Надежда Мазова: «Больно будет всем: и ребенку, и семье»

Стать приемной мамой двоих детей, а затем решиться на то, чтобы в семье появился еще один ребенок — такой, которого никто не хочет или не может взять. И после очередной сложной адаптации вновь познать радость материнства — родить сына. О том, что отвечать ребенку, который видит в зеркале не себя, а брата, как новорожденный помогает травмированным детям пережить свои страхи и тревоги, как научиться говорить на одном языке с «инопланетянами», почему подросток лучше опытной няни — обо всем этом многодетная приемная мама Надежда Мазова рассказывает в материале фонда «Измени одну жизнь».

«Долгое время у нас с мужем не было детей, и в какой-то момент мы решили взять ребенка-сироту, — рассказывает Надежда Мазова. — Записались в школу приемных родителей, хотя 7 лет назад ее посещение не было обязательным, как сейчас. Курсами мы решили не ограничиваться, а записались на цикл семинаров».

Сейчас в семье Надежды Мазовой трое приемных детей: Юра — 9 лет, Оля – 8 лет, Данила – 6,5 лет  и кровный  сын Аристарх — 3 года.

…В Интернете супруги случайно увидели анкету Оли. Девочка и ее старший брат Юра находились в доме ребенка. «Мы заинтересовались этими детьми, и я решила съездить к ним с волонтерами, попросилась, меня взяли. Оказавшись впервые в стенах дома ребенка, я поняла: не одного-двух, а всех детей нужно забирать. Отверженность, ненужность, беспомощность, ощущение ребенка какой-то вещью – все это ужасно, и даже, несмотря на хорошие условия проживания, у детей там нет значимого взрослого, нет ощущения покоя, стабильности», — говорит Надежда.

Главврач предупредила супругов о диагнозах Юры и Оли. Описав весьма мрачную картину, она пыталась их отговорить от приемства. Но решение взять детей у Надежды и ее мужа было твердым.

«Я уже видела Юру и Олю и понимала, что как минимум половина озвученных диагнозов не соответствует действительности, да и в выписке эти заболевания даже не упоминались, — так объясняет свое решение приемная мама. — Особенности, конечно, были, но большинство из них – скорее, последствия психологических травм. Например, логопед описала Юру чуть ли не «монстром», с прогнозом «он вам еще покажет…» на основании того, что мальчик не хотел уходить из кабинета после занятия и не выпускал из рук игрушки и книги. Для меня же такое детское поведение говорило как раз о «нормальности», это, наоборот, показалось мне просто великолепной характеристикой ребенка».

Юра и Оля в доме ребенка на прогулке.

После периода острой адаптации и фактически преображения детей — в прямом смысле этого слова — супруги задумались над тем, чтобы в третий раз стать приемными родителями. Данила пришел в их семью спустя год из московского дома ребенка.

«В тот момент у нас была другая мотивация: взять ребенка, которого никто не возьмет. Это даже не мотивация, а, скорее, душевное состояние», — говорит многодетная мама.

«Я боюсь проснуться в детском домике»

По словам Надежды, история каждого ребенка, попавшего в систему, по-своему трагична. Детские судьбы не всегда однозначны или даже просто досконально не известны. «Зачастую мы имеем на руках только постановления суда с изложением сути. Честно говоря, я очень опасаюсь говорить о кровных родителях своих детей плохо или с пренебрежением, я даже благодарна им за то, что такие прекрасные ребята живут в нашей семье», — говорит она.

У Юры с Олей есть еще старший брат Вова, он — под опекой у бабушки. «Семья многодетная и неблагополучная, мама страдает наркоманией, — рассказывает Надежда. — У Данилы есть старшие брат и сестра, которые жили в приемной семье по соседству со своей кровной мамой. Она продолжала принимать наркотики и приходила «навещать» ребят в любое удобное для нее время. Приемные родители потребовали лишить ее родительских прав, поскольку дети опасались встреч со своей кровной мамой и ее знакомыми. В процессе лишения прав оказалось, что у женщины есть еще новорожденный ребенок, это и был Данила».

