«Мы растим не детей, а людей»

Известная журналистка Наталья Родикова на личном опыте знает о том, в чем нуждаются семьи с родными и приемными ребятишками, какие вопросы их волнуют.

«Ни одно общество не будет здоровым и счастливым просто так, оно вырастает из здоровых и счастливых детей, — уверена Наталья. —  Чем больше мы таких воспитаем, тем более счастливой и комфортной будет жизнь у следующего поколения. Очень хочется надеяться, что сейчас есть запрос на такую информацию в обществе. По крайней мере, мы на нашем телеканале его очень чувствуем – родители начинают понимать, что растят не детей, а людей, наше будущее, как ни пафосно это звучит, и им это интересно, это их увлекает. И наш канал пусть скромный, но помощник в этом важном деле».

«Сомнений было миллион»

— Когда и почему вы решили усыновить ребенка?

— У нас не усыновление, а опека, если это важно. В тот год у Андрея еще не было «статуса». А потом включились другие причины, но это отдельная история… А история нашего знакомства началась в 2006 году. Незадолго до этого у нас с мужем родился сын Саша, для меня это был первый ребенок и, как говорится, материнство накрыло… На форуме www.sibmama.ru я с познакомилась с очень симпатичными мне молодыми мамами, которые погрузились в активную волонтерскую деятельность. Собирали разные необходимости для домов ребенка, ездили гулять с детьми, возили их на экскурсии, устраивали разные мероприятия. Некоторое время я помогала в сборе вещей, а потом как-то понадобилось на детском спектакле в доме ребенка сыграть какую-то роль…

Сейчас пыталась вспомнить, что это была за роль. Не помню! Помню только, что стояла у фанерного домика, голос мой страшно дрожал, и я постоянно боялась расплакаться. Ну конечно их было жалко. С одной стороны: вроде бы ты попадаешь совсем не в ту атмосферу, которую рисует подчас воображение. Тот дом ребенка был городской и вполне благоустроенный, с коврами и телевизорами, дети чистые, воспитатели доброжелательные. На первый взгляд – благополучный детский сад. На второй – сразу понимаешь, что никакой это не сад. Взгляды у детей потерянные… Потом стала ходить туда, гулять с детьми. На прогулку воспитателям сложно вывести всех сразу, мы помогали одеваться, помогали на улице, играли, потом возвращались в группу, переодевали детей.

В одно из первых же посещений мы и встретились с Андреем. Кажется, я читала детям книжку, и за моей спиной заплакал ребенок. Это упал Андрей, кто-то его толкнул. Плакал он так горько, что я, когда его обнимала, сказала, совершенно рефлекторно, по-моему: «Не плачь, сынок, я тебя заберу». Ну а дальше «все заверте…»…

— Были ли какие-то страхи, сомнения?

—  Сомнений было миллион. Я после того дня приехала домой страшно опустошенная, почему-то была уверенность, что с этого пути мне не свернуть. Я не искала ребенка, как многие приемные родители. Плана взять кого-то у меня не было. Но тут, видимо, запустилась программа, которая формировалась с детства. В начальной школе я зачитала до дыр книжку «Благие намерения» Альберта Лиханова, даже написала ему письмо, с какими-то, очевидно, подвижническими мыслями, и он мне даже ответил и пожелал успехов на пути…

И вот, несмотря на то, что вроде бы я шла как раз по тому пути, который мне привиделся в детстве, я страшно сомневалась и боялась. Но было ощущение, что отступить нельзя, что надо его забрать оттуда. Еще и история  у него была такая, впечатляющая, в общем – было жалко. Сразу сказала мужу. Мол, делай со мной что хочешь, но я мальчику пообещала. Муж, видимо, был готов к этому моему сообщению, потому что по моему запалу, с которым я ездила на свои волонтерские тусовки, было ему понятно: добром это не кончится. Сказал что-то вроде: я не то что бы готов, но вижу, что тебе очень плохо, давай забирать тогда.

— Сколько времени прошло с желания усыновить до момента, когда вы привели сына домой? Насколько долгими и сложными (или наоборот, простыми) были процедуры усыновления?

— Много раз говорила эту фразу: не сложнее, чем сдать на права. Вообще не помню, как это все промелькнуло.  В  феврале, кажется, мы познакомились, в марте задумались, в апреле собрали документы, в мае уже забрали. Андрею было два года.

— Расскажите о том, как к этому решению отнеслись ваши родные – муж, родители, остальные родственники? Пришлось ли кого-то убеждать, уговаривать, или все восприняли это хорошо?

— Семье моей пришлось нелегко… Споры и уговоры подождать и получше обдумать длились до самого дня «икс», когда Андрей появился дома. И с этого дня мне не в чем упрекнуть ни одного члена нашей большой семьи. Ни словом, ни делом, никогда наш новый сын не был обижен нашими родными. Бабушки и дедушки, дяди и тети, пусть и не воспылали любовью с первых дней, но дали мне большой урок: при любых чувствах к ребенку можно начать просто с порядочного отношения.  Спасибо им огромное за это.

— Были ли у вас в то время уже свои  дети, какого возраста? Появились ли в семье дети после усыновления?

— Через неделю после того, как мы взяли Андрюшу, нашему «самодельному» Саше исполнился год. Труднее всего пришлось ему и с ним. Хотя, кажется, ну что мог понимать годовичок? А вот… Острая детская ревность накрыла его по полной, преодолевали мы ее долго и, надо сказать, очень неумело. Но – капля камень точит, сейчас это два друга не разлей вода. Дерутся, конечно, регулярно, но не могут прожить и минуты раздельно. Что характерно – особенно младший, кровный, от которого Андрею ох как доставалось! Пять лет назад семья пополнилась еще и Соней, дочкой мужа. На тот момент это скорее был шаг необходимости, ее маме пришлось очень нелегко. А сейчас и не знаю, как мы жили без нее, без нее семья точно была неполной.

— Расскажите о вашем приемном ребенке,  какой он: характер, темперамент, увлечения, какие особенности, в чем похож-непохож (в поведении или увлечениях) с другими вашими детьми, с вами?

— Мне кажется, если я начну перечислять все его достоинства, не хватит и страницы… Он, безусловно, кажется мне очень симпатичным (смеется). Он очень спортивный (что, как мне кажется, нередко среди детей «оттуда», видимо, какой-то закон компенсации срабатывает,  система физического выживания работает на полную мощь). В три года сам попросился и легко встал на коньки, в четыре прошел отбор в школу олимпийского резерва, которую мы, правда бросили через полтора года, очень утомительно было для него и для всех нас вставать ежедневно в 5:30 утра.

Легко прошел отбор в детскую школу известного футбольного клуба, куда мы, правда, тоже перестали ездить, т.к. некому возить. С первых занятий осваивает любой спортивный инвентарь – сноуборд, лыжи, серф. Отжимается и подтягивается как настоящий легкоатлет. Сейчас занимается брейком в танцевальной школе.

Вообще, это большая страница в его жизни – танцы, музыка. Он прекрасно поет, у него великолепный музыкальный слух, если бы не трудности с запоминанием слов, уже где-нибудь солировал бы. Танцы его завораживают. В совершенно юном возрасте попал на балет и довольно долго мы думали, что от этой судьбы нам не уйти, так он на него подействовал и так он здорово его имитировал, смотрел дома балет по телевизору и танцевал нам потом.

Вообще он очень артистичный. Он много и очень интересно рисует. Просится в художественную школу, но мне хочется еще подождать годик, чтобы не замылить его оригинальную манеру. Он очень справедливый, это меня ужасно радует. Иногда он сам мне раскладывает по полкам, в чем я как мать была неправа, и так часто оказывается прав! Я, конечно, устыжаюсь (смеется). У него классное чувство юмора. Смотреть с ним фильмы или читать ему книги огромное удовольствие. Даже просто пошутить в его присутствии приятно – он всегда оценит шутку, всегда очень заразительно смеется.

Он очень добрый. Ласковый. У него сильный характер. Он невероятно общительный, забрось его в любой коллектив, разного возраста, пола, национальности – через пять минут у него там будут друзья. Благодаря этому у него никогда нет трудностей на детской площадке, даже за границей, он, видимо, умеет вписаться на языке тела. Не устали еще? Я могу долго его хвалить. Кем хочет стать – пока не знает, колеблется между танцовщиком и кем-то вроде Робин Гуда, хочет отбирать деньги у плохих и раздавать хорошим (работаем над этим).

А еще он хочет быть папой пятерых детей, не меньше, так нам и грозит. Вообще он просто очень хочет быть папой, у него это такая непреходящая цель в жизни, часто об этом говорит.

