«Мои личные интересы совпали с потребностями государства». История приемной семьи Елены Шишмаревой

В семье нижегородки Елены Шишмаревой четверо детей: двое собственных и двое приемных. При этом она руководит межрегиональной общественной организацией поддержки приемных семей и содействия развитию форм семейного устройства детей-сирот «Альтернатива». 

Расскажите, как создавалась ваша семья с приемными детьми.

У меня двое приемных детей и двое собственных. В 2007 году, когда я брала приемных, моему собственному сыну было 26 лет, дочке – 16. Мне же было 46 лет.

Вы не испугались в таком возрасте брать приемных детей?

Нет, 46 лет для женщины – это расцвет сил. При этом я человек очень энергичный, в прошлом спортсменка. Сейчас мне 51, а младшему – 9 лет, и силы еще есть.

Как пришли к мысли о том, чтобы принять в семью ребенка? 

Это произошло потому, что на тот момент мои личные интересы совпали с потребностями государства. Мне кажется, когда человек, принявший в семью детей, независимо от формы семейного устройства, говорит, что он их полюбил, как только увидел, это не совсем правда. А вот когда у человека собственные интересы совпадают с интересами детей, то получается находить компромиссы.

Я тогда занималась рекламным бизнесом на нижегородском телевидении. Растила двоих детей одна, потому что первый муж у меня умер, а со вторым мы развелись. Я очень много работала и домой приходила только ночевать, потому что вынуждена была содержать семью. При этом мне удалось сделать карьеру: я стала заместителем начальника отдела, позже перешла работать на радиостанцию.

Я часто задумываюсь, взяла ли бы я приемных детей тогда, когда мне было еще 30-35 лет.  Я думаю, что нет. Я даже и не слышала о том, что есть дети-сироты. Тогда, в  1990-е годы, еще об этом не говорили. Но к 46 годам, когда я достаточно поработала, свои дети выросли, я смогла об этом подумать. Я поняла, что я все бегаю и зарабатываю деньги, а семья-то у меня брошена, в том числе и моя мама, которой в 2007 году было 80 лет.

К тому же с января 2007 года массированно началась социальная реклама на федеральных каналах: молодая семья, дети-сироты… Конечно же, это привлекло мое внимание как рекламщика. Тогда я решила узнать, что такое приемная семья, что я могу сделать для сирот. И это все я обдумывала с учетом того, что решила остепениться и осесть дома.

Кстати, в Нижегородской области тогда очень много детей перешло в приемные семьи.  По статистике, в приемные семьи брали детей постарше, а приемными мамами в основном были женщины за 40 лет.

Когда я брала детей, старшему было 9, а младшему почти 4. Я оценивала свой возраст и понимала, что с грудными детьми я не справлюсь.

Получали ли вы помощь со стороны ваших близких?

Мое решение поддержала мама, она всю жизнь проработала школьным учителем и в 2007 еще была жива. К счастью, у меня есть родной брат, который мне помогает, берет в походы детей. Он даже помогал мне их выбирать. Старшая дочь, которой 21 год, тоже помогает.

Расскажите о ваших приемных детях.

Моего младшего приемного ребенка зовут Витя. У него очень сложная судьба. Он национальный ребенок. У Вити были серьезные проблемы со здоровьем. Его изъяли из семьи в 1 год 4 месяца. Год его лечили в туберкулезном диспансере, потом в противотуберкулезном санатории. Вернули его в детдом в возрасте 3,5 лет. У него было клиническое излечение, но с учета его еще не сняли. Помимо этого у него был весь букет неврологических заболеваний: он не различал цвета, не умел завязывать шнурки, не умел рисовать. Все это потому, что он находился  в больничном учреждении, где нет ставки психолога – только медики.

Почему вы взяли именно его?

В Нижегородской области тогда началась программа «Дадим дом детям» по инициативе некоммерческих организаций, Нижегородской епархии, Министерства образования. 1 июня 2007 года весь день по телевизору показывали детей из детдома. К тому моменту я закончила Школу приемных родителей и заключение о том, что я могу быть приемным родителем было готово. Я несколько часов смотрела этих ребят, выбрала нескольких детей, а из них потом выбрала его.

Когда я привела Витю домой, он был настолько испуган, что меня не отпускал от себя ни на шаг. Я сразу увезла его на дачу, чтобы закалить к зиме и восстановить его здоровье.

