«Я увидела, что ему трудно, но он остается добрым»

У каждого  приемного родителя  — своя мотивация. Кто-то хочет взять ребенка в семью, потому что не понимает, как дети могут выжить без матери и отца. Кто-то, наоборот, слишком хорошо знаком с подобной  ситуацией, и судьба ребенка-сироты напоминает ему собственное  непростое детство. О том, как увидеть в ребенке себя и не побояться стать молодой приемной мамой, корреспонденту фонда «Измени одну жизнь» Марии Трубиной рассказала Александра Ариничева.

Рождество с монахинями

В канун Рождества я приехала к знакомым монахиням. Они опекали коррекционный интернат в соседней деревне и как раз собирались поехать туда, чтобы поздравить детей. Сестер в скиту было мало, не больше 10 человек, прихожан тоже немного, поэтому для поездки нужны были еще люди.

Вместе с  нами поехала женщина, одетая во все черное, словно пиковая дама, и ее дочка Соня. Женщина считала, что образовательная школа растлевает ребенка, учила дочку на дому,  три года выбирала для нее гимназию, но так и не выбрала. Соня везла с собой флейту и должна была играть Баха для воспитанников интерната. Еще с нами поехал архитектор на «Лэнд Ровере». Он вез с собой гитару, украшенную ленточкой.

Гитара и флейта

Клумба у входа в корпус была рыжей от валявшихся бычков. У корпуса расхаживал парень в лыжных ботинках, он шаркал ими по асфальту. Увидев  нас, забежал в корпус, свистнул, и в окнах начали появляться лица парней с длинными, профилированными челками. В коридоре нас окружили ребята в поношенных спортивных костюмах, начали заглядывать к нам в пакеты и спрашивать, что мы им привезли.

Воспитатели созвали детей, и они разместились в комнате. На полу лежал старый ковер, а из-под него выглядывали  рыжие крашеные доски. На подоконнике рос кактус, земля под ним в горшке потрескалась.

Одеты хорошо и «из сегодня» были только несколько старших парней. Остальные были обуты в стоптанные ботинки, перетянутые шнурками кроссовки, а одежда была на несколько размеров больше. Девочки были в обвисших кофтах, с пережженными волосами и ярким макияжем.

Наше выступление интересовало интернатных ребят меньше всего. На загадки монахинь ответили лишь несколько младших ребят, а пацаны в хорошей одежде перешептывались. Один  из парней встал, подошел ко мне и лег на полу рядом со стулом. По смеху остальных я поняла, что он собирался заглянуть мне под платье.

Когда загадки монахинь были разгаданы,  на середину комнаты вышел архитектор с гитарой, поправил очки в дорогой оправе и затянул песню про крест. Смысл песни был такой: неси свой крест и не отчаивайся, он именно той длины, которая тебе нужна, и не думай, что у других крест меньше. Он пел и притопывал в такт рыжим тимберлендом.

Вслед за ним должна была выступить Соня. Она вышла, поклонилась, но под пристальными недобрыми взглядами перепутала ноты и вернулась к маме. «Пиковая дама» приняла ее в объятия, извинилась за неудавшийся номер и весь последующий вечер просидела с дочкой в обнимку.

Родители

Моя мама – химик, работала в фармакологии на производстве лекарственных препаратов. В канун Нового года ее коллеги заболели, она работала одна. Однажды вечером она пришла домой, надела меховую шапку, стала прыгать, топать и говорить, что полетит по Млечному пути. Бабушка вызвала скорую. Врачи, в свою очередь, — бригаду из психиатрической клиники.

Как потом выяснилось, мама разрабатывала новый препарат, который обладал наркотическим эффектом. Не разобравшись, ее сразу поместили в психиатрическую клинику, где она провела два дня, но за это время ей передозировали лекарства. И после больницы она больше не восстановилась. Мама вернулась домой и на всю жизнь так и осталась «овощем». Вскоре мама перестала работать и почти все время проводила на кухне в своих мыслях.

