Как приемные дети изменили нашу жизнь: рассказ отца

В семье Сергея и Елены Татариновых из Керчи – двое сыновей. Мальчики приемные, но родители уверены, что они нашли именно своих детей. Восьмилетний Дима похож на папу Сергея, а двухлетний Максим – на маму Елену. Так говорят знакомые и друзья Татариновых. Сергей рассказал, как в их семье появились дети, и что пришлось предпринять, чтобы малыши с диагнозами стали обычными, даже слегка избалованными детьми.

© Фото: архив семьи Татариновых

О желании взять ребенка

Тот новогодний вечер мы не забудем никогда. 31 декабря 2009 года, сидя за праздничным столом и наблюдая за горящими на елке огоньками, моя жена Лена сказала: «Вот у нас тепло, светло, елка, подарки и на столе всякие вкусности. А где-то сейчас плачет малыш, потому что у него отняли пряник, и его некому пожалеть и приласкать…» И заплакала.

А через пару дней, возвращаясь с работы, Лена предложила мне: «Давай усыновим ребенка». «Давай», – согласился я. Лена вспоминает, что вечером было принято это судьбоносное решение. А уже утром, когда она проснулась, я сидел за столом и составлял список необходимых покупок для ребенка.

Об усыновлении

После праздников мы пошли в наш отдел опеки узнать порядок процедуры усыновления. Там нас ждало первое разочарование: возрастной ценз. Новорожденного ребенка может усыновить тот, кому не исполнилось 45 лет (по законам Украины), а Елене уже тогда было на 10 лет больше. Правда, можно было усыновить младшему из супругов. Но своего жилья у меня не было, мы жили в однокомнатной квартире жены. И даже при зарегистрированном браке и прописке усыновить сына мне, как отцу, не разрешили бы.

Месяц мы ходили как в воду опущенные, с тоской глядя на приобретенные игрушки и вещи. Ведь мы так мечтали о сыне, хотели назвать его Данила. Казалось, что жизнь остановилась, но тут в голову пришла спасительная мысль: если нельзя усыновить, то ведь можно оформить опеку (в таком случае нет возрастного ценза). И совсем не важно, как будут звать ребенка. Важно, что он будет.

Мы вернулись в опеку, сдали документы и поехали учиться в Школу приемных родителей (ШПР) в Симферополь. Окончили школу в марте 2010 года. В июне нам позвонили и предложили познакомиться с мальчиком. Сказали, что его зовут Дима, возраст – 2,8.

О знакомстве с Димой

Помню, как приехали с сотрудником опеки в детский дом. Был конец тихого часа. Вывели к нам маленького, худенького, бледного большеголового малыша. Он был одет в новый костюмчик и сандалики на три размера больше. Поразило отсутствие у него каких-либо эмоций, покорность и безучастность, даже какая-то безвыходность на лице.

Он посмотрел на нас, а у меня промелькнула мысль: «Вот что значит вселенская печаль во взгляде». Нам разрешили взять его на руки – он был легким, как перышко. Дима не обнял меня за шею, его маленькая ручка невесомо легла на мое плечо.

Спросив разрешения, мы угостили его соком и печеньем. Это его слегка расшевелило. Но когда с угощением было покончено, он сразу потерял к нам всякий интерес. Показал в сторону двери пальчиком, взял няню за руку и повернулся к нам спиной. Мы не были удивлены такой реакцией малыша. В Школе приемных родителей нас предупреждали, что такое случается. Желание стать родителями тогда стало еще крепче.

© Фото: архив семьи Татариновых

О диагнозах

У Димы особых диагнозов не было: обструктивный бронхит, атопический дерматит, задержка психического развития, часто болеющий ребенок. Мы стали ездить к Диме в детский дом, хотя, конечно, чаще он бывал в больнице. Особых эмоций он не проявлял, но вот однажды нам пришлось уехать на неделю. Когда мы вернулись к нему, Дима был в больнице. Увидел нас, узнал и засмеялся. Это был переломный момент. С тех пор он всегда радовался нам, а уходить от него было мучительно больно, потому что он, чувствуя расставание, горько плакал.

О сложностях оформления

Нам предложили оформить приемную семью на возмездной основе. Правда, оформление затянулось аж до декабря. Дело в том, что кровный папа Димы заявил, что это не его сын. Была назначена генетическая экспертиза, но и с ней он тянул. Наконец суд принял решение лишить отца родительских прав. Тогда мы смогли забрать Димульку домой на законных правах.

Сейчас Дима чувствует себя хорошо, практически все диагнозы мы победили, обструкция уже не такая сильная и частая. Самое нехорошее – врожденная холестеатома правого уха. В 2014 году сыну сделали операцию по ее удалению. Пока удается поддерживать более стабильное состояние, ведь болезнь не лечится, но мы надеемся, что Господь не оставит нас и поможет.