Он меня спрашивал раз по двадцать в день: «А ты никуда не уйдешь?»

Видимо, эти постоянные перемещения, которые ему пришлось пережить в младенческом возрасте, наложили на него сильный отпечаток. И только через полтора месяца поменялся вопрос. Он спросил меня: «А ты меня любишь?» Он вслед за моими детьми стал называть меня мамой. Но у нас была соседка с детьми, которые называли меня «тетя Лена», поиграв с этими детьми, Витя тоже начинал меня называть тетей Леной, а соседку мамой, потому что ее так звали ее дети. Путался он так месяца полтора-два. Я ему сказала, чтобы он определился, кто я — мама или тетя Лена. Тогда ему соседка объяснила, что мама – это там, где ты живешь. Все это говорит о том, что слово «мама» обозначало для него что-то абстрактное, некого раньше было называть мамой. И только через месяца полтора-два я почувствовала в первый раз доверие с его стороны.

Я не отдавала Витю в детсад в течение семи месяцев, потому что у него продолжался процесс адаптации. К тому же, он все еще стоял на учете в туберкулезном диспансере. Только в 4,5 года его сняли с учета, и я смогла отдать его в детсад.

До сих пор у него сохраняются проблемы в поведении: он гиперактивен, может сидеть на месте не больше 10 минут. Поэтому учиться нам трудно. В третий класс Витя переведен условно, самые большие проблемы у него с русским языком и с чтением. Но мы даже не знаем, на каком языке он говорил до 4 лет, в какой семье он жил, что там было. Когда я его только взяла, иногда он говорил слова, которые я не понимала.

При этом меня поразило то, что когда он пришел ко мне, неожиданно выяснилось, что он профессионально умеет мыть посуду: губкой, с моющим средством, как настоящая посудомойка.

У меня просто расширились глаза от удивления, когда я в первый раз это увидела.  Я могу только предположить, что поскольку у него проблемы с дневным сном, посудомойка в диспансере его брала на кухню в тихий час, где он, возможно, ей помогал.

Каким образом у вас появился первый приемный ребенок?

Дима появился у меня, когда ему было 9 лет. 1 августа этого года ему исполнилось 14. Однажды мы в очередной раз приехали на дачу, я разговорилась с соседкой и рассказала ей, что ищу еще одного мальчика. Она ответила мне, что рядом есть детдом, где есть мальчик, светленький, как я, и который, по ее мнению, мне бы подошел. Потом выяснилось, что этот мальчик был ее родственником – племянником ее бывшего мужа. Впервые мы его увидели у его бабушки. Она нас встретила « в штыки»: «Я его не отдам». Это было очень странно слышать, так как к тому моменту около 3 лет он большую часть времени жил в детском доме. У него было очень много родственников по отцовской линии: бабушка, прабабушка, тети, дяди, крестные – человек 20. И явно, что когда в семье появляется ребенок-сирота – это не только проблема мамы и папы, которые не смогли его воспитать, это проблема всего рода.

Мать же его спилась и лишена родительских прав. В какой-то момент прабабушка решила оформить над ним опеку, чтобы получать опекунское пособие. Но в тот момент у нее его и забрали, так как ей было уже 80 лет. А бабушка сказала, что он ей не нужен. В этой семье также был еще один интересный момент: отца Димы родная мать отдала на воспитание своей матери, так как она вышла замуж, а новый муж сказал, что ему ее старший сын не нужен. То есть история в какой-то степени повторяется.

Иногда  мне кажется по поведению Димы, что он ненавидит весь мир. Я спрашиваю его, за что. Он отвечает: «Я никак не могу понять, почему меня бросили».

Вот Министерство образования говорит, что приоритетная форма приемной семьи – это усыновление. Но усыновление хорошо, когда это маленький ребенок или когда у приемных родителей есть достаточно средств… Я спросила у Димы: «Что лучше: остаться в детдоме и ждать, пока тебя усыновят, или жить в фостерной семье у меня?» Он ответил, что лучше жить со мной: «Только не детдом».

Сейчас вы — руководитель Межрегиональной общественной организации поддержки приемных семей «Альтернатива». Как она складывалась?