Отец мой — человек слабохарактерный и конфликтный, никогда не воспринимал меня как дочь, а, скорее, видел во мне конкурента в борьбе за мамино внимание. Положение мамы его вполне устраивало, с ней, сломленной, ему было легче. Когда мне, к примеру, нужна была зимняя куртка, он говорил, что принесет с работы телогрейку. Если мне холодно, то я буду ходить в ней, а если — нет, то это все «понты», и с ними к нему — не обращаться.

Отец прочил мне в мужья косого дворника Серегу. И гнал на работу, говоря, что «работал с 14 лет, а ты, мразь, почему-то не хочешь». Чтобы выгнать меня на работу, он отказывался меня кормить и запирал продукты на замок. Мама за меня не заступалась, она или молчала, или принимала его сторону. Я чувствовала себя брошенной и никому ненужной. Если бы не бабушка, я бы, наверное, оказалась в детском доме. Хотя формально семья у меня была, близкого человека у меня в ней не было.

Фальшивая нота

Очередь на концерте в интернате дошла до меня. Я должна была тоже сыграть на гитаре и спеть про коня, а еще о том, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Но в последний момент я отказалась. Почувствовала, что мне жаль этих детей. И не было здорово, потому что приехавшим взрослым, на самом деле, было совсем не до этих ребят. Приехали гости — каждый за своим. «Пиковая дама» приехала посмотреть на чужую беду и подбодрить себя тем, что, хотя она и воспитывает Соню одна, в жизни бывает еще хуже. Архитектор приехал самозабвенно постучать тимберлендом. Монахини  действовали из чувства духовного долга.

После того, как официальная часть закончилась, я осталась с ребятами и сыграла им на гитаре то, что они попросили – «Сектор газа». Это было самое большое, что я  могла для них сделать, это были их песни, которые они понимали. И те, которые,  когда-то слушала я.

Ваня

В интернате я познакомилась с мальчиком, ему было 10 лет. Он был в потертых джинсах, доставшихся от старших, и с татуировкой  на руке. У него были  грустные глаза и добрая улыбка. Я общалась с ним несколько месяцев, а потом оформила опеку и забрала к себе. Я не могла представить себе такого даже в самых смелых фантазиях, но в какой-то момент поняла, что не смогу спокойно жить, если оставлю его там. Не знаю, что я в нем увидела. Наверное, что ему там трудно, но он остается добрым.

Мы живем вместе вот уже год. У  нас хорошие отношения, и я ни разу не пожалела о своем решении. Иногда, конечно, бывают сложности, но мне нравится находить к нему подход и показывать, что есть человек, который его принимает, которому он нужен. Мне это — в радость. Думаю, с ним я реализовываю то, о чем мечтала сама, когда была ребенком.

Можно по-разному

Сотрудники ШПР предлагали, чтобы ребенка мне подобрал специалист. Но как чужая, ничего незнающая обо мне тетка, которой я никогда в жизни не откроюсь,  может делать выбор за меня? И выбирать не что-нибудь, а с каким человеком мне жить, кого любить, о ком заботиться…

Для меня это — дикость. Мне говорили, что я молодая, что должна хорошо подумать. Ведь если я возьму ребенка, то я никогда не выйду замуж, и на личной жизни могу ставить крест.

Двоюродная  сестра  была в панике от моего решения, пыталась срочно познакомить меня со своим сослуживцем. Но я никогда не грезила о свадебном платье, и думаю, что замужество — не единственный путь, который можно выбрать. Есть, например, путь монашества…

Думаю, что если мне нужно встретить своего человека, то я его встречу. И ребенок не будет  этому препятствием. Наоборот, возможно, мой человек меня по нему и найдет. Точнее, по моим  поступкам, по взглядам. Мужчины обращают на меня внимание, но никого из них я пока не вижу рядом с собой. И не хочу врать.

Если я пока не встретила своего человека, значит, пока я его не встретила. У меня накопилось много любви, и кто сказал, что отдавать ее можно только в формате «мужчина-женщина»? Почему бы не отдать ее, заботясь о  приемном ребенке? Я выбрала такой путь и вполне счастлива.

(Имена и фамилии изменены по просьбе героини статьи — Ред.)

Не каждый может взять ребенка в семью, но помочь может каждый