Семейные обстоятельства

После того как в 2013 году в России был принят «закон Димы Яковлева», запрещающий гражданам США усыновлять российских сирот, федеральные чиновники активно занялись их устройством в российские семьи. Помогло ли это решить проблемы детей-сирот, выясняла спецкорреспондент ИД «Коммерсантъ» Ольга Алленова.

«Расценивайте детский дом-интернат как дом творчества юных»

В материале «Казенные дети» («Власть» N49 от 14 декабря 2015 года) мы рассказывали о сироте из Санкт-Петербурга — десятилетней Валерии Г., которую хотели удочерить американские граждане Катрина и Стивен Моррис.

Моррисы подготовили документы, познакомились с Лерой осенью 2012 года и подали документы в суд на удочерение, но из-за принятого Госдумой РФ закона, запрещающего американским гражданам усыновлять российских сирот, девочка осталась в России. Она живет в детском доме-интернате N1 Санкт-Петербурга. Последние три года Катрина Моррис регулярно проверяла анкету Леры в Федеральном банке данных детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей (ФБД): если анкета на месте, значит, ребенок не устроен в семью. Несостоявшаяся приемная мать писала российским журналистам и общественным активистам: просила найти семью для девочки.

В начале октября 2015 года анкета Леры из ФБД исчезла, и Катрина решила, что Леру наконец нашли родители. Однако уже в ноябре иностранные журналисты, побывавшие в ДДИ N1, рассказали Катрине, что Лера по-прежнему живет в учреждении. Спустя месяц российские волонтеры навестили Леру в день ее рождения, 19 декабря,— девочка отмечала его в детском доме. Катрина терялась в догадках.

Я позвонила директору ДДИ N1 Николаю Асикритову и спросила, почему анкеты Леры нет в банке данных, если она по-прежнему живет в ДДИ. Директор ответил, что Валерия находится под предварительной опекой. Сотрудница интерната оформила опеку на полгода, но, поскольку девочка «сложная», живет она в ДДИ. В декабре мы отправили редакционный запрос в комитет по социальной политике Санкт-Петербурга, являющийся региональным оператором государственного банка данных детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, а в январе свой запрос повторили. Мы хотели разобраться, законна ли передача Леры под предварительную опеку, если она продолжает жить в интернате.

15 февраля представитель комитета Екатерина Майборода прислала мне свой официальный ответ: «С 2005 года девочка осталась без попечения родителей: мать по суду была лишена родительских прав, в графе «отец» в свидетельстве о рождении — прочерк. Валерия воспитывалась в сиротских учреждениях. С 2010 года проживала в ДДИ-1. Родственники Валерии никогда ее не навещали… Валерия — ребенок-инвалид со сложными диагнозами… В сентябре 2015 года Валерия была устроена в семью (форма устройства — опека). Опекун как законный представитель девочки заключил договор с администрацией ДДИ-1 на предоставление социальных и медицинских услуг. Ребенок, согласно индивидуальной программе реабилитации, проходит в ДДИ-1 социально-педагогическую, психологическую, культурную и бытовую реабилитации, которые сопровождаются и медико-социальными услугами. Валерия очень хорошо танцует, ей это по-настоящему нравится. Опекун (замечательная женщина) всегда навещает Валерию, уделяет ей время, внимание, дарит домашнее тепло». По словам Майбороды, в ДДИ N1 живут и получают социальные и медицинские услуги 1208 детей, из них 92 — дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, а 116 детей — «родительские», чьи родители заключили договоры с ДДИ N1 на оказание социальных услуг. «Другими словами: ребенок — в семье, следовательно, данных в ФБД о ней нет и быть не может,— уточняет представитель комитета.— Понятно, что мамочке самостоятельно справляться тяжко, на то и есть социальные службы, чтобы семьям помогать».

В следующем письме я сообщила Екатерине Майбороде, что комитет предоставил нам не совсем достоверную информацию и что, по нашим данным, Лера находится не под опекой, а под предварительной опекой. «Предварительная опека и опека — суть ответственности того, кто стал опекуном,— ответила Майборода.— Кстати, мамочка-опекун и домой (Леру.— «Власть») забирает, и гулять может, где и когда захочет… И доброту свою дарит. Просто ребенку без профессионального ухода — никак. Помимо основного диагноза очень много всего еще, да и коллектив ей нужен, чтобы общаться, среда, где не насмехаются над ней, а поддерживают и любят. Расценивайте ДДИ как дом творчества юных, просто немного отличных от большинства». По нашим данным, домой Леру опекун не забирала — выходные девочка проводила в учреждении.