Адаптация каждого ребенка проходила по-разному. У Юры она была больше неврологического характера, мальчик находился в состоянии крайней тревожности. По словам приемной мамы, он жевал постельное белье, одежду, подушки. Мальчик долгое время боялся заснуть, объяснял это так: «Я боюсь проснуться в детском домике».

«Когда мы его забирали, нам сообщили, что бабушка раза три посетила внука за полтора года, — рассказывает Надежда. — Однажды к мальчику приехала кровная мама. Правда, я не знаю, пустили ее к сыну или нет. Когда Юра зашел к нам домой, он подошел к зеркалу и сказал: «Это Вова!» Вы удивитесь, но мальчик впервые видел себя в зеркале! Они со старшим братом Вовой похожи, поэтому Юра не понял, что это было: его собственное отражение или изображение Вовы? Можете себе представить эту ситуацию? Некоторое время Юра говорил нам, что его семья – бабушка, мама Оля и Вова, а «вы для меня — никто».

Юра и Оля — с младшим братом Даней и папой.

Надежда признается, что им с мужем помогло то, что задолго до приемного родительства они с супругом посещали психологические тренинги, семинары. Не в форме теории, а именно тренинга, что важно.

«Юра первое время спрашивал: «Где бабушка, мама?», — говорит Надежда. — Я отвечала, что твои родные знают, где ты живешь, и всегда смогут хотя бы позвонить. Но если взрослые не хотят или не могут, то невозможно их заставить. И мальчик постепенно успокаивался, мы рисовали рисунки для бабушки и Вовы, что бы передать им «при встрече», если такая будет.

С первых дней он называл меня Надя, но спустя полгода заявил, что он согласен быть с нами, и теперь я — его мама. И больше уже не спрашивал о кровной семье, и с тех пор даже немного отстраняется от разговоров на эту тему. Однажды Оля с Даней фантазировали на тему кровных родителей, а Юра сказал: «Я не хочу о них слышать, они нас предали!»

«Ничего, никак и никогда»

Оля родилась преждевременно от передозировки мамы и сразу попала в отделение реанимации. Почти весь первый месяц своей жизни девочка пробыла там с наркотическими ломками, после чего ее выписали домой, к маме, но очень скоро изъяли вместе с братом из семьи.

«Оля ничего не помнит, но первые полтора года без семьи сделали огромную дыру в ее душе, — рассказывает Надежда. — Юра по сравнению с сестрой — более спокойный, целеустремленный, мотивированный, уверенный в безопасности окружающего мира. У Оли же ощущение дефицита всего и всех, ее девиз по жизни – всегда «ничего, никак и никогда».

По словам приемной мамы, первое время дома Оля вообще не реагировала на взрослых и смотрела на родителей, как на обслуживающий персонал. При этом на улице и в общественных местах посторонним людям могла улыбаться, бежать к ним, как к старым знакомым, садиться на колени, но, в общем-то, делала это не для получения внимания или заботы с их стороны, а просто из-за какой-то картинки в ее голове.

Встреча Нового года.

«Некоторые проявления были часто похожи на расстройство аутичного спектра, поэтому я тоже изучила и это направление тоже. И, как говорят специалисты, депривированые дети — «ненастоящие» аутисты, для них это способ спрятаться от травмирующих событий их жизни», — объясняет Надежда.

Проблем и особенностей было достаточно много. Например, почти погода приемные родители по нескольку раз в день проверяли у Оли нос и уши с фонариком и пинцетом, всегда что-то доставали оттуда, хотя старались создать максимально безопасную среду для детских игр.

«А еще Оля начала ходить достаточно поздно, почти в 1 год 5 месяцев, — говорит многодетная мама. – Но не по причине болезни. Просто в детском доме ей не давали этого делать, ведь кто-то должен был водить ее за ручку, следить, чтобы не упала. Удобнее было, чтобы девочка сидела на одном месте… Из-за этого у Оли были серьезные проблемы с координацией. Она падала наотмашь и лицом в асфальт, не осознавала границ тела и движений. Частенько впадала в экстаз от раскачивания для самоуспокоения. Многим основам общения с нами она училась у своего брата, копировала, повторяла, и это — очень ценно. Хотя поначалу дома она очень сильно избивала и кусала Юру, вела себя просто как кукушонок».

