Блог Жени Снежкиной: «Первые месяцы вместе»

Женя Снежкина — журналист, мать троих детей: Елизаветы, Йиржи и Северина. С 2008 года она живет в Праге — там, откуда родом ее муж Ондржей Соукуп, журналист чешской газеты «Господаржские новины». Один из детей в их семье, Йиржи (Юра), — приемный. Женя согласилась завести блог на портале «Измени одну жизнь», чтобы регулярно рассказывать свою историю усыновления.

• Первый ребенок, которого вынесла нянечка, оказался нашим сыном
• Рыжая звезда
• Забег по врачам
• «Голова круглая. Родной»
• Интернет-сообщники. Как сетевые друзья помогли в усыновлении
• Взятки и интересы ребенка
• Самый страшный день
• Але, нет ли у вас нашего сына
• Как мы встретили сына
• Я была никем, а стала мамой
• Иностранец собирает справки

А пока муж в Праге мотался по инстанциям и собирал документы, я в Москве наслаждалась обществом сына. Тогда я думала, что это последний мой ребенок, так что с восторгом наблюдала за каждым его пробуждением, отмечала для себя каждую смешную рожицу, которую он состроил, старалась навсегда запечатлеть в памяти запах от затылка, мягкость теплых ладошек и пяточек.

Вот его глаза еще распахнуты вовсю, а буквально через секунду два медленных взмаха ресниц – и все, спит как сурок. Мы ходили гулять, и я заново открывала для себя счастье неспешной прогулки с коляской в ближайшем парке. Когда потеплело, то в дальнем конце пруда мы с Юркой обнаружили поющих лягушек, и я показывала ему пальцем на них и вопила: «Сын, смотри, лягушки!!!», а он делал вид, что смотрит приблизительно в ту сторону. Я с восторгом покупала ему игрушки, которые нравились мне самой – до чего же красивые погремушки, пищалки, шуршалки, хваталки и вопилки научились делать производители игрушек!!!

Каждую невозвратимую секунду младенчества сына я старалась вобрать в себя, прожить вместе с ним, сохранить в своем сердце. И, конечно, без конца фотографировала и посылала эти фотографии папе.

Адаптационного периода в классическом понимании, о котором пишут психологи, у нас не было. Просто в силу юркиного возраста первое время я ловила себя на том, что ищу проявления госпитального синдрома, характерного для детей, которые провели первое время жизни в изоляции от родительской ласки.

Юрка не был «ручным ребенком» — ему не очень нравилось (да и сейчас не нравится) когда его тормошили и тискали. Мои попытки спать с ним рядом закончились фиаско – он стойко оборонял свое личное пространство, брыкался, ревел и не мог уснуть до тех пор, пока я не клала его в кроватку. Бог его знает, что это такое, думала я: возможно, это действительно отсутствие привычки к постоянному контакту с родителем, а может быть, он таким появился на свет. Мы до конца не знаем, как в человеке формируется ощущение тела: один излишние прикосновения считывает как ласку, а другому они кажутся раздражающими и не нужными. Ну не хочешь со мной спать – и ладно, так что через некоторое время я перестала приставать к Юрке со своими излишними нежностями.

А еще он сосал палец. Соски-то никакой в Доме ребенка не было. Вот это сосание пальца и раскачивание из стороны в сторону обычно считаются самыми яркими проявлениями госпитального синдрома. На форуме для усыновителей я прочитала не одну историю о том, как родители всеми силами старались помочь избавиться от этих симптомов. Что только не идет в ход! И обмазывание пальцев зеленкой, и бинтование (некоторые малыши просто рассасывают ногтевые пластины), и варежки, и бог знает что еще. Но потом я посмотрела на Юрку, оценила состояние его больших пальцев и решила для себя, что мне жалко тратить время нашей жизни на борьбу с этим его симптомом. Так что пусть это будет не симптом, а особенность. Вреда от сосания пальца не наблюдалось, а смогла бы я что-нибудь сделать, чтобы эта привычка намертво в нем не закрепилась как первое проявление самостоятельности – это еще бабушка надвое сказала. Юрка сосет палец и сейчас – когда засыпает или когда слишком взволнован и не может контролировать свои действия. Со временем то ожесточение, с которым он запихивал в рот палец, ушло, и теперь это скорее ритуальный жест, с возрастом уйдет и это. И, если совсем честно, мне будет немножко не хватать этой его привычки.

Я просто радовалась моему малышу, радовались ему бабушки и дедушки. Тут я заметила некоторую разницу в отношениях с проблемой кровного родства между моей семьей и семьей моего мужа. У моих родителей открылся талант «вписывания» индивидуальных особенностей человека в контекст истории семьи. При этом они вообще не обращали внимания на тот факт, что кровного родства между ними не было. То и дело я слышала «ну смотри, он улыбается совершенно точно как дедушка!» или «упрямство – это у него от тебя», или «а вот обаяние ему досталось от отца». То есть они приписывали Юрке черты характера, свойственные членам семьи, и начинали думать, что они передались ему по наследству.

В конце концов, самую замечательную фразу сказала моя мама: «Ну, судя по всему, кудрявым он не будет. Как жалко-то… получается, что никто из внуков не унаследовал нашей с бабушкой кудрявости…». В эту секунду мне стало совершенно очевидно, что проблемы «кровный – не кровный» в нашей семье больше нет. Конечно, мои родители всегда будут помнить, что Юрка приемный, но внутренне для них она перестала существовать, растворилась. Они вписали нашего сына в историю семьи, снабдили его придуманными наследственными признаками и тем самым сделали его «своим», родным. Так иногда работают механизмы любви.

А вот в семье мужа они работают совсем иначе. В этой семье вопрос наследственности вообще не актуален. Мои свекор и свекровь воспринимают каждого человека как единственного и неповторимого и радуются любым проявлениям индивидуальности. На мои прямые вопросы: «ну как же ты не видишь, что Соня улыбается точно так же как ты?» я слышу изумленное: «Да? Мне это не приходило в голову…» Даже внешнее сходство между родственниками не вызывает какого-то специального восторга – ну похожи и похожи. Родственники мужа находят счастье в разнообразии нашей семьи. По-моему, тоже отличный подход.

И вся эта любовь полной мерой со всех сторон лилась на моего прекрасного сына.