Пытаясь выяснить, действительно ли ребенок, живущий в детском доме-интернате и фактически не имеющий семьи, может считаться устроенным в приемную семью только на основании справки о предварительной опеке, я рассказала историю Леры адвокату Наталье Карагодиной, специализирующейся на семейном устройстве. «Предварительная опека назначается для того, чтобы выявленные дети, лишившиеся родительского попечения, не попали в приют или детский дом, а напрямую ушли в семью,— говорит адвокат.— Часто она оформляется, если опекун — кто-то из родственников ребенка. Иногда предварительная опека назначается, если приемные родители, намереваясь забрать ребенка в семью, не успели собрать все необходимые документы, и в интересах ребенка — быстрее попасть в семью. Но если такая форма устройства применяется для того, чтобы скрыть этих детей, убрать их из банка данных, то мы имеем дело с нарушением порядка усыновления или передачи под опеку». По словам Карагодиной, действия в отношении Валерии могут быть расценены как нарушение ее права на семью: «Ребенок уже находился в ДДИ, а значит, предварительная опека в данном случае не была оправданной формой. По закону подопечный должен жить с опекуном, в ст. 148 1. ГК РФ говорится, что дети, находящиеся под опекой, имеют право на воспитание в семье опекуна, заботу со стороны опекуна, совместное с ним проживание, за исключением случаев, предусмотренных п. 2 ст. 36 ГК. А ст. 36 ГК РФ еще раз напоминает: опекуны и попечители несовершеннолетних граждан обязаны проживать совместно со своими подопечными, а раздельное проживание попечителя с подопечным, достигшим шестнадцати лет, допускается с разрешения органа опеки и попечительства при условии, что это не отразится неблагоприятно на воспитании и защите прав и интересов подопечного. Так вот в случае с Валерией я не вижу смысла в передаче под предварительную опеку, если у ребенка нет семьи и живет он в детском доме. В чем тогда смысл передачи под опеку — чтобы опекун пособие получал?»

Как можно взять ребенка из ДДИ, оформить опеку и сдать его жить в ДДИ снова? Это чудовищное извращение идеи семейного устройства

Следует отметить, что после оформления предварительной опеки на полгода Лера лишилась сиротского статуса и ее анкета была изъята из банка данных как минимум на те же полгода. Это значит, что потенциальные усыновители не могут ее увидеть. При этом ребенок продолжает жить в детском доме.

«В прошлом году вступил в силу приказ Минобразования и науки РФ N101 о том, что дети, которых взяли на предварительную опеку, действительно выбывают из ФБД,— поясняет руководитель портала «Усыновите.ру» Армен Попов.— Сделали это по многочисленным просьбам приемных семей. Одни жаловались на то, что ребенок у них в семье, а его фото продолжает находиться в ФБД, другие — на то, что им понравился ребенок из базы данных, а оказывается, он уже в семье. Но если семья не продлевает или не оформляет опеку, то данные о ребенке должны быть извлечены из архива и вернуться в ФБД». Попов говорит, что такие случаи, как с Лерой, происходили и раньше, когда ради выполнения «плана» по семейному устройству происходила «профанация приемной семьи». «Формально, конечно, можно оформить над ребенком опеку и поместить его в ДДИ,— объясняет эксперт,— и родного ребенка можно отдать в ДДИ для «получения соцуслуг». Но как можно взять ребенка из ДДИ, оформить опеку и сдать его жить в ДДИ снова? В чем тогда смысл такой опеки? Это чудовищное извращение идеи семейного устройства».

«Семейное устройство сильно политизировали»

Один из представителей неправительственного сектора в Петербурге, пожелавший остаться неназванным, полагает, что стремительная раздача сирот из «американского списка» вызвана жесткой установкой из Москвы: «Надо было показать, что эти дети нужны не только американцам, но и нам, россиянам, и поэтому спустили такую разнарядку. Да, результат есть: у нас в ФБД к концу 2015 года детей из этого списка почти не осталось. Отчетность хорошая: всех детей раздали россиянам. Но как эта проблема решалась, вам лучше не знать. Да, кого-то из этих детей могут вернуть обратно. Но об этом мы подумаем потом. Мы решаем в этой сфере сиюминутные задачи, не глядя вперед. К сожалению, семейное устройство сильно политизировали, и поэтому интересы ребенка оказались менее важными, чем политические интересы». Собеседник «Власти» утверждает, что некоторых сирот из списка «отдавали в довесок» к детям, которых целенаправленно забирали приемные семьи, а некоторых оформляли под предварительную опеку.

