда.

Пропустите это через себя. Ну как, хочется быть добрым, правильным и ласковым? Мне что-то нет. Мне бы хотелось только выть и огрызаться. И да, я думаю, меня бы тоже бесили те, кому повезло больше, потому что я бы завидовала.

Пропустите через себя это в деталях. Поймите этих детей и позабудьте свои стереотипы. Пожалуйста.