«Следуя принципу «измени одну жизнь», мы стали приемными родителями»

Приемные родители Дмитрий и Анна ведут ресурсные группы для таких же смельчаков, как и они сами, причем по отдельности — только для пап и только для мам. Из интервью с Дмитрием мы узнали, как «папский конклав» не только усиливает компетенции и дает психологическую разгрузку его участникам, но и помогает мужчинам от роли «снабженца семьи» перейти к роли «папы-воспитателя»

Шесть лет назад Дмитрий и Анна, уже имея за плечами опыт воспитания кровного сына Игоря, стали приемными родителями 13-летней Кати. Сложная адаптация приемной дочери потребовала от пары дополнительных ресурсов. 

Сейчас и Игорь, и Екатерина выросли и живут отдельно, а супруги отважились взять на воспитание сразу трех приемных дочерей: 6-летнюю Полю, 8-летнюю Аню и 9-летнюю Леру.

— Дмитрий, расскажите, как вы с женой решились стать приемными родителями?

— Мы с супругой 5 лет волонтерили в детских домах: ездили с мастер-классами, готовили праздники, проводили фотосессии, привозили подарки от спонсоров.

Когда постоянно видишь детей в системе, то понимаешь, что нужно вытаскивать их оттуда. Вот так, в какой-то момент мы и решились сами стать приемными родителями.

Наверное, волонтерство – традиционный путь к родительству, поскольку каждый посетитель детского дома скоро начинает понимать простую истину: сколько с подарками к детям не езди – семью это не заменит.

И вот, следуя принципу «измени одну жизнь», мы сначала взяли в семью одну девочку-подростка, а затем решили изменить еще три жизни девочек-сиблингов.

— Было сложно начинать?

— Конечно, нам было трудно поначалу справляться. Как и большинство приемных родителей, мы с женой старались бороться с выгоранием, усталостью. Тогда нам очень помогли ресурсные группы, обучающие тренинги, лекции специалистов и опытных родителей.

Ну и собственный родительский опыт, разумеется, помог. На момент нашего первого опыта приема ребенка в семью кровному сыну уже было 16 лет, то есть все возрастные кризисы и начало пубертатного периода остались позади.

Собственно, мы от его возраста и отталкивались, решая, какого ребенка возьмем на воспитание. Думали, что если примем в семью тоже подростка, то детям будет друг с другом интересно, быстрее и легче сформируется привязанность и крепкая семья.

— Часто инициатором принятия в семью ребенка выступает женщина, а мужа ей нередко приходится уговаривать. А как было в вашем случае?

— Приход в семью первого приемного ребенка был инициативой жены. Потом на повторении опыта уже стал настаивать я.

— Первого приемного ребенка как-то специально искали, выбирали?

— Найти первую дочку нам помогла районная опека.

Нам сказали, что есть девочка, отец которой умер, а мама лишена родительских прав, из-за чего ребенок более трех лет живет под родственной опекой со своей бабушкой.

Но та уже была женщиной преклонного возраста, и ей в какой-то момент стало тяжело справляться с воспитанием внучки-подростка. В итоге, девочка оказалась в приюте, где как раз ждала распределения в детский дом.

В этот момент и появились мы. По направлению районной опеки поехали с ней знакомиться, через день забрали ее на гостевой режим до конца школьных каникул, но назад уже не вернули. Так и началась наша история первого приемного родительства.

— А как кровному сыну объясняли, что возьмете в семью сестренку?

— Разумеется сына мы предварительно посвятили в наши планы, и он воспринял их без энтузиазма. Очень боялся, что придется подвинуться, делить комнату с приемным ребенком. Но мы пообещали взять девочку и поселить ее в другую комнату.

Потом сын даже один раз съездил в детский дом с нами в составе волонтерского десанта, посмотрел на детей, на то, как мы с ними взаимодействуем, и в итоге согласился.

Но никаких иллюзий относительно появления у сына «сестренки» не питали ни мы, ни он сам. На деле так и вышло — дети так и не сдружились, просто жили как соседи в одной квартире.