«Я вам не нужен, я плохой»

Данила первые полгода дома, по словам Надежды, был милым пупсиком, мгновенно засыпал в кроватке с бутылочкой в руках. Он постоянно улыбался всегда и всем, даже когда плакал, и даже когда ему было явно больно.

Даня  в доме ребенка.

«Я даже думала, что у него снижен болевой порог, но оказалось, что это тоже такая стратегия защиты и зашкаливающая тревога, что вдруг он опять окажется никому не нужным, — говорит Надежда. — Достаточно долго, несмотря на мгновенное засыпание, сон Данилы был очень тревожный — с плачем, всхлипываниями и криками. Спустя полгода мальчик научился приходить ко мне в кровать или просто засыпать у меня на руках, плакать, когда больно или обидно. Потом он стал старше, и начала проявляться агрессивность, резкость».

Реакция на самые разные события и чувства у Данилы была достаточно импульсивной. К примеру, он мог соскучиться по кому-то из приемных родителей и сразу ударить. Примерно в это время он начал разговаривать, и основная тема описания его чувств была такой: «Я вам не нужен, я плохой».

Даня говорил, например, что его надо убить или еще лучше — заменить. Хотя с виду это — мягкий, нежный ребенок. Он мог подойти, пообниматься и одновременно сказать: «Я тебя так ненавижу, зачем ты меня взяла из детского домика? А ты меня любишь? Любишь? А я тебя не люблю, ты мне не нужна!»

«К пяти с половиной годам я буквально обессилила от подобных разговоров, — вспоминает Надежда. — С нами работала служба сопровождения, которая тоже не смогла решить проблему. Вроде — да, я знаю и понимаю, почему это происходит, пробую различные способы. Но ничего не срабатывает, и я не понимаю, как помочь Дане, как не рассыпаться самой».

Многодетная мама говорит, что Даня, словно через трубочку высасывал ее энергию. Когда муж уходил с детьми гулять, Надежда вздыхала спокойно. Более того, Даня, в основном, наедине с мамой говорил все эти очень неприятные вещи. И муж не всегда верил в тему «обаятельного монстра», а Надежда не могла оставаться с ребенком тет-а-тет.

Как помогли «Маленький принц» и маленький Аристарх

«Однажды мы с Даней пошли в театр на спектакль «Маленький принц», и я увидела, что его впечатлили и взволновали сами понятия душа – жизнь — смерть, и когда мы остались с ним наедине, то много говорили о его родителях, о том, что иногда невозможно с кем-то встретиться, куда-то вернуться, о чем-то спросить. И каждый ребенок рождается хорошим, в том числе, и родители Дани были просто детьми. Но что-то наверняка у них произошло в жизни не совсем правильно, раз случилось то, что случилось. И это — боль и трагедия.

Но ты, Даня, нужен нам, мы тебя любим, ты теперь и наш тоже, теперь мы оберегаем тебя и заботимся о тебе, — вспоминает Надежда. — В процессе разговора Даня нарисовал рисунок для кровных родителей, и мы пошли с ним в церковь, оставили там рисунок, поставили свечки. Я сказала, что Боженька через душу и сердце передаст рисунок папе и маме, они узнают, что у сына все хорошо. Удивительно, но он успокоился».

Когда дети были маленькими, Надежда рассказывала им в виде сказки историю о том, как и почему они попали в детский домик, что это трагедия всей семьи, совсем не простая ситуация. Дети взрослели, приемной маме приходилось от сказки перейти к реальной истории. Но Юра, Оля и Данила, казалось, до конца не понимали, что все-таки произошло с ними.

«Не то, чтобы появление Аристарха изменило Юру, Олю, Даню, но оно подлечило их душевные раны и тревоги». 

«Возможно, вообще никогда не поняли бы, если бы у нас в семье не появился Аристарх, — говорит Надежда. – Оказалось, что в процессе нашей «веселой жизни» я забеременела, и мы стали ждать братика. Рождение малыша стало ключевым событием в жизни и нас, родителей, и Юры, Оли, Данилы. Дети изучали наглядно тему заботы о новорожденном малыше, наблюдали это с самого рождения, видели безусловную и безграничную любовь, доверие его ко всем нам.

