Светлана Шмелева — об опыте перелома.

Именно тогда я задумалась над тем, что не кровь определяет родство. Скажем, мужа же можно назвать “родным” и чувствовать его даже корнем своей семьи. Так и с детьми, пусть и встреча с ними была не при их рождении.

Светлана Шмелева —  московский публицист, тьютор дистантной программы Московской школы гражданского просвещения и молодая мама. Год назад они с мужем усыновили мальчика. Светлана решила поделиться своим опытом с нашими читателями. 

Минул первый год, как мы забрали нашего младшего сына из детского дома.И хочется рассказать об опыте перелома. Может быть, он поможет другим молодым приемным родителям.

Вначале был так называемый “медовый месяц”. Самое смешное, что примерно месяц он и продолжался. Сын вел себя идеально. Я думала, так не бывает. Ни одного каприза или слезