«Главный друг приемного родителя – это время»

Алексей Газарян, социальный педагог и эксперт в сфере НКО, - о личном опыте приемного родителя и о создании в России института профессиональной приемной семьи.

Алексей Газарян – социальный педагог, общественный деятель, эксперт в сфере НКО, создатель методик в области профилактики и преодоления последствий социального сиротства. А еще — опекун для социального сироты. О своем личном опыте, о профессиональных приемных семьях и о туманных перспективах 200 тысяч воспитанников интернатных учреждений Алексей рассказал в интервью порталу «Измени одну жизнь».

В чем, на ваш взгляд, заключается проблема усыновления в России, если смотреть через призму личного и профессионального опыта?

Моя история с усыновлением, может быть, не очень классическая. Так случилось, что парню, которого мы взяли в семью, уже шел 12 год, и у него была сложная история семейной жизни. Маму он не видел с 6 лет. Что касается отца… в общем, непростая история. Они все время переезжали, жили в каких-то семьях, пансионах, квартирах. И отец таскал мальчика на подработки, еще куда-то. Нельзя сказать, что он был беспризорником, но это была абсолютно неблагополучная ситуация. О которой мы с женой знали. И вот когда уже встал вопрос о полноценной передаче парня в интернат, мы решили, что попробуем что-то сделать. Мы с женой совершенно не знали, что из этого выйдет, просто сделали первый шаг, а за ним и все остальные.

Мы никогда до этого не думали о приемных детях. Определенное влияние на наше решение оказали книги Гальего (Рубен Давид Гонсалес Гальего – писатель и журналист, выросший в советских детских домах для инвалидов. – Ред.), Александра Гезалова (общественного деятеля и публициста, выпускника детского дома. — Ред.), определенное влияние оказала моя христианская вера. Как-то я понял, что можно попробовать. Почему бы и нет?

Сейчас Аркадию уже за 17, он заканчивает школу, готовится поступать в институт. Мы многое пережили – все, что переживают приемные семьи, все фазы, как по учебнику. Особенность заключается в том, что у нас с ним не очень большая разница в возрасте (когда Аркадию было 12, Алексею — всего 20). По сути дела, частично мы на своей семье отработали ту опцию устройства сирот, которую я считаю на сегодня в России самой важной и сложной – опцию семей для подростков, ребят после 10 лет.

Дело в том, что 70-80% детей в детских домах – это подростки. Если мы хотим говорить о развитии приемного родительства, то подростки и еще инвалиды – это самый мощный вызов.

Сирот до 5 или 8 лет берут семьи, в которых нет собственных детей, или которые просто желают усыновить ребенка. Но подросток – это трудный букет проблем переходного возраста, и поэтому для него нужны семьи с принципиально иной позицией. Здесь иная динамика семейной жизни, свои особенности в подготовке приемной семьи. От родителей требуется профессионализм в воспитании.

Мой личный опыт показывает, что семейное устройство подростков возможно. Сейчас понятно, что и мы в чем-то ошибались. Одна из проблем — доступность необходимой информации. Мы общались с другими, что-то читали, узнавали. Первые журналы у нас в семье появились только с выходом “Родных людей”, “Мамонтенка”. Но последние 2-3 года в России произошел мощный информационный прорыв, что ни говори. Появились какие-то тренинговые программы, родительские школы. Да и в интернете при желании можно что-то узнать или почитать.

Профессия: приемный родитель

— Сейчас я хотел бы осмыслить идею российского фостерства (практику профессионального воспитания в семье. – Ред.), попытаться ответить на базовые вопросы, — рассказывает Алексей Газарян. — Как создать сообщество семей, которые были бы готовы выполнить, может быть временно, задачу по устройству подростков и детей-инвалидов? Чем отличается позиция профессионала от человека с просто гражданской позицией?

Конечно, можно разделить три ведущих мотива в семейном устройстве: первое, это некоторая личная компенсация, она в принципе всегда присутствует, это понятно. Потому что любой личный дефицит в практически любом действии восполняется – так устроена человеческая психика. Но вопрос в том, доминирует ли этот мотив и насколько он значим в общей структуре мотивов. Там, где доминирует компенсация, понятно, что люди ищут ребенка скорее для себя. Я не говорю, что это плохо или хорошо, просто это так, такой тип семей. Там возникают свои проблемы, радости, горести.

Следующий тип семей, к которым я тоже, наверное, отношусь, это люди, которые видят в приеме сирот какую-то гражданскую акцию. Какое-то действие из разряда, возможно, волонтерства, просто более сложного, комплексного и вводящего благотворительность во всю ткань твоей жизни. Посвятить часть жизни одному ребенку или как бы change one life – это тоже способ филантропии. Свои силы, время, деньги ты можешь потратить на это. Результаты могут быть абсолютно разными, ровно как и при любой другой благотворительности.

И третий тип, которого в России сегодня практически нет, это тип профессиональной семьи. Термин сложный, у нас не очень вообще понимают, что такое профессиональная семья. В профессиональности я бы выделил главное, или начинку, в отношении к проблеме. Одна сторона профессиональности требует постоянства, знаний и компетентности. Конечно, это отличается от естественного родительства, при котором можно жить в рамках своих личных представлений о воспитании. Но здесь мы имеем не просто ребенка, а ребенка с особыми проблемами и потребностями. Потому что, кроме спектра основных проблем взросления, у них есть еще багаж сиротства. Возникает какая-то особая наука, практика, которую ты должен изучать. Это одна сторона профессионализма.

Вторая сторона: за воспитание сироты ты получаешь вознаграждение. Государство выделяет средства, которые так или иначе приемная семья может использовать для собственного развития. Она получает какие-то дополнительные бонусы, поддержку, льготы. Это тонкий момент, потому что возникает контр-идея, что на этом можно паразитировать, зарабатывать на детях. Но тогда получается другая смешная картина, что на детях у нас паразитируют также врачи, учителя, психологи. Если мы приемную, принимающую, фостерную или какую-то еще семью постепенно сможем возвести в ранг профессии, думаю, эта граница исчезнет. Но пока у нас даже нет нормального определения. Как их называть?

Формы семейного устройства?

Даже не формы, а как назвать эту профессию. Приемная семья? Ну, семья есть семья, а при чем здесь профессия – что за чушь? Фостерная семья – это заимствование, и некоторых это напрягает. Замещающая, принимающая, профессиональная семья? Что такое вообще семья? Здесь ведь компетентность разделена на папу, маму и ближний круг родственников.

Ведь в таких семьях детей может быть даже около 20.

Но это уже экстрим. Это уже не семья. По моему мнению, в профессиональной семье должно быть не более 6-7 детей. Американские форматы, фостерные, где до 60 детей доходит, я бы не приводил в качестве образца. Для качественной работы с ребенком должно быть достаточно ресурса общения, индивидуальной работы. Такие крупные формы — 20 детей, муж с женой, воспитатели – это просто некоторый новый формат детского дома.

Типа семейного детского дома?

С этим большая путаница. Конечно, это лучше, чем просто детский дом, но смысла особого я не вижу.

В идеальной ситуации должны быть семьи с 3-4 детьми, где есть подготовленная пара, которая может заходить на несколько циклов воспитания сирот. Пока Россия в начале пути, хотя первые попытки развития приемных семей были еще при Екатерине II. То есть уже более 200 лет в нашей стране пытаются этот институт внедрить, а он никак не внедряется; во многом из-за общественного мнения.

Предупрежден — значит, вооружен

Общественное мнение – это соседи по квартире и подъезду?

Ну да, соседи, окружение, общественное сознание, постоянная ситуация доказывания, оправдания… Неготовность школ, других родителей. Эти семьи, конечно, белые вороны, и я знаю очень много грустных историй о том, как люди оказываются в тяжелой социальной изоляции. И испытывают огромнейшую радость, кода появляется сообщество приемных родителей. Как, например, в Твери, где этим занимается фонд “Константа”. Для приемной мамашки это самый настоящий кайф — выговориться перед другой приемной мамашкой. Или просто поговорить с теми, кто поймет твои проблемы.

Ведь, если видишь приемную семью, то у тебя возникает вопрос: “Почему я сам не сделаю этого?”. Человек в такой ситуации может занять две полярные позиции.

Одна позиция: «Взять ребенка — не для меня, но я всячески буду помогать приемным семьям. Первым делом я постараюсь, чтобы во мне увидели участие».