— Расскажите о первых днях, когда он появился в вашей семье, что вам запомнилось?

— Запомнилось, что всю дорогу от дома Андрей проплакал в машине, очень устал, не понимал, что происходит. Запомнилось, что первым словом, которое он сказал дома, было слово «ляля», так он назвал и потом долго еще называл младшего, Сашу, который был выше и крупнее Андрея, но ходил вперевалочку и с пустышкой. И Андрей, как только увидел его, так и нарек. Андрей тогда почти не говорил. Отдельные слоги, а в основном – птичий язык, тарабарщина.  И еще запомнилось, как на другое утро я проснулась и подумала с ужасом: боже мой, что я натворила, я разрушила нашу жизнь… Лежу и так страдаю, что вставать не хочется.

«С детьми можно и нужно разговаривать об их чувствах»

— Как он адаптировался, какие сложности возникали? Как их решали?

— Честно говоря, с его стороны адаптация, как я сейчас вижу, была очень быстрой. Дискомфорта он практически не чувствовал. Адаптация, причем жесточайшая, была у меня. Я совершенно не понимала, как с ним обращаться, как реагировать на его поведение, как избавиться от чувства «чужого». Андрей вел себя так, как будто семья для него не существовала – очень независимо. Он постоянно убегал на улице, его невозможно было увести с детской площадки, он не давался мыться, переворачивал еду со стола, постоянно устраивал истерики, привязывался к чужим людям…

Сейчас мне все это кажется настолько безобидным и понятным… А тогда было ощущение, что погружаюсь в какой-то беспросветный мрак, и никогда не станет лучше. Сын долго был для меня закрытой книгой, вещью в себе. Были разные чувства – агрессии, отчаяния, разочарования… И в первую очередь в себе. Я ведь считала, что я хороший, добрый человек и наверняка буду гениальной мамой. На деле выходило все совсем не так.

Очень не хватало знаний, профессиональной психологической поддержки. Я не скажу, что я их не могла бы найти при желании. Но у нас работающему человеку не предоставляется отпуск на адаптацию, поэтому искать поддержку приходилось в свободное от работы время, по крошкам, и потому так долго. Наверное, решающую роль в нашем движении навстречу друг другу сыграли два разных психолога — Людмила Петрановская и Юлия Гиппенрейтер. Практически одновременно я наткнулась в сети на жж Петрановской и на книжку Гиппенрейтер. У первой я находила ответы на все свои вопросы, начала ощущать почву под ногами, с благодарностью прикладывая ее опыт к нашей жизни. Вторая дала бесценный совет: с детьми можно и нужно разговаривать об их чувствах.

Да, такая простая история, но именно с этого совета у меня появилось ощущение фонарика в руках. Андрей откликнулся на мои новые усилия моментально. Стало понятно, насколько он нуждался в двусторонних отношениях, насколько мы его обделяли по своей неумелости. И стало понятно, что мы уже не проваливаемся никуда, а идем, причем идем вместе. Это было потрясающее чувство совместного движения, партнерства с ребенком, которое стало крепнуть не по дням, а по часам. Прошло несколько лет, но я четко помню ту поворотную точку.

— Рассказывали ли вы сыну, что он – приемный ребенок? Если да, то когда, как он это воспринял?

— Да, стали при случае говорить ему с самого начала. Конечно, сначала он ничего не понимал, он в принципе почти не говорил до 4 лет, речевое развитие у нас шло своими темпами и довольно прихотливыми тропами. Так что думаю, довольно долго это были просто слова для него, не более. Переходного момента, когда бы он не знал, а потом вдруг узнал, не было. Всегда было так: тебя родили другие родители, но родили по ошибке, зато теперь ты с нами, теперь мы твои родители и очень счастливы.

Рассказывали, как встретили его в доме ребенка, как привезли домой, как он любил кататься на коляске и таскал Сашкину пустышку. Он всегда ценил эти рассказы про свое ранее детство, просто замирал. Спрашивал иногда что-то, в основном про дом ребенка. Какие-то смутные воспоминания о жизни там у него остались. В общем, как-то так по каплям все добавлялось, то одно его заинтересует, то другое…

Был период, когда он воспринимал существование «тех» родителей, как игру.  Как-то случился эпизод, мы немного затянули с покупкой детям PlayStation, то есть буквально «у всех детей в саду есть, а у нас нету!».  И какие-то еще вопросы к нашему родительской компетенции у наших детей накопились… В общем, как-то раз эти юные товарищи пришли к нам буквально с рюкзаками и объявили, что уезжают жить к Андрюшиным родителям, т.к. там им непременно купят приставку, и другие приятные игрушки, и вообще будут относиться более человечески. Не помню, как я выкрутилась… Но как-то видимо совсем неделикатно (смеется).  Что-то вроде того, что помогла одеться и предложила проводить на остановку. С тех пор в таком ключе этот вопрос не поднимался.