В повторном обращении в комитет по соцполитике Санкт-Петербурга редакция «Власти» вновь запросила информацию о том, сколько детей из «американского списка» находится под предварительной опекой. В официальном ответе от 17 февраля ведомство сообщило: «На 15.02.2016 из 33 несовершеннолетних, с которыми граждане США познакомились, комитетом и органами опеки и попечительства муниципальных образований Санкт-Петербурга устроено на воспитание в семьи граждан 32 ребенка. Из вышеуказанных 32 несовершеннолетних: возвращен в биологическую семью — 1 ребенок; усыновлено гражданами — 19 детей; передано под опеку — 12 детей. В настоящее время еще не устроена в семью 1 девочка в возрасте 15 лет; в июле 2015 года девочка написала заявление о том, что она возражает против размещения сведений о ней в средствах массовой информации, в сети интернет с целью поиска для нее семьи. Тем не менее комитетом был осуществлен поиск семьи. Познакомившись с семьей, несовершеннолетняя отказалась от помещения ее в данную приемную семью».

Поскольку комитет по социальной политике не стал уточнять информацию о количестве детей, переданных под предварительную опеку, мы отправили запрос в аппарат уполномоченного по правам ребенка Санкт-Петербурга. Еще в декабре мы запрашивали там информацию о судьбе Валерии Г. Тогда уполномоченный Светлана Агапитова обещала разобраться: «Из 33 детей «американского списка» нуждается в уточнении информация о восьми, в том числе и о девочке Валерии». В конце февраля мы напомнили о своем запросе, и Агапитова сообщила, что к концу 2015 года в ФБД оставалось 7 питерских детей из «американского списка»: 15-летняя Настя, которая не хочет в семью, и еще 6 детей с нарушениями развития. Эти 6 детей и были устроены под предварительную опеку. «Хотя я всегда думала, что это такая форма, которая позволяет ребенку избежать детского дома,— поясняет уполномоченный по правам ребенка.— Например, выявляют ребенка без попечения родителей, находят ближайших родственников и быстро оформляют предварительную опеку, чтобы ребенок сразу попал в семью, а не ждал оформления в приюте».

Напомню, что в «американском списке» в начале 2013 года было около 200 сирот. Петербург занимал в нем первое место по количеству — 33 ребенка, из которых большинство имели нарушения развития. В первые годы после принятия закона в семьи устроили детей младшего возраста и детей, не имеющих серьезных проблем со здоровьем. Но устроить в семьи всех детей с множественными нарушениями развития, как того требовал федеральный центр, было проблематично. Три года Петербург был «отстающим» по показателям. Можно предположить, что к трехлетию «закона Димы Яковлева» проблему велели решить любым способом, поэтому на местном уровне и было принято решение об устройстве детей хотя бы под предварительную опеку.

Такая поспешность не могла не иметь последствий. Регулярно проверяя ФБД, я обнаружила, что в середине марта в банк вернулись анкеты двух из шести детей из «американского списка», устроенных под предварительную опеку: десятилетней Валерии О. и десятилетнего Богдана В. Стало очевидно, что детей вернули из семей в детские дома. В списке сирот, пострадавших от «закона Димы Яковлева» (оказался в распоряжении редакции «Власти» три года назад), указывается, что у Богдана есть родной брат Юрий. Однако Юрия в базе данных нет. Это значит, что детей устроили в разные приемные семьи, хотя закон не позволяет разделять родных братьев и сестер и делает исключение только для случаев, когда такое разделение обусловлено интересами ребенка. Более того, в ФБД много анкет детей-сирот, имеющих по три-четыре брата-сестры. Эти дети годами находятся в банке данных, потому что желающих принять в семью сразу много детей почти нет, и для них не делают исключений. Но интересы ребенка — понятие относительное, а интересы чиновников — аргумент жесткий и понятный, особенно если речь идет об отчетности.