— Как к этому решению отнеслись ваши родные, друзья?

— Тоже без энтузиазма, если честно. Некоторые потом стали реже у нас бывать, кто-то продолжал приезжать, но до конца приемную дочь так и не принял.

— Почему именно ее взяли в семью?

— Первой нам ее показали, первую и взяли.

— А были у вас сомнения и страхи, что не справитесь?

— Нет.

— Можете привести в пример какую-то ситуацию, по которой стало понятно, что для воспитания Кати потребуется много сил и работы над собой?

— Через 10 месяцев конфетно-букетного периода вскрылась одна ложь, за ней другая, третья. Стало ясно, что все это время мы жили во лжи ежедневно. Ребенок нам скармливал то, что мы хотели слышать и видеть.

Настоящую себя Катя, как выяснилось, ни сама не принимала, ни окружающим не показывала. Так началась адаптация, которая закончилась только в Катины 18 лет, когда приемная дочь от нас съехала.

А тогда, через 10 месяцев совместной жизни, мы впервые обратились в фонды за помощью психологов. Поняли, что в целом ничего не знаем о детях с травмой и методах их воспитания.

— Может быть был момент, когда вы почувствовали, что все не зря, что вы с Катей наконец стали настоящей семьей?

— У нас все получилось наоборот. Мы практически сразу ощутили, что живем как полноценная семья, никакого напряжения и натянутости в отношениях не ощущалось с первой недели. А вот потом все в корне изменилось и уже, увы, не наладилось.

Катя дважды хотела от нас уйти, приходила в опеку, жаловалась, но не решалась написать заявление, передумывала. Дома вела себя разнузданно, всячески провоцировала, очень хотела, чтобы именно мы первые от нее отказались.

На приеме у семейного психолога, когда ей было примерно 16 лет, мы проговорили эту ситуацию и заверили ее, что она с нами до 18 лет, несмотря ни на что. Ее это, видимо, успокоило, после чего мы уже доживали последние два года без повторного возвращения к этому вопросу.

— Как сейчас у Кати обстоят дела? Вы общаетесь друг с другом?

— Практически не общаемся. Очень редко она присылает по электронной почте какой-нибудь вопрос или просьбу, я отвечаю, после чего она снова пропадает на полгода.

А так у нее все хорошо, насколько мы знаем: поступила в вуз, вышла замуж, получила от государства квартиру в Москве, завела собаку, подрабатывает в свободное от учебы время.

— Как думаете, Катя понимает, что вы ей помогли, взяв тогда в свою семью?

— Думаю, что понимает или поймет в будущем. По большому счету, все мы начинаем понимать и ценить вклад в наше воспитание родителей, только когда сами ими становимся.

— Вы с женой обсуждали, что ей давалось тяжелее в адаптации, а что вам? Как вы думаете, обычно что сложнее дается в принятии маме, а что – отцу?

— Конечно, мы с женой постоянно обсуждали эти вопросы, особенно когда готовили программу встреч в ресурсных группах или перед интервью на радио.

Разные были эмоции, мы их чувствовали по-разному, но чаще сходились в оценке недопустимости тех или иных негативных поведенческих проявлений приемной дочери.

Например, мы оба нетерпимы к лжи, из-за чего при ее обнаружении единым фронтом занимали одинаковую позицию по отношению к ребенку и не позволяли манипулировать и сталкивать нас лбами. В вопросах этики и морали мы тоже чаще были солидарны. Но даже если по какому-то спорному или конфликтному вопросу наши взгляды разнились, мы все равно поддерживали друг друга.

Так мы и пережили адаптацию. В какой-то момент, уже на финишной черте нашего первого опыта преемства, ресурс жены истощился, но я твердо решил «дотащить телегу до вершины горы». И дотащил — я ж бать!

— Что именно в тот момент легло только на ваши плечи?

