Закон сохранения сиротства

Прошел год с момента принятия закона, запрещающего усыновление российских сирот американцами.

Прошел год с момента принятия, пожалуй, самого бессмысленного и беспощадного из всех законов, когда-либо изобретенных Госдумой, — закона, запрещающего усыновление российских сирот американцами. Он был спонтанно и мгновенно предложен как ответ на «закон Магнитского», запрещающий въезд в США представителям российской власти, причастным к смерти юриста. Реакция оскорбленных депутатов была молниеносной — ах, вы с нами так — а мы вам вот так!

Чуть позже спохватились, поняв всю неблаговидность использования сирот как орудия мести, попытались сделать хорошую мину при плохой игре. Назвали закон именем ни в чем не повинного Димы Яковлева, погибшего в Америке. Стали объяснять необходимость такого закона тем, что американские приемные родители порой плохо обращаются с детьми. И постоянно твердили, что вот теперь-то всех сирот разберут по семьям сами россияне — как будто раньше им мешали сделать это американцы.

Прошел год. За этот год государство, сохраняя все ту же хорошую мину, попыталось подтолкнуть дорогих россиян к более активному усыновлению. Добавило денег, упростило процедуру, приставило к усыновителям психологов. Все это, конечно, замечательно, но число брошенных детей все равно остается поистине огромным — более 640 тысяч на март 2013-го.

Пока официальной статистики по количеству устроенных в семьи детей за уходящий год нет. Зато стала известна одна очень показательная цифра. В ноябре Европейский суд по правам человека попросил Россию отчитаться, что стало с теми детьми, чьи документы уже оформляли, но из-за треклятого закона не успели дооформить американские семьи. Речь шла о 30 сиротах из Санкт-Петербурга, 12 из которых имеют серьезные проблемы со здоровьем — синдром Дауна, ВИЧ-инфекцию, нейрохирургические патологии. Выяснилось, что лишь один из 30 усыновлен российскими гражданами…

И это те дети, которых должны были постараться устроить в семьи в первую очередь — хотя бы в показательных целях, ведь вокруг насильственного прерывания процесса их усыновления было сломано столько копий!

Почему россияне берут приемных детей куда менее охотно, чем американцы? Нет, дело тут не в недостатке доброты. Мне доводилось неоднократно общаться с американскими родителями, взявшими сирот из России. И каждый раз поражало то, что эти люди искренне не понимают — какая разница, родить ребенка или принять в семью сироту? Более того: они считают, что куда разумнее взять уже имеющегося, обделенного судьбой малыша, чем рожать нового. А какой он крови, своей или чужой, — вот этот момент для них второстепенен. Кстати, практически все американские усыновители, с кем я имела дело — а их не менее полусотни, — имеют кровных детей.

Для каждого человека существует понятие «свои». Для большинства из нас это семья, родные, друзья. Для некоторых — своя нация, свой народ. Но есть и те, для кого «свои» — это все человечество. Когда такой человек видит несчастного, брошенного, больного ребенка — ему совершенно не важно, кем тот рожден и какова его национальность. Вот такого рода космополитизм американцам присущ значительно больше, чем нам. Почему так получилось, можно рассуждать и спорить долго, но изменить это отношение нельзя ни за год, ни за десять. У нас по-прежнему подавляющее большинство усыновителей — семейные пары, которые по разным причинам не могут родить сами. И все они, конечно, стремятся взять совсем маленького и здоровенького ребеночка. Безусловно, есть и в России люди, становящиеся родителями для сирот-инвалидов, сирот-подростков. Перед ними можно склонить голову, но их — единицы. Поэтому замены американским усыновителям для таких детей в ближайшее время, увы, не предвидится.