О мнениях и поддержке

О том, что мы будем воспитывать ребенка из детского дома, мы никому не говорили. Когда Митя был уже у нас, многие наши друзья и родственники не понимали, зачем мы это сделали. Хотя, откровенно говоря, даже сейчас многие нас не поддерживают. Но мы не обращаем на это внимания, главное, чтобы нам и детям было комфортно.

© Фото: архив семьи Татариновых

О первых днях

Конечно, в первые дни было очень трудно. Поменялось все: распорядок дня, еда, домашние дела, досуг. Подстраивались под Митьку. И хотя многое ему давалось с трудом, он проявлял завидное упорство и быстро адаптировался.

Боялся детей на улице, даже маленьких, еще боялся собак, всегда держал кого-нибудь из нас за руку. Сейчас в развитии мы догнали и даже перегнали сверстников. Читать он начал самый первый в своей группе в детсаду – в 4,5 года. Постепенно все нормализовалось, но собак до сих пор побаивается. Лет в пять Митя стал просить у нас брата, часто называл братьями своих друзей в садике. На тот момент мы не могли принять в семью еще одного ребенка. Митя был слаб здоровьем, и все наше внимание было сконцентрировано на нем.

О поисках второго сына

Летом 2015 года мы решили, что Митя достаточно окреп, жестких диет уже не требовалось. Поэтому он может стать старшим братом. Собрали документы и стали искать на просторах интернета второго ребенка. Хотели взять мальчика до 3 лет, но таких не было.

© Фото: архив семьи Татариновых

Куда мы только ни звонили – в Москву, Киров, Пермь, Владивосток, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Курск, Псков… Но везде были либо братья-сестры, либо детишки с инвалидностью, а к такому мы не были готовы. Неожиданно в Чите нам предложили посмотреть Максимку на сайте «Ищем маму». Увидев его на фото, мы поняли, что это наш сынок. И мы должны приложить все усилия, чтобы он жил с нами. Я собрался и полетел в Читу.

О встрече с Максимкой

Привели рыжего мальчонку. Он мельком взглянул на меня, без интереса взял привезенную машинку и пошел к паровозику (я провозил его всю встречу на паровозике в игровой комнате). Так почти неделю я ездил к нему, и мы привыкали друг к другу. Он стал меня узнавать. За это время оформили документы, и мы с Максимкой отправились домой. Проблем в оформлении документов ни в Чите, ни в Керчи не было.

«Букет» у Макса был большой: недоношенный, резидуальная энцефалопатия, задержка темпов речевого развития, проблемы с сердцем и почками, обструктивный бронхит. Первые две недели было очень тяжело всем. Максим не реагировал на свое имя, все время сидел на полу и раскачивался, либо бился головой об пол. На руки почти не шел, часто плакал. Оживал только когда звали кушать, ел жадно и много. Спал очень плохо, часто плакал и ползал по кроватке, поэтому приходилось забирать его из кровати и класть себе на грудь. Так мы и спали. Его лексикон состоял из трех слов: топ-топ, ав-ав, все.

Митька очень ревновал нас к младшему брату, хотя мама уделяла ему очень много времени. Лена готовила практически каждому отдельно, я занимался с Максимкой. Он проходил акклиматизацию, так как разница времени с Читой была 6 часов.

© Фото: архив семьи Татариновых
Со временем все наладилось: уговорами и отвлечениями на что-то другое удалось прекратить битье головой и истерики. Прошло три месяца: раскачиваемся только на лошадке-качалке, про битье об пол забыли, пытаемся повторять все, что говорят вокруг, отзываемся и знаем свое имя, даже пытаемся его произнести. Говорим «спасибо» и целуем маму после еды, кушаем не так жадно, иногда даже ленимся и требуем себя покормить. Спим спокойно в своей кроватке, очень любим музыку. На улице гуляем с удовольствием, но предпочитаем ехать в коляске или на машине. В общем, растет нормальный, слегка избалованный домашний ребенок. За это время мы обследовались у кардиолога, невролога, хирурга – пока все хорошо. Почки еще нужно обследовать.

О том, что изменилось

Мы считаем, что сами не изменились, просто изменилась жизнь вокруг нас. Она стала ярче и насыщеннее, трогательнее и удивительнее, и это не может не радовать. Пока у нас в семье интерес один: дать детям как можно больше любви, внимания и заботы.

Дима очень пластичный, занимается танцами, у него неплохо получается. К сожалению, из-за болезни уха многие виды спорта ему не доступны. Максим пока любит только обезьянничать: копирует походку, жесты и мимику окружающих.

Наши знакомые говорят, что мы будто специально выбирали детей: Дима похож на папу, а Максик – на маму. А мы думаем, что это Господь направлял нас именно к этим детишкам.