Блог Андреи Петуховской. Диссоциативное расстройство памяти. Травма. Невидимая причина

С утра я была бодрая, полная сил, а к обеду, после тренировки слегла с давлением 88/48. Всему причины — магнитные бури и моя метеозависимость. И не было бы низкого давления, я про эти бури и не узнала бы. Точно такая же ситуация с травмой. Ее не видно, пока петух не клюнет. С диссоциативным расстройством памяти боремся с тех пор, как Давид с нами. Парень с высоким уровнем интеллектом забывает все напрочь.

Часть 8. Диссоциативное расстройство памяти. Травма. Невидимая причина

Читать все записи в блоге Андреи Петуховской.

Вот только на днях мы разговаривали — в который раз! — про Минина и Пожарского. Мой муж родом из Балахны – это родина Минина. Сын там был не раз. Мы построили целый план, как мы в июне поедем по местам народного ополчения, в какие города, смотрели карту, вместе обсуждали.

И вот экзамен по истории. Учитель про того самого Минина спросил, а сын ни слухом ни духом. И ведь знал, и учил, но не помнит. Английские слова помнит дня три, а потом все как с чистого листа.

Если бы я сама с ним не сидела за уроками, то подумала бы: «Лентяй, балбес, не учил ничего, дурака валяет». Но, увы. Мы снова и снова возвращаемся к разговору про прошлое, которое он запер за семью замками. Кроме иллюзорных картинок про «розовых пони» ничего помнить не желает.

Та самая невидимая причина напоминает о себе в разговорах с его бабушкой и родителями тех детей, с которыми он жил в детдоме. Очередную порцию информации, полученную от бабушки сына, перевариваю который день.

В памяти есть и такие «свалки», в которых совсем не хочется копаться. Но иногда это необходимо.  

Я знаю, что кровная мама нашего сына после похорон его отца пропала без вести, женщина до сих пор числится в федеральном и уголовном розыске. И вдруг оказывается, что не хочет ребенок помнить о том, что после смерти отца его мать осознанно бросила.

Пока мальчик был в приюте, кровная мама вывезла со своими «корешами» из их дома все ценное, включая мебель и посуду. И, проходя мимо приюта, даже не оглянулась на сына, который видел и звал ее.

До своего ухода мама взяла от бабушки сына на пару дней, чтобы сходить с ним в отделение полиции и показать, как именно она заботится о ребенке. Почему она должна была отмечаться в полиции, я не знаю.

А в другие выходные ребенок помогал бабушке выносить из пустого и нетопленного дома мусор и замершие испражнения матери (туалет был на улице, и она «ходила на ведро»), убираться там, спасать дом от полного замерзания.

Он, мальчик семи лет, сидел часами на подоконнике, вглядывался в лица прохожих и ждал, что мама его услышит, мама придет к нему.

Лишь понимание всего ужаса и боли, которые закопаны в глубине дорогого мне ребенка, дают мне силы снова и снова повторять, не раздражаться, помогать ему и поддерживать его. Иногда я чувствую свою полную беспомощность и отчаяние, но когда меня в очередной раз Давидик спрашивает, починится ли его память, я говорю с ним на понятном ему языке.

— Ну, как же так, я ведь знал про Минина, и английские слова знал. А теперь те, что помнил на той неделе, не знаю. Это навсегда? Вдруг это не исправится?

— Милый, сегодня ты помнишь слова, так как они в оперативной памяти — краткосрочной, а через пару дней они уходят на жесткий диск — в долгосрочную память. Твой жесткий диск поврежден. Заменить мы его не можем. Если на нем только вирус, то мы его сможем починить вместе.

— А если не сможем?

— А если не сможем, то будем стараться снова и снова. Ты ведь два года назад на английском совсем ничего не знал, а теперь ведь лучше?

-Ну, да. Намного.

— Значит, надежда есть. Мы будем искать то, что ты помнишь, и на крючки цеплять новое. Плюс потихоньку придется вспоминать то, чего тебе не хочется помнить. Возможно, будет больно, но бесконечно избегать этого не получится.

— А это поможет, если буду говорить и вспоминать?

— Я очень надеюсь.

— А если нет?

— Пока не попробуем, не узнаем. Но оно того стоит.