Противоположная позиция: «Вы это делаете ради славы, карьеры, пиара, денег, у вас какие-то проблемы в постели, вы больной, вы хотите за счет ребенка решить собственные трудности и т.д.». На самом деле, думающий так ищет оправдание себе. Он ведь знает сколько в России сирот – 150-200 тыс. в интернатных учреждениях. Он прекрасно понимает как это дорого, тяжело, сколько из-за этого криминала. Не будем даже эту песню петь – все ясно. При этом вот его сосед берет, а он? Проще где-то отгородиться от этого и еще найти тысячу аргументов, почему усыновление — плохо.

Но если ты предупрежден, значит, вооружен. И поэтому, когда ко мне обращаются люди, планирующие усыновить ребенка, я говорю: вы можете лишиться половины своих друзей, но с другой стороны — приобрести новых. Клубы, сообщества, форумы, любые формы кооперации приемных родителей — очень важно для развития института приемной семьи. Это одно из базовых условий. Орган опеки, при всей его лояльности, не может так же сопереживать, как подобная семья.

Общение с людьми, имеющими схожий опыт, важно еще и потому, что приемное родительство более затратно, чем «обычное». С простым ребенком ты не преодолеваешь столько изоляционных моментов. У тебя не возникает тысячи вопросов: как, например, поговорить о родной матери, или как объяснить его друзьям кто он, кто ты ему.

Сейчас государство делает какие-то попытки перейти на систему профессиональных семей. Помогла бы здесь федеральная социальная реклама на эту тему? Ведь телевидение до сих пор сильно влияет на людей.

Социальная реклама о чем? Вот что нужно понять. Самым сложным будет составить бриф для такой социальной рекламы. Я не знаю, каким будет его содержание, у меня нет определенного ответа. Может быть, надо говорить не “возьми приемного ребенка”, а “если кто-то сделал это, то не осуждай, не завидуй, поддержи, похлопай по плечу, порадуйся, помолись, поставь свечку, просто поддержи”. Такой посыл был бы точнее. Ведь когда мы призываем людей усыновлять, мы же не просто просим их кинуть $50 или позвонить на какой-то телефон доверия. Мы хотим, чтобы люди пересмотрели что-то в своей жизни… Например, возможна ли социальная реклама религии?

Ну, здесь сложно выбрать месседж…

Да. Когда принимаешь в семью ребенка, происходит кардинальное изменение собственной жизни, и я бы не спешил звать в усыновители всех подряд. 15 профессиональных семей в каком-то регионе могут решить задачу по устройству сирот в 150 раз лучше, эффективнее, быстрее, нежели масса, призванная социальной рекламой. Потом, не надо преувеличивать значение социальной рекламы: с ее помощью можно продвинуть какую-то организацию или заставить задуматься о какой-то временной проблеме. Но в случае с развитием усыновления мы говорим о вещи достаточно глубокой, о культурном коде. Он сложный, и социальной рекламой его не изменить.

Другое дело, я убежден, что многие семьи, которые могли бы выступить в качестве приемных, об этом даже не подозревают. И что вся информационная политика направлена мимо них, и бриф мы пока составить не можем, потому что все бьют куда-то, но не туда – у меня такое ощущение. После всех этих передач об усыновлении звонят тетушки, которые, может быть, не лучшая почва для семейного устройства.

«Универсальной модели нет»

Вы часто ездите по разным регионам России, в чем их специфика?

Где-то меньше детей устраивают в семьи, где-то больше. Но подростки в детских домах есть везде. И я не знаю регионов, где были бы какие-то серьезные показатели по устройству детей-инвалидов. Это показывает, что детей-инвалидов может взять только профессиональная семья, которая прошла соответствующие курсы, подготовку, у нее есть свое какое-то профессиональное понимание проблемы; она делает это не только из жалости, но из профессионального долга. Этот долг ты несешь, исходя из гражданской, социальной позиции и профессиональных знаний. Например, врач, который имеет подготовку, обязан помогать. Его можно привлечь у уголовной ответственности, если он этого не делает.

У нас в семье, например, сейчас один приемный воспитанник, и мы думаем с женой о следующем ребенке. Мы прошли этот цикл, ребенок вырос. Мы уже обладаем компетенцией, чтобы сделать это еще раз, попробовать. И это уже близко к понятию профессионального долга. Если я знаю и умею, мой долг это делать. Подросток? Пожалуйста, у нас все для этого есть, мы собрали документы, не боимся этого, готовы с этим работать и так далее.

Но в целом для России нужна какая-то универсальная модель усыновления?

