Мама на час (часть третья)

Лети, мой мальчик, подумала я. Лети, как ни больно терять того, к кому привязалась. Ты не знал о тех чувствах, которые я испытываю к тебе, не видел, как я украдкой смотрю на твое смешное и сосредоточенное лицо

Часть 4. Мама на час (часть третья)

Читать все записи в блоге Катерины

Наконец обучение наставников подошло к концу, и мы с нетерпением ждали знакомства с нашими «младшими», которых нам должен был подобрать психолог в соответствии с нашими психологическими характеристиками.

Конечно, для меня это было странным: знакомство вслепую, но я думала, что, наверное, специалисту виднее.

К сожалению, я горько ошибалась.

Итак, мальчик 12 лет на фоне тех детей, которых я видела в интернате, был достаточно физически развит и в меру упитан (большинство деток там были совсем худенькие). Я принесла какие-то книжки и материал для поделок, пыталась завязать разговор, но наладить хотя бы минимальный контакт у меня не получилось.

Вместо разговоров и совместного изготовления поделок подросток начал хаотично бегать по комнате и стучать по предметам мебели игрушечным молотком. На разговоры про этот молоток и другие инструменты в его арсенале ребенок так же не велся. Тогда я развернула то, что принесла, и начала сама делать поделки, предполагая, что может быть тогда моя деятельность сможет его заинтересовать. Но нет.

Через какое-то время происходящим заинтересовались другие дети группы и присоединились к изготовлению поделок. А «мой» ребенок все так же носился по комнате с молотком, сколько я ни пыталась привлечь его к совместной деятельности.

На следующий день спросить, как прошло знакомство, мне позвонил наш куратор-психолог, и я сообщила ей, что никакого знакомства фактически не вышло. Она обещала поговорить с ребенком и выяснить причину его такого странного поведения, но в итоге оказалось, что мальчика госпитализировали в психиатрическую больницу, так как воспитатели и учителя в течение недели жаловались на его неадекватное поведение в группе и на уроках.

В психиатрическую больницу кладут на несколько месяцев.

Что я почувствовала тогда? Боль, тоску, полное разочарование. Столько было надежд, такие радужные мечты и планы, столько времени потрачено и все зря?

Почему из группы в 8 мальчишек психолог выбрала для меня того самого мальчика, с которым вообще никакого контакта не получилось, в то время как все остальные с удовольствием стремились к общению и совместному творчеству? Что за психологические характеристики такие у меня?

Так как я уже познакомилась с ребенком, то другого в этом интернате мне было взять уже нельзя. Но психолог сказала, что я могу ходить на группу, пока мой мальчик не вернется, а когда он вернется из больницы, мы попробуем наладить контакт снова.

Так я стала воскресной «мамой на час» для группы из восьми мальчишек.

Каждую неделю я генерировала и осуществляла какую-то новую идею активности. В основном мы занимались простыми поделками из бумаги, ниток, пластилина и тому подобного. Участвовать я никого не заставляла, но материалы приносила на всех.

И все участвовали в меру своих возможностей.

Один мальчик, совсем маленький и худенький, очень плохо управлялся с материалами и многое не мог понять с первого раза, тем не менее, он всегда был рядом, а когда выпадала возможность — подбирался как можно ближе ко мне и заползал на колени.

По большому счету ему было абсолютно все равно, чем заниматься – он отчаянно нуждался в тепле, ласке, заботе взрослого, пускай и не своего, а хотя бы общественного. А однажды, когда я показывала детям книжку о строении тела человека, он сидя у меня на коленях произнес: «Мам, а я боюсь».

Да, эти дети называют «мамами» не только воспитательниц. Мама – это почти любая тетя, проявившая мало – мальский интерес… И сколько не говори, а все равно по итогу невзначай обронят: «Мама!»

Уже в один из первых моих визитов на группу я заприметила одного из ребят. Его звали Леша, и ему было то ли 8, то ли 9. Он резко отличался от остальных. Напоминаю, что это был интернат для детей с умственной отсталостью, многие воспитанники здесь даже более старшего возраста с трудом управлялись с ножницами, хотя и очень старались.