— Решение всех юридических вопросов для получения квартиры, сдачи ЕГЭ и поступления в вуз. Да и организация всего учебного процесса на дистанционке в условиях коронавируса.

— В чем отличия «яжматерей» и «яжбатерей»?

— Мне сложно об этом судить. О первых я только слышал в формате мемов, но в жизни практически они мне не встречались. Вторых я видел часто на наших папских собраниях и уважаю — это редкие экземпляры образцовых глав семейств, какими в принципе следовало бы быть всем отцам, а не только приемным.

О себе я так конечно же в шутку сказал — думаю, что никогда не доводил свое участие в жизни детей до абсурда, но и до идеала мне еще очень далеко.

Но вообще, на самом деле, я вовлечен в воспитательный процесс довольно глубоко. Раньше с этим было попроще, так как я оставил основную работу сразу, как только в нашу семью пришел первый приемный ребенок.

Сейчас обстоятельства вынудили меня устроиться на постоянную работу, но я стараюсь не снижать планку отцовства.

— А где вы подпитывали свой ресурс, почему его у вас больше оказалось, как считаете?

— В ресурсных группах для приемных отцов. Сначала я просто был слушателем, потом стал со-модератором, а дальше мне уже доверили автономное ведение групп. Много учился, охотно давал интервью, делился опытом на ШПР, выступил соавтором книги об историях приемных семей.

Надо отдать должное жене, которая от меня не отставала — училась, посещала женскую ресурсную группу, потом обучилась на ведущего и стала сама вести онлайн-встречи приемных мам во время коронавируса, тоже давала интервью для радио.

Наверное, основная разница в том, что женщина все пропускает через сердце, а мужчина — через голову. Разбить сердце проще, чем свести с ума.

— Как вы с супругой решились взять еще детей в семью, причем сразу троих?

— Виной всему проклятый коронавирус. Ну и эффект «опустевшего гнезда», который мы особенно остро ощутили во время карантина.

Дочь съехала, сына забрали в армию, наша собака умерла. И мы остались наедине со своими глубокими к тому моменту знаниями и опытом в сфере сиротства, которыми хотелось продолжать делиться и приносить кому-то пользу.

Годы идут, мы не молодеем. Если каждый раз брать по одному ребенку, воспитывать до совершеннолетия и потом отправляться за следующим, то успеешь помочь максимум паре-тройке детишек. Наверное поэтому мы и решили форсировать события.

— Как вы узнали о девочках?

— Шерстили базу, выбрали их в числе 150 потенциальных кандидатов. После обзвона остались 70 вариантов, мы взяли отпуск на неделю, наметили маршрут объезда ЦФО, сели в машину и начали с Нижегородской области.

Дальше все было как с Катей — первыми нам показали троих сестер, во второй пункт нашего путешествия мы уже не поехали, а вернулись в Москву, чтобы сделать ремонт в комнате и обставить ее мебелью, пока делают документы.

— Сколько девочкам было лет, когда они пришли в вашу семью? Можете рассказать их историю?

— На момент знакомства им было 6, 8 и 9 лет. Поначалу у сестренок была полная семья, но потом алкоголизм матери и пожар в квартире привели к первому изъятию детей. Затем отец ушел жить в другую семью.

Матери сперва удалось пройти курс лечения и вернуть детей, но пагубная привычка стала возвращаться, дети частенько жили у бабушки с дедушкой или другой родни.

После очередного срыва матери детей повторно изъяли в приют, откуда их уже забрал отец в свою новую семью. Но там они не прижились: через несколько месяцев мачеха заставила отца сдать девочек обратно в госучреждение.

Наконец, через 2,5 года таких хаотичных перемещений детей между местами их проживания сотрудники опеки через суд лишили прав обоих родителей. Детей поместили в детский дом за 200 км от родных, где они пробыли всего лишь 2,5 месяца, пока не появились мы.

С ними до нас успели познакомиться только две семьи. Всех отпугивала младшая девочка, которая в свои шесть лет практически не говорила. Нас не отпугнула…

— С какими непривычными сложностями столкнулись вы и девочки в вашей семье?