В каждом «переломном» возрасте мы сидели и рассуждали, как это — остаться без тепла и защиты, без заботы, без еды, кто позаботится об этом? Часто даже рыдали от невозможности вернуться в прошлое и просто жалели себя. Не то, чтобы появление Аристарха изменило Юру, Олю, Даню, но оно подлечило их душевные раны и тревоги».

«Их можно назвать инопланетянами»

Надежда признается, что приемное родительство полностью переформатировало ее личность. Говорит, что она никогда прежде не задумывалась о своем прошлом и своем не самом радостном детском опыте.

«Учусь все семь лет справляться не столько с детьми, сколько с собой, видеть не проявления проблем, а их причину, искать способы/методы/приемы изменить ситуацию в корне, — говорит она. — Это, правда, сложно. Но мне очень помогает юмор, и я этому тоже учусь. Да и в целом, стараюсь быть внимательной к особенностям других людей.

Наши дети травмированы все, независимо от степени сложности травмы, они многое пережили и зачастую принимали такие сложные и взрослые решения в своей маленькой жизни, что их можно назвать инопланетянами. А мы, родители, изучаем их особенности, осваиваем средства общения, и тоже становимся немного инопланетянами. Мы уже стали говорить на особом языке с другими приемными родителями».

Юра с Олей — музыкально одаренные дети, они поют в хоре. А еще у брата и сестры —  математический склад ума. Юра играет на флейте, занимается танцами. Оле пока что не хватает мотивации и дисциплины, но она тоже танцует, и пока ей это нравится.

У Данилы идет активная подготовка к школе, хотя у родителей еще достаточно сомнений в его эмоциональной зрелости к учебе. «В прошлом году он занимался кобудо (боевое искусство родом из Окинавы – Авт.), но я заметила, что это — сильная физическая разрядка, он не способен контейнировать свои эмоции и знания, и это приводит к новым всплескам агрессии, — говорит Надежда. — В дальнейшем Данила тоже будет ходить на танцы, как и старшие дети. Ведь все-таки лучше, когда для «разрядки» достаточно включить музыку и потанцевать, побеситься и попрыгать, чем причинять боль себе и окружающим».

Советы будущим приемным родителям

Надежда периодически выступает перед слушателями ШПР по разным темам: адаптация, диагнозы, особенности. Новички, по ее словам, боятся таких сложностей, как сбор документов, поиск ребенка.

«Наши дети травмированы все, независимо от степени сложности травмы, они многое пережили и зачастую принимали такие сложные и взрослые решения в своей маленькой жизни».

«На самом деле, на пути к приемному родительству нет ничего сложного, — говорит Надежда. — Готовьтесь к адаптации и фактически «вживлению» ребенка в организм семьи. Больно будет всем: и ребенку, и семье. Перетряхиваются все открытые и скрытые проблемы отношений в семье по всем вопросам, которые как бы и не обсуждались даже, но тут просто нарывы образуются. И нужно быть готовым обратиться за помощью к семейному психологу».

По словам приемной мамы, у приемного ребенка в первый год жизни дома постоянно должен присутствовать минимум один лично о нем заботящийся взрослый. То есть, мама в первый год уходит с работы и уделяет максимум времени сыну или дочери. «Это не всегда реально, но с маленькими детьми – идеально. И по опыту знакомых приемных мам, такой способ работает даже с подростками», — отмечает Надежда.

До момента принятия детей надо задуматься о том, как вы сможете позаботиться о себе или просто найти время для оформления кучи документов, справок, заявлений. «Например, заранее поискать среди племянников/племянниц/сестер/братьев подростка на роль беби-ситтера. Да, многое он не сможет выполнить, как полноценная няня, но поиграть в игрушки или накормить маленького ребенка супом, уложить спать, пока мама спешно решает общие проблемы, вполне сможет.

К тому же, дети не воспринимают подростков как взрослых (скорее, как большого ребенка), и на этапе становления привязанности к новым родителям тут обходится без болезненной конкуренции и излишней жалости «к сиротке» со стороны нянь и ответных манипуляций со стороны ребенка, — советует опытная приемная мама. – А в кризисные моменты родители должны постараться находить место и время для собственного отдыха».

Все фото — из семейного архива Надежды Мазовой.