А Леша прекрасно выполнял инструкции и с азартом принимался за новые и новые поделки. Ему все было легко, все спорилось в его руках. Мне кажется, и сам он замечал, что отличается от остальных…

«Что он здесь делает? — подумала я. — Господи, да это же абсолютно интеллектуально сохранный ребенок!»

Кто-то когда-то поставил на нем штамп умственной отсталости, и теперь он здесь, чтобы после окончания интерната стать маляром, помощником повара или озеленителем?

Сколько их таких абсолютно нормальных мальчиков и девочек, обучающихся по программам 8-го вида и даже не знающих, что тому, что они проходят в пятом классе, дети за забором учатся во втором?

Незнающих до поры до времени, что мечтать о том, чтобы стать врачом, полицейским, архитектором или учителем для них просто смешно, ведь с аттестатом их школы путь в эти профессии закрыт навсегда.

А ведь никто им об этом не расскажет. Сейчас много фильмов об этом снято, прекрасный фильм «Мама я убью тебя», к примеру, но в 2009-м для меня такие открытия были впервые…

И вот тогда я поняла, нет даже прочувствовала, что больше, чем понять: ЕСЛИ У ТЕБЯ НЕТ РОДИТЕЛЕЙ, ТО ТЫ – НИКТО!

Никто не заступится, не станет обивать пороги, кланяться в ноги, умолять, угрожать, биться за тебя всеми правдами и неправдами.  Ты – никто, статистическая погрешность, которой можно пренебречь…

И все же везде и всегда бывают исключения. Мне довелось присутствовать на последнем звонке в этом интернате. Его директор с удовольствием приглашал волонтеров в зрители на такие мероприятия, очень располагающий такой к себе мужчина средних лет.

Всем вручали аттестаты. А одному мальчику вручили особый. Нет, совсем не отличный, не красный, с тройками. Чем же он так хорош, спросите вы?

Тем, что это был аттестат обычной общеобразовательной школы. Здесь, в интернате 8-го вида мальчика УВИДЕЛИ. Пацана, который поначалу, по рассказу директора, пару раз сбегал из интерната, а на уроках вообще ничего не делал.

Учителя и воспитатели смогли разглядеть за этим протестным поведением паренька сохранный интеллект, а директор добился снятия диагноза и перевода мальчика в обычную школу.

Когда я это слушала, из глаз потекли слезы. Изменить хотя бы одну жизнь – мало ли это? Много ли?

Изменить одну жизнь – этот так мало и в то же время – так много….

«Мой» ребенок вернулся из больницы спустя несколько месяцев, но это принципиально ничего не поменяло. Я все так же ходила в группу, он иногда участвовал в совместной деятельности, но чаще присутствовал где-то поблизости. Положенного контакта так и не случилось.

«Мама на час» продолжалась до окончания учебного года.

И как раз в мае за Лешей пришли итальянцы. Я узнала это от него. Мы делали ракеты, и он сказал, что подарит свою поделку новым маме и папе из Италии и назовет ее в мамину честь…

Лети, мой мальчик, подумала я. Лети, как ни больно терять того, к кому привязалась. Ты не знал о тех чувствах, которые я испытываю к тебе, не видел, как я украдкой смотрю на твое смешное и сосредоточенное лицо.

Даже если бы тебя психолог выбрал мне в младшие, даже если бы каждое воскресенье мы ходили с тобой в парк, в музей и ели пирожные на улице, я бы не смогла дать тебе того, что даст настоящая мама, всамделишная семья.

Лети мой мальчик, чтобы быть счастливым… А мой час еще не пришел. Не смогу, не готова. Но где-то в будущем меня уже ждет другой мальчик, его найду я, а не психолог, я думаю, он будет похож на тебя, и, быть может, однажды подарит и мне ракету, и мы улетим с ним далеко-далеко в другую Галактику, где у каждого ребенка есть своя персональная МАМА.

Потому что наставничество, волонтерство – это конечно очень хорошо и полезно, но чтобы помочь ребенку на самом деле – нужно найти ему семью. Только в любящей семье жизнь сироты может измениться по-настоящему.

Так много и так мало – всего одна жизнь… Но ведь у каждого из нас жизнь всего одна, решайте сами – много это или мало.