История Перфиловых: усыновление без проволочек

Ирина и Дмитрий Перфиловы – «свежие» усыновители. Их семья пополнилась сыновьями-братьями Кириллом и Антоном в 2012 году. Эта история — очень позитивная и солнечная.

Дмитрий работает пожарным, а Ирина – профессиональный фотограф. К усыновлению они пришли достаточно спонтанно. Сейчас вся семья живет в Пензе, у них есть прекрасный большой дом, фотостудия в Москве, а детям можно особенно позавидовать: у них есть настоящий питомник для собак, с которыми они играют.

Вопреки страхам потенциальных усыновителей перед бюрократическими муками, у Перфиловых не возникло проблем с органами опеки и попечительства. Они сначала не решались приступить к сбору документов, но потом подготовили нужные бумаги и прошли все процедуры вполне быстро и при содействии радивых чиновников и инспекторов. Сбор всех документов занял две недели. 15 января они начали работу с опекой, а уже 1 февраля дети приехали в рамках гостевого режима и остались насовсем.

Правда, сейчас только один из братьев официально усыновлен, второй же пока находится под опекой, но это — лишь вопрос времени и формальностей, связанных с лишением родительских прав его биологических родителей.

— Знаете ли вы прошлое своих детей? – спрашиваю у Ирины.

— Ну, в общих чертах – да… личное дело, типа того, – отвечает она. Похоже, она бы отказалась от того, чтобы знать прошлое, а данная тема является слишком личной, чтобы ее обсуждать, наверное.

— У нас как-то не возникло сложностей с адаптацией. Возможно, мы какие-то неправильные, – смеется Ирина, – мы как-то смотрели в интернете про сложности адаптации и я не прочувствовала на себе этого вообще. Вообще. Все – ровно.

Они не проходили школу приемных родителей (обучение станет обязательным только с сентября 2012 года). Впрочем, они прочитали разные материалы в интернете. В свое время Ирина воспитывала племянницу как раз этого возраста – 3-4 года. «И вообще, я считаю, что я – контактный человек, поэтому проблем у нас не возникает», – говорит она. Скоро дети пойдут в садик.

Общество и бюрократия

Мама Ирины восприняла усыновление как нечто “из рук вон выходящее”. Но в целом Перфиловы не чувствуют никакого негатива со стороны: друзья поддержали их решение, соседи тоже не начали косо смотреть.

— Ну, о нас все знают, – отвечает Ирина. – Я ни от кого не скрывала усыновление. Я думаю, что чаще реагируют так (негативно – Ред.) на тех, кто скрывает. И поэтому у людей такая реакция начинается на то, что от них умалчивали. А я ни от кого не скрывала – ни от соседей, ни от кого – все в курсе.

С другими приемными родителями они пока практически не общаются, но иногда поддерживают опытом.

— Почему бы не пообщаться, не поделиться опытом с другими мамочками? – говорит Ирина. – У нас было такое, что нас приглашали (помогшая семье в усыновлении общественная организация “Благовест” – Ред.) рассказать потенциальным мамочкам как это, что это, что это не так сложно, как кажется. Я думаю, что они правильную политику ведут в этом плане. Мы рассказывали семьям, которые еще только задумываются об этом (усыновлении – Ред.), как и куда лучше пойти, с чего начать, справки с чего начать собирать – такие моменты.

Одной из главных проблем для многих потенциальных приемных родителей становится бюрократия — та самая, которая с самими Перфильевыми обошлась по-божески. Бывает иначе: родителей могут с обширными списками документов начать “гонять из кабинета в кабинет, никто по-человечески ничего не объяснит”.

Одна из небольших трудностей – врачи. Чтобы получить заключение о готовности быть приемным родителем, необходимо пройти обследование.

— Бывает такое, что они высказывают свою точку зрения, которую в принципе не спрашивали, – говорит Ирина не без некоторой обиды в голосе.

О некорректном поведении врачей она рассказывает потенциальным мамочкам: «Не каждый человек может выдержать, когда ему говорят: ты чего, с ума сошла? Какое усыновление, ты что?»

