Александр Гезалов: Всегда ли хороши бабушки-усыновительницы

Думаю, уже многим известны цифры возвратов детей из замещающих семей обратно в детские дома. Так, в 2011 году в сиротские приюты вернули около 6,5 тысяч ребят. Большую часть из них составили дети, взятые под «родственную» опеку. Почему же близкие родственники не могут воспитывать детей, чьи родители оказались в трудной жизненной ситуации?

Как мне кажется, все дело в том, что довольно часто опекунство или попечительство оформляют бабушки, которым на этот момент больше шестидесяти лет. Почему так получается, тоже понятно. Органы опеки исходят с точки зрения приоритетности родства: бабушка — более близкий человек, чем тети и дяди.

Почему бабушки — не идеальный вариант

Конечно, бывают бабушки, которые дадут фору любому молодому. Но возраст — штука беспощадная. Ведь пока ребенку пять-семь лет – это «цветочки», а вот когда у него начался пубертатный период, тут может сломаться и молодая бабушка.

Не зря, к примеру, в части стран Европы возрастное ограничение для потенциальных усыновителей имеется. И начинается оно с сорока пяти лет.

На мой взгляд, это связано еще с тем, что человек до 45-летнего возраста, скорее всего, будет работать, а значит, не станет излишне опекать ребенка. Это весьма важный фактор, который многие упускают из виду.

Часто дети начинают вить из бабушек веревки, потому что те уже забыли, как воспитывать новое поколение и стараются решить любые трудности подарками и вседозволенностью. Потом взрослеющий ребенок воспринимает это как норму, становится неуправляемым, а значит, начинает мытарить старушку. И та, не выдержав, возвращает его в детский дом. Не забудем и то, что чаще всего бабушка бьется с ним одна, без поддержки той же родни или властей. Набор социальных услуг для бабушек весьма скуден. Да они часто и не готовы получать помощь.

Живой пример

На днях мне представилась возможность увидеть это вживую. Я консультировал одну бабушку, которая переживает, что опекаемого внука придется вернуть в детский дом. «Только он уже в спецшколе, — сказала она, потупив глаза. – Когда вернется, отправим его в детский дом».

Женщине уже больше шестидесяти лет, и, помимо проблем с воспитанием, мне хотелось понять ее саму: кто она, как и чем живет. Наша беседа зашла дальше разговора о ребенке: о ней самой, о дочери и муже, о том, что, так или иначе, влияет на ее жизнь и, соответственно, на судьбу и состояние подопечного.

Беру весь исписанный за время разговора листок, взираю на карту жизни этой семьи и понимаю, что ребенку там вообще нет места.

У парня фактически есть мать, но одновременно ее и нет, потому что она пытается устроить свою жизнь. Она работает на десяти работах, квартиру сдает, живет то с одним, то с другим человеком. Отец сбежал. Брошенным парнем занимается бабушка, которая его очень жалеет, но уже не знает,  что с ним делать. Она почему-то называет внука сыном. Хорошо одетая, но, тем не менее, жалуется, что не может обратиться за консультацией к психологу. У парня давно выработалась зависимость от компьютера, который ему подарили, чтобы он никуда не уходил. Он целыми днями играл за ним, но гормоны делали свое дело. И вот уже сыно-внук не ходил в школу, курил, воровал. В общем, получив все, что можно, перестал видеть берега. Сейчас он находится в спецшколе.

Сложно распутать такой клубок. Я направил бабушку в Психологический центр Елены Прудниковой. Они договорились начать совместную работу.

Но в успех верится с трудом. Не потому что Лена не сможет, или бабушка не справится, а потому что история слишком запущена. Для того чтобы исправить ситуацию, потребуется много сил и времени.

К тому же, в спецшколе нельзя стать лучше. А значит, остается уповать только на чудо, что парень не встанет на кривую дорожку. Дай-то Бог.