— Мы столкнулись со всем набором привычных сложностей и привычно начали их решать по мере поступления. Нас с женой уже трудно было чем-то удивить, хотя дети неоднократно пытались и все еще продолжают пытаться это делать.

Наверное, самая непривычная сложность для нас оказалась в том, что Москва вовсе была не рада приезду сразу трех провинциалок: старших детей взяли в школу только через 3 недели после переезда, младшую удалось оформить в сад и вовсе спустя 5-6 недель. Да что там говорить — оформление распоряжений и договоров об опеке в районном ОСЗН растянулось на 40 дней.

Основные сложности у детей были с тем, чтобы подстроиться под ритм большого города, включиться в наш распорядок дня, принять новый для себя образ и уровень жизни и полюбить нас, совершенно незнакомых им ранее людей.

— Кто вам помогает с детьми?

— У нас есть ближайший круг надежных людей, которые нас иногда могут выручить. Но в основном мы в этой истории справляемся своими силами. Другой вопрос, что сейчас мы с супругой уже оба работаем, причем не всегда дома, поэтому помощь няни иногда бывает нужна.

Нам повезло, что знакомые вовремя рассказали про проект «Передышка» фонда «Измени одну жизнь». Я отправил туда анкеты и нас сразу взяли в проект, предоставив услуги бэбиситтеров до 16 часов в месяц.

Благодаря этому няни в течение нескольких месяцев отвозили детей после школы и сада на кружки, секции или на приемы к специалистам.

Девочкам няни понравились, и няни отзывались о них тоже позитивно. Мы на своем опыте убедились, что проект крайне важен для приемных семей, особенно многодетных.

Конечно, нам реально нужно больше, чем 16 часов в месяц, но я понимаю, что ресурсы проекта ограничены, а желающих много при отсутствии подобных программ в других фондах.

— У нас нередко спрашивают, почему помощь с нянями фонд оказывает бесплатно только приемным семьям — ведь и у кровных семей бывает много детей и мало времени. Как бы вы ответили на этот вопрос?

— Любой ребенок «из системы» заведомо травмирован.

Воспитание каждого ребенка с травмой — это труд родителя нормотипичного ребенка, помноженный на три.

Как правило, хотя бы один родитель в такой приемной семье должен оставить работу и целиком посвятить себя ребенку. А при наличии нескольких детей в семье и этого не всегда хватает.

К тому же, контроль со стороны органов опеки обязывает делать многое из того, что обычный родитель вправе не делать или делать так и тогда, как и когда сочтет это нужным.

Мы же подневольны и подотчетны, поэтому наши дети самые обследованные, самые культурноохваченные, самые занятые, что требует времени и сил, которых часто не хватает.

— За какой помощью вы обращались в органы опеки или фонды? Какую помощь вы получали от службы сопровождения?

— При воспитании нашего первого приемного ребенка в детских благотворительных фондах мы пользовались всеми доступными благами: консультациями юристов и психологов, семейной и детской психотерапией, билетами на спектакли и концерты, гуманитарной помощью, услугами репетиторов. Кроме того, мы сами активно участвовали в обучающих и ресурсных программах фондов, повышая собственные компетенции и восполняя ресурсы.

Служба опеки пару раз снабжала Катю билетами на новогодние елки, а служба сопровождения бесплатно направила ее один раз в турпоход в Карелию и дальше только исправно присылала проверяющих к нам домой с целью психологического мониторинга семьи.

Когда приемной дочери исполнилось 17 лет, мы отказались от продолжения этого фарса и не стали перезаключать договор со службой сопровождения.

Принимая во второй раз детей в семью, мы уже точно знали, в какие фонды и за какой помощью нужно обращаться. Причем сами в качестве службы сопровождения выбрали аккредитованный благотворительный фонд, чтобы реально получать необходимую помощь и поддержку, а не контрольные визиты раз в три месяца.