В прошлом году, собирая материал для статьи «Казенные дети», мы получили данные о том, что в Еврейской автономной области устроены почти все дети из «американского списка», но родные сестра и брат Ирина и Евгений Х. устроены в разные семьи, поскольку «у детей сложились непростые взаимоотношения между собой, и при таких обстоятельствах было принято решение о передаче детей в разные семьи». Что делали психологи и другие специалисты и почему не помогли детям наладить контакт, непонятно. В случае с Богданом и Юрой звучит такая же формулировка. По словам Светланы Агапитовой, на вопрос о том, почему детей устроили в разные семьи, ей ответили, что у братьев были «конфликты друг с другом». Сейчас, по словам детского омбудсмена, Юра живет в семье, имеющей большое количество приемных детей с нарушениями развития; недавно семья переехала из Петербурга в Московскую область. Также Агапитова подтвердила, что Богдан и Валерия О. действительно возвращены в детские дома из-под предварительной опеки: опекуны не справились.

Вероятно, Петербург теперь снова приложит усилия для устройства этих детей в семьи, ведь статистика снова испорчена. Может быть, Богдану и Валерии О. даже повезет и их не вернут второй или даже третий раз в детский дом. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем о том, как могла бы сложиться судьба этих детей, если бы в нее регулярно не вмешивалось государство.

У нас есть предварительная информация о том, что сотрудница ДДИ, которая взяла Валерию Г. под предварительную опеку, не намерена продлевать опеку над девочкой. Однако точных данных нет: в федеральном банке данных анкета девочки не появилась, хотя срок предварительной опеки над ней истекает во второй половине марта.

«Было бы хорошо, если бы вместе с разнарядками Москва спускала и методики»

О грубом формализме в решении проблем детей-сирот говорят многие собеседники «Власти». С 2013 года одним из критериев успешности работы региональных чиновников стало количество устроенных в семьи детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, то есть сокращение региональных банков данных. 28 декабря 2012 года президент РФ внес поправку в указ N1199 от 12 августа 2012 года «Об оценке эффективности деятельности органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации». Одним из показателей для такой оценки губернаторской работы стала информация о том, как ежегодно меняется в регионе «доля детей, оставшихся без попечения родителей», в том числе переданных в приемные семьи, на усыновление, под опеку, а также находящихся в государственных или муниципальных сиротских учреждениях. Эта поправка вступила в силу вместе с «законом Димы Яковлева». Таким образом, каждый губернатор теперь должен заботиться о сокращении сирот в своем регионе. В начале 2013 года на встрече с президентом вице-премьер Ольга Голодец сообщила, что за 2012-й удалось устроить в семьи 69 тыс. детей, это около 30% от общего числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей.

По словам собеседников «Власти», с тех пор показатель 25-30% звучит на самых разных уровнях власти. «В регионах нам часто называют цифру в 30%,— говорит руководитель программы благотворительного фонда «Измени одну жизнь» Екатерина Лебедева.— На одной конференции я даже слышала, как чиновники из разных регионов обсуждали: «А вы как добиваетесь этих 30%?» Я понимаю, что такие установки делаются ради того, чтобы чиновники на местах не спали, а дети получили шанс на семью, но в регионах все это превращается в кампанейщину. И если три года назад этот показатель в 30% был совершенно оправдан, потому что в банке данных было много маленьких и относительно здоровых детей, то теперь база кардинально изменилась: в ней около 70% детей — это подростки, дети с серьезными нарушениями развития и «паровозики» по 3-7 братьев и сестер. И региональные органы опеки схватились за голову: губернатор требует уменьшать банк данных, чтобы сокращали детские дома, потому что это показатели его успешности, а детей устраивать в семьи все сложнее».

«Административные установки в таких случаях неплохи тем, что они подстегивают региональных чиновников работать,— полагает руководитель портала «Усыновите.ру» Армен Попов.— С начала 2013 по 2016 год количество детей в ФБД снизилось на 50%. И большинство приемных семей со своей задачей справляются. Но у такой вертикали есть и минусы. Это как в анекдоте, который мне рассказали в Оренбурге: «Когда в Москве сказали постричь ногти — за Уралом стали отрубать руки по локоть».

Поддерживает коллег и руководитель новосибирского благотворительного фонда «Солнечный город» Марина Аксенова: «Мы все знаем эти цифры о ежегодном сокращении банка данных на 30%, но я не вижу ничего плохого в таких административных решениях, у нас люди привыкли работать по разнарядкам сверху, и без них ничего не делается. Смотрите, в результате происходит существенное сокращение детей-сирот, сдвинулся с мертвой точки большой процесс по устройству детей в семьи, принято правительственное постановление N481, и мы сейчас находимся в процессе преобразования сиротской системы, потому что все специалисты, работающие в этой сфере, нацелены на то, чтобы ребенок оказался в семье. Другой вопрос — насколько качественно происходит подбор семьи для ребенка?» По словам Аксеновой, отделы опеки и попечительства часто сталкиваются с желанием семей, уже имеющих несколько приемных детей, взять новых воспитанников. «Ресурс семьи ограничен, и может случиться так, что в детский дом вернутся и новый ребенок, и те дети, что в семье уже находятся, и семья распадется,— говорит она.— Чтобы этого не произошло, нужна диагностика ресурса семьи, и все специалисты должны работать не на ситуативные приказы сверху, а на устройство каждого конкретного ребенка. Но до сих пор на федеральном уровне нет никаких регламентов, методических рекомендаций или пособий, как подбирать семьи, чтобы не допускать вторичного сиротства. Было бы хорошо, если бы вместе с разнарядками о сокращении числа сирот в банке данных Москва спускала и методики, как это сделать правильно. Я думаю, со временем они появится, но хотелось бы выйти из этой истории без потерь».

Мы не можем детей устраивать в семьи по плану. Надо создавать условия для развития семейного устройства, но давить сверху в таких вопросах нельзя

О разнарядках в сфере семейного устройства говорит и директор благотворительного центра «Соучастие в судьбе» Алексей Головань. По его словам, некоторые регионы сами устанавливают себе «план»: «Я знаю, что департамент труда и соцзащиты Москвы дает так называемые госзадания своим учреждениям, сколько детей они должны устроить в семьи. Все бюджетные учреждения выполняют определенные задания, от этого зависит их финансирование. Уже два года дается разнарядка в каждое сиротское учреждение. Я считаю это абсолютно недопустимым — мы не можем детей устраивать в семьи по плану. Надо создавать условия для развития семейного устройства, но давить сверху в таких вопросах нельзя».

Помощник вице-премьера РФ Ольги Голодец Алексей Левченко утверждает, что на федеральном уровне нет никаких разнарядок об устройстве фиксированного количества детей в семьи: «Есть понимание, сколько детей устраивается в семьи ежегодно, и есть примерное понимание, сколько детей может быть устроено в следующем году, но это предварительные прогнозы. В каждом регионе есть свои особенности. Формально устроить ребенка в семью вряд ли возможно, и это почти наверняка привело бы к возврату ребенка». По словам Левченко, с 2013 года федеральный банк данных сокращался примерно на 20% ежегодно, но такая тенденция может замедлиться, потому что доля детей с инвалидностью, с братьями-сестрами, подростков, среди оставшихся в ФБД, выросла.

Количество возвратов детей из приемных семей в сиротские учреждения, по официальной статистике, не превышает критической отметки: в среднем это 10% по стране. В 2013 году приемные родители вернули в детские дома 5,5 тыс. детей, в 2014-м — 5,4 тыс., в 2015-м — 5,7 тыс. Но за этими цифрами стоят большие трагедии, которые многие дети никогда не смогут пережить. Специалисты в области семейного устройства убеждены: если бы в стране был организован институт постоянного сопровождения приемных семей, в том числе система первичной диагностики семьи и методика подбора семьи для ребенка, а не наоборот, тогда возвратов было бы меньше, а семьи могли бы более полноценно воспитывать приемных детей. Но чтобы добиться таких результатов, придется пожертвовать красивой статистикой.

По мнению экспертов, дает сбои и другая федеральная установка — работа с кровной семьей в целях профилактики сиротства. Эта задача предусмотрена правительственным постановлением N481 и вписана в критерии успешности работы губернаторов. «У нас теперь все детские дома и органы опеки работают с кровной семьей,— рассказывает директор благотворительного фонда «Измени одну жизнь» Юлия Юдина.— Но при этом не хватает человеческого и профессионального ресурса для такой работы. Этим бедным, запутавшимся семьям предлагают психолога, но им нужна работа, зарплата и постоянное сопровождение. В результате дети остаются в семьях, у которых нет никакого ресурса для их воспитания, или живут в детских домах как «родительские» — родителей при этом не лишают прав, потому что это тоже плохой показатель. Вы посмотрите, сколько у нас таких «родительских» детей в детдомах: по нашим наблюдениям, в среднем около 30-40%. Многие из них — фактические сироты, которые «застревают» в системе госучреждений на непростительно долгий срок».

По официальным данным, в России сегодня 1783 организации для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. В них живет 96 952 ребенка. Из них 38 382 ребенка не имеют сиротского статуса и помещены в учреждения по заявлению родителей.