Нет, никакого универсализма здесь не нужно. В России всегда будет региональная специфика — в том числе, в зависимости от местных традиций. Очень важно, как исторически складывалась в регионе опека над сиротами, какие формы опеки превалировали. Какие-то регионы готовы хоть завтра перейти на систему профессиональной опеки. У них уже есть пул подобных семей. Они просто переводят их на зарплаты, закрывают детские дома и все – у нас нет детских домов. Другим регионам до этого далеко, им прийдется перелопачивать еще целую кучу межведомственных проблем, чтобы приблизится к введению института профессиональной приемной семьи. Вообще, многое – в головах, чиновников в том числе.

Опыт преодоления

Тяжело ли людям решиться на усыновление?

Ну, это как спрашивать человека, хочет ли он нечто, о чем не имеет представления. Ведь у нас практически нет ни фильмов, ни какой-то художественной литературы про приемных родителей. Как человеку понять, осмыслить опеку? Если спросить его, хочет ли он быть пожарным, полицейским, он скажет: ну да, конечно. А приемным родителем? Мы выбираем ту или иную профессию, потому что есть ее образ. А если мы наберем “приемная семья” в интернете, то так и не сможем понять, что это такое.

И в СМИ нет консолидированной позиции. Одни рассказывают про то как детей набирают в село и эксплуатируют, другие описывают усыновление как сумасшедший подвиг, третьи говорят, что к этому надо бесконечно готовиться. Понятного образа нет. И его создание – это суперважная задача.

СМИ что делают? Показывают по 17 детей в семье – им же важен какой-то скандальный повод. Но это — экстрим. Нормальный человек не может себя соотнести с этим образом. Ему нужно показывать семьи небольшие, нормальные, живые, интересные, развивающиеся, а не чокнутых, не сектантов.

К тому же пример должен быть близким. Какая у нас еще прямая ассоциация с приемной семьей? Анджелина Джоли и Брэд Питт.

С какими трудностями столкнулись лично вы? Был ли страх, административные барьеры, как отреагировали ваши дети?

Мы с супругой решились и сделали шаг, а собственные дети появились потом. Родственники отреагировали по-разному. Не все разделили эту позицию, но в итоге смирились. Друзья?… Кто-то покрутил у виска, но в общем все прошло мирно.

Проблемы были с поиском места обучения. Это часто происходит, так как образовательные учреждения не готовы принимать ребенка в период адаптации, особенно в первый год. Это был важный барьер. Препятствия проверяют и создают мотивацию и волю. Для тебя это становится ценным, ты вкладываешься. Это видит и твой приемный ребенок. Испытания формируют ваши отношения — и твой авторитет в том числе. Может, не сразу, но со временем ребенок понимает, что ты борешься за него. То есть здесь частично стресс полезен, он закладывает фундамент для преодоления дальнейших трудностей. Я всегда призываю родителей смотреть философски на административные преграды, считаю это нужной терапией, частью подготовки. Школа приемных родителей начинается в органах опеки.

Боязнь?… Ну, можно бояться, что ты не справишься. Но я за реальное понимание задач. Ты не Бог, не все от тебя зависит. Ребенок может пойти по самым разным пути развития, тем более что сиротство, потеря родителей — серьезная травма для его личности. Ты не можешь знать, будет он счастлив или нет, но можешь последовательно делать для ребенка то, что должен, что в твоих силах. Решать вопросы, работать с ним, с собой, вникать, углубляться в проблему – вот это твоя обязанность.

Никто не знает, например, а вдруг он станет наркоманом? Ну, может быть. Но это же не значит, что ты не должен делать свое дело. Дети – это не пластилин, и воспитание – это не лепка. Воспитание – сложнейший процесс взаимодействия личности и мира вокруг нее, взрослых, разных идей, это постоянный внутренний и внешний диалог. Думать так, что мы ему дали семью, тепло, еду, а он при этом должен вырасти красивым цветочком – это наивно и непрофессионально. А надо понимать какие-то закономерности, наблюдать динамику, отмечать и верить.

Особенно верить, потому что это очень ценно для него. Я в своей жизни имею кучу примеров того, что вера в человека, постоянное теплое отношение к нему, безусловность любви, теплота и уважение все-таки дают свой результат. Не гарантированно, но дают. И главный друг приемного родителя – это время. Потому что во многих процессах нужно дать время привыкнуть, понять, осознать, успокоиться, получить опору в жизни и потом уже с этим куда-то двигаться.