Служба опеки сейчас никакой помощи сверх положенных ежемесячных выплат нам не оказывает и даже «прокатила» детей с новогодней елкой.

— Вы были со-модератором «отцовской группы», потом стали ее ведущим. Что это за группа, расскажите, пожалуйста, подробнее? Сколько в ней участников, как давно существует группа, почему именно отцы, что вас объединяет?

Идея собрать группу пришла Денису Салтееву, приемному отцу и директору АНО «Азбука семьи», в феврале 2017 года. Он дал анонс в соцсетях, я случайно прочитал, поскольку в тот момент уже мониторил соцсети фондов для получения адресной помощи, и пришел на первую встречу, где было 26 других отцов.

Потом Денис провел еще пару-тройку встреч и поставил инициативу на паузу, чтобы найти нового ведущего. И нашел Криса Кнутсена — обрусевшего американца и опытного приемного отца. Тот возобновил занятия группы в апреле 2017 года, и мы стали встречаться 1 раз в 2 недели.

С октября 2018 года я стал со-модератором группы наравне с Крисом, мы стали вести группу отцов («папский конклав») по программе Fairstart Нильса Питера Рюгаарда (я к тому времени прошел обучение на ведущего). В октябре 2019 года уже я стал основным ведущим группы по той же программе, пока Крис был занят повышением квалификации и обучался на тренера по другой программе.

С началом карантина мы замахнулись на онлайн-группу международного масштаба. К нам поначалу записались даже приемные отцы из Казахстана, но потом наш коллектив все-таки усох до уровня всероссийского. Тем не менее, у нас подобралась обширная география участников: Москва, города Подмосковья, деревни и села Краснодарского края, Свердловской и Сахалинской областей, Республики Татарстан…

Эту группу я вел полтора года, пока не сняли ограничения. Осенью 2021 года мы с приемными отцами стали снова встречаться в Москве, причем сменили программу занятий. Основным ведущим снова стал Крис, а я продолжал быть основным ведущим нашей российской онлайн-группы.

За все эти пять лет через нашу группу прошли более 60 приемных отцов, многим из которых это помогло принять в семью новых детей, кому-то жениться, кому-то развестись, кому-то подать на «разусыновление».

Все семьи и истории у нас уникальны: есть отцы-семьянины, отцы-вдовцы, разведенные отцы, те, кто воспитывают чужих приемных детей, те, кто, женившись, удвоил число приемных детей, есть с опытом разусыновления и возвратов, с опытом патронажного воспитания после 18 лет, те, кто опекают инвалидов, отцы семейств с 10-14 приемными детьми…

— Какую помощь в этой группе вы оказываете друг другу?

— В целом, это группа психологической помощи, где мы делимся своим опытом, горестями и переживаниями, знакомимся с опытом зарубежных и российских специалистов, приглашаем к нам спикеров, проводим обсуждения и дискуссии, а также дружим семьями.

Иногда вещами делимся, можем на работу друг друга пригласить, устроить выезд на дачу или на рыбалку, даже погостить летом в домике на море…

Это реально такое мужское братство, которое многократно усиливает наши компетенции, дает психологическую разгрузку, поддерживает ресурсность и помогает отцам от роли «снабженца семьи» перейти к роли «папы-воспитателя». Выращиваем, так сказать, «яжбатерей».

— Что необходимо, чтобы вступить в вашу ресурсную отцовскую группу?

— Достаточно связаться со мной (https://t.me/DimoN_Borisych) и сообщить о своем желании или «желании» супруга примкнуть к нашей группе. Дальше я уже дам все необходимые вводные данные и снабжу ориентирами.

Новый набор в «папский конклав» стартует в сентябре. Занятия возобновятся, надеюсь, в очном формате в Москве с конца сентября, а при наличии интереса я буду продолжать вести еще и онлайн-группу для удаленных российских регионов.

Фото — из архива Дмитрия и Анны.

Дизайн — Юлия Добровольская.