Началось все в 2007 году, когда я вошла в состав учредителей Нижегородской региональной общественной организации «Ассоциация приемных родителей». То есть тогда это была другая организация. Тогда у меня еще не было приемных детей, но я уже училась в Школе приемных родителей. Опытные приемные родители приезжали к нам и делились своими проблемами, говорили, что нужна организация, которая бы отстаивала права приемных семей и детей-сирот, проживающих в семьях. Так и была учреждена Ассоциация приемных родителей в апреле 2007 года.

Сейчас она никак не функционирует. Я думаю, что ее закроют. Одна из главных ее проблем в том, что в 2007 году ни учредители, ни члены этой организации не были знакомы между собой. Потом так получилось, что в 2008 году я взяла работу в организации на себя. Мы узнали, что кто-то из членов организации имеет судимость, кто-то состоит в секте.

Таким образом, срез приемных родителей оказался таким же, как срез общества. Я вижу, что сейчас детей-сирот усыновляют представители многих религиозных сект. Это меня настораживает.

Когда я взяла работу в организации на себя, то столкнулась с тем, что не только дети-сироты имеют потребительскую психологию (они в детдоме привыкают к тому, что им все дают), но и приемные родители тоже. У них позиция: «Я взял ребенка из детдома, и мне государство должно помогать». Здесь я прежде всего говорю о приемных родителях, а не об усыновителях. Из-за этого в организации работать было некому, я работала там фактически одна. Но, к счастью, у меня были и есть единомышленники. Я находилась во главе организации с 2008 по 2011 год. Потом я из нее вышла, и была создана собственно ассоциация приемных семей «Альтернатива». Эта организация имеет статус межрегиональной, так как в наш состав вошла Владимирская область.

Нужно добавить, что прежде всего я считаю необходимым поддерживать начинающих приемных родителей: которые только хотят взять ребенка или тех, которые его уже взяли. Тем, у кого дети живут по 5 лет, уже проще, потому что они привыкли к решению возникаюших проблем. Так вот, в первоначальном варианте нашей организации люди, с которыми у меня возникли разногласия, считали, что организация создана прежде всего, чтобы помогать себе.

С какими основными проблемами «Альтернатива» сталкивается в своей деятельности? Какие из них вам удается решать? 

Недавно ко мне обратилась семья: они взяли 8-летнюю девочку с отставанием в развитии из детдома. Они начали обучать ее музыке, чтобы ускорить развитие. Родители попросили отдел опеки снять деньги с ее книжки на покупку ей музыкального инструмента. Отдел опеки им отказал. Мы обратились в Минобрнауки, но там нам тоже отказали. Очень много обращений  в адрес организации  — это обращения такого рода. Отделы опеки не разрешают снимать деньги на нужды ребенка, в том числе и на музыкальную аппаратуру. То же самое касается, например, средств на летний отдых детей.

С 2008 года я никогда не отказываю в интервью ни одному изданию и делаю все для пропаганды проблемы того, что у нас есть дети-сироты и что их надо усыновлять. Также мы всегда поддерживаем людей, которые обращаются к нам за консультацией. Недавно, например, к нам обратилась семья, в которой затягивали передачу ребенка из детдома, требуя ненужных справок. Нам с помощью Минобрнауки удалось им помочь.

Каковы основные проблемы, связанные с детьми-сиротами, характерны для Нижегородской области? Или они везде одни и те же?

Проблема летнего отдыха, с обеспечением жильем. Если у ребенка нет жилья, то государство обязано его обеспечить. Сложнее детям, у которых закрепленное жилье. Ребенка изымают от социально опасных родителей, а потом ему приходится к ним вернуться. В нашей области приемные родители обращаются в суды, чтобы ребенку дали нормальное жилье, и эти суды проигрывают, потому что по закону такому ребенку жилье не положено.

Приемные родители растят ребенка в нормальных условиях, а потом он должен вернуться в асоциальные условия.

Огромное количество волонтеров и фондов поддерживает сирот. А чувствуете ли вы такое же внимание со стороны благотворительного сообщества к семьям, которые берут сирот?

Нет, они нас не поддерживают. Мы больше встречаем понимания в региональных министерствах образования и социальной политики.

У нас в стране сложилась своего рода мода поддерживать детей-сирот. Приехать в детдом, привезти игрушек и устроить праздник – это легче. 

При этом люди думают: «Вы взяли ребенка-сироту в семью, значит, рассчитывали свои силы, вот и воспитывайте».  Но с семьями работать сложнее, потому что у родителей свои традиции, свои тараканы в голове.