— И вот, они глаза вытаращили и начинают расспрашивать, – рассказывает Ирина о своем опыте прохождения медкомиссии. – Потом, когда говоришь, что двое и что мальчики, они отвечают: да вы что?! Там же может быть целый букет генетических заболеваний! Вдруг они сопьются! И на вопрос мой, а вы точно ли знаете свои 5 колен предыдущих и что у вас там алкашей не было, они мне сказали: девушка, вы не умеете слушать. Я сказала: ладно, да, я не умею слушать, простите. Не стала даже связываться, сказала: да-да-да, я не умею. А то сейчас возмутишься, а они не напишут чего-нибудь или какую-нибудь гадость напишут в справке… Поэтому я не стала спорить. Это бесполезно. У этого человека свое мнение – у меня свое.

— И врачи сами в это верят? – спрашиваю я.

— Да, верят, глубоко убеждены. Главное, что из всех врачей такое мне выдал только психиатр, а остальные просто расспрашивали и говорили: ну, вы даете. А психиатр почему-то решил мне это сказать. Может, она пропиариться захотела. Еще какую-то визитку дала. Мол, если будут какие-то проблемы, приходите ко мне. Я думаю: нет уж, к вам я уж точно не приду.

Мама = педагог

Аккуратно, чтобы не влезть в личное дело семьи, спрашиваю у Ирины, насколько вообще “приемные” дети могут быть “родными”. Но она этот вопрос то ли не поняла, то ли не расслышала.

— Мы с ними, наверное, больше друзья, чем папа, мама и дети, – говорит она. – Не бывает такого, чтобы я детей как-то принижала и говорила что-то типа “ты с кем так разговариваешь, я тебе мама, а не подружка”… Такого у нас нет.

— Но вы для них мама? – спрашиваю все же. Она отвечает, что да, мама.

— Авторитет мы свой, конечно, поддерживаем, – говорит Ирина. – Но не настолько, как бывало, когда я была маленькой. Моя мама всегда держала дистанцию: я – мама, а не подруга.

— А вы не собираетесь перейти эту дистанцию и перестать быть другом? – задаю глупый вопрос.

— Нет, я не собираюсь переставать быть другом, – отвечает она. – Мне кажется, что если ты ребенку друг, то он к тебе сам придет и все расскажет. А если будешь держать дистанцию, то когда у ребенка будет переходный возраст, он замкнется и перестанет разговаривать, потому что ты будешь для него взрослой. Хочу, чтобы он в первую очередь пошел к родителям решать свои проблемы, а не на улицу.

Так, вместо менторства и нравоучения она пытается решать проблемы через советы, но только такие, которые детям нужны. Ирина и сама не любит, когда ей дают советы, в которых она не нуждается. Один раз, когда у нее с младшим ребенком возникла небольшая конфронтация в отношениях, она как раз собралась уехать в Москву на съемки. Малыша никто не ругал и не читал нотаций. Однако, когда она вернулась со съемок, ребенок оказался совершенно позитивно настроенным. У них с тех пор — “дружба народов”, как выразилась она. “Ребенок просто понял, что мамы может не стать”, – говорит Ирина.

— А что делать, если ребенок делает гадость? Можно ли поступать как некоторые молодые мамы, которые встречаются на улицах: кричат на детей и шлепают их?

— Я обычно стараюсь в разговоре поставить ребенка на свое место. – Ирина против криков и наказаний, особенно прилюдных. Она считает, что это унижение для ребенка. – Если он меня обидел, я стараюсь решить проблему разговором типа: а тебе бы понравилось, если бы я сделала тебе так? Он скажет: нет. А я скажу: а как ты думаешь, мне нравится? То есть даю ему… ну, не право, а возможность самому подумать над своим поступком. Я наблюдала в магазинах, когда ребенка спрашивают: ты хочешь вот эту или эту конфетку? Ребенок говорит: вот эту. А ему в ответ: нет, я тебе куплю вот эту. И начинается истерика. Ну зачем тогда давать право выбора? Если ты дала выбор, то уже доводи его до конца. Вот если он выбирает плохую игрушку, то виноват будет лично он, а не тот, кто ему что-то навязал.