«Благодаря «ошибочным» родителям детей находят настоящие»

— Андрей сам задавал вопросы о своих биологических родителях?

— Да,  он спрашивает. Например, так: те родители меня не захотели, потому что я им не понравился? Он спросил это несколько месяцев назад, у меня перехватило дыхание, и я выпалила: да как ты мог до такого додуматься! И вроде бы ждала этого вопроса, знала, что однажды такая мысль может возникнуть. Но полностью подготовить себя к такому нельзя. В горле встал комок, но я постаралась ответить как можно более спокойно, что детей оставляют совсем не поэтому, а потому что родили «по ошибке». Но зато благодаря таким «ошибочным» родителям, детей находят их настоящие родители, которым они очень-очень нужны, и без которых эти родители совсем не был бы счастливы.

Я знала такой ответ до того, как полюбила Андрея всем сердцем, но с годами это стало абсолютной правдой, не представляю, как бы мы жили без него. Андрей растет, и впереди нас ждут гораздо более трудные вопросы, связанные с его биологической семьей. Наверняка он захочет узнать свою историю, и через это нам надо будет пройти.

Наверное, тем, кто взял детей, от которых отказались еще в роддоме, проще, они не несут на себе груз знания о кровной семье ребенка. Андрей первые полтора года провел в семье. И надеюсь, мы поможем ему максимально безболезненно принять свою историю. Надеюсь, нам поможет то, что мы поддерживаем связь с нашими «однодомниками»: в том году, когда мы забирали Андрея, среди наших волонтеров был просто какой-то бум, все себе «нахапали». Мы до сих пор  дружим, и хотя сейчас живем далеко от родного города Андрея, но раз в год собираемся в парке толпой, со всеми нашими детьми, родители общаются, дети тусуются. Нам хочется, чтобы они привыкали к тому, что у всех дети появляются по-разному, и что они не какие-то одни такие уникальные.

Вон и у тети Али одна дочь такая, другая сякая, и у тети Оли тоже дети «пополам», и т.д. Наш Андрей в прошлом году вдруг осознал, что Владик, которого он уже сто раз видел, был с ним в одной группе, спал на соседней кровати… Это было так… У них обоих вдруг слезы показались на глазах. Их захватило, что у них было общее прошлое, ведь в первые два года они были как бы ничьи, это, я думаю, детям тяжело осмыслить и принять. Они как-то так обнялись по-мужски. И с особенным чувством в тот раз общались.

— Каков состав вашей семьи сейчас? Как дети общаются между собой? Какие  у вас семейные традиции?

— Сейчас мы живем вшестером. Мы с мужем, трое детей, моя бабушка, которая ведет у нас все хозяйство и все дневные заботы о детях – на ней. Дети общаются между собой как все дети. Старшая Соня уже совсем большая, всегда готова подставить плечо. Для детей она авторитет, и довольно долго была даже большим авторитетом, чем мы с мужем. Во всяком случае, показать новую прическу или одежду они первым делом бежали к ней. Мальчишки всегда в одном клубке, катаются по квартире то с объятиями, то с разборками, играют всегда вместе, иногда поют что-нибудь дуэтом во время игры. Ревность есть, конечно же, но не больше, чем я вижу в других семьях между кровными детьми, во всяком случае, сейчас я вообще не думаю над этим, это не то, что меня могло бы беспокоить, дети действительно дружат.

Хотя Андрей, конечно, от нашего зловредного Сашки очень устает. Наш младший такое существо, любит поучить, периодически всех вокруг воспитывает, чуть что — скандал. В этом смысле я очень рада, что у Андрея другие гены, он более спокойный и дружелюбный ребенок, не такой бешеный холерик, как мы все (смеется).

Все свободное время мы проводим с детьми, нам это нравится, мы скучаем друг без друга. Вместе гуляем, вместе читаем, вместе смотрим фильмы – по выходным заваливаемся на наш большой диван, обкладываемся мороженым и фруктами и наслаждаемся… Любим играть в настольные игры. Конечно же, вместе путешествуем. У нас неидеальная семья, но мы часто бываем счастливыми вместе.

«Убеждать конкретного человека усыновлять ребенка не нужно»

— Как вы считаете, можно ли кого-то убедить в том, что этот человек должен усыновить ребенка? Или он должен сам прийти к такой мысли, к  такому желанию? 

— Я думаю, что при идеальной ситуации, когда детские дома будут заниматься не жизнью детей, а профессиональным устройством их в семьи и профессиональным поиском и подготовкой потенциальных приемных родителей, тогда практически каждый добрый человек может стать приемным родителем. Убеждать конкретного человека не нужно.

А вот убеждать общество в том, что дети не должны быть одни, что потерявшего родителей ребенка нужно обязательно пристроить в семью, это можно и нужно. Когда это будет нормой жизни – то, что дети должны быть в семье, тогда и мысль взять ребенка, которому нужна помощь, будет естественной. А дальше вопрос поддержки и сопровождения. С профессиональной помощью можно вырулить из самых сложных ситуаций. Это то, что и должно сейчас обсуждаться в обществе.

Как превратить детские дома в дома «гостевые», где ребенок в максимально комфортной, реабилитирующей обстановке будет недолго ждать своих новых родителей. Фокус должен быть не на усыновителях точно, а на детях. Может быть приемным родителем может быть не каждый, но помочь поменять систему могут очень многие.

— Что вы должны делать родители, которые решили усыновить ребенка?

— Пройти школу приемных родителей, это само собой. А дальше – идти до конца, зная, что обратной дороги нет. И обязательно обращаться за помощью к специальным психологам, не пытаться решить все трудности самостоятельно, время очень дорого и для вас, и для ребенка.

— Что вы посоветуете властям, законодателям,  чтобы дети из детских учреждений быстрее оказывались в полноценных семьях?

— Как можно скорее начать профессиональное обучение тех специалистов, которые будут работать в детских домах – с тем, чтобы превратить детские дома в центры по устройству детей в семьи, в центры по помощи кризисным семьям. Необходима государственная  поддержка Института развития семейного устройства, который создала Людмила Петрановская и ее коллеги, это самые профессиональные люди в этой сфере на сегодняшний день, к чему изобретать велосипед, когда можно начать с этого?

Начать, потому что продолжить нужно будет открытием новых обучающих структур, может быть, специализированных факультетов во всех педагогических институтах. Чтобы это было встречено с пониманием в обществе, необходима продуманная государственная пропаганда, которая будет работать на «раздемонизацию» семей, которые оказались в кризисе, на «раздемонизацию» детей-сирот, на широкое просвещение (ну надоело слышать по центральным каналам глупости о генах, да и прочие глупости), на популяризацию профессии специалиста по семейному устройству. Очень важно дать новообращенным приемным родителям гарантированный отпуск в несколько месяцев, который нужен на взаимную адаптацию, на привыкание, часто и на лечение… Вообще все необходимые меры давно и компетентно сформулированы более профессиональными людьми, чем я. Важно дать, наконец, возможность в этой сфере принимать решения профессионалам. Надеюсь, сегодняшние ветры они именно об этом.

— Как вы пытаетесь донести свои предложения до властей? Помогает ли вам статус журналиста, высокий пост на телеканале?

— Моя скромная миссия ограничивается тем, что я могу затрагивать эти темы под нужным углом и давать слово тем самым настоящим профессионалам, которые многое сделали и делают в этой сфере и которые могут внятно объяснить, почему проблемы детей сирот касаются каждого порядочного человека, а не только тех, кто из подвига или по святости может взять ребенка в собственную семью.

Я пришла работать на новый телеканал шесть лет назад, когда он только открылся, на должность редактора одной из программ. Не представляю, как сейчас складывалась бы моя карьера и судьба, пропусти я то объявление о вакансии. Я могла бы сказать, что это самый важный тематический канал для любой семьи, ведь мы можем жить совершенно по-разному и увлекаться чем угодно, но когда рождается ребенок, мы вступаем в особенную пору, в пору ответственности за чужую жизнь и чужое счастье. И, безусловно, нуждаемся в поддержке, каковой мог бы стать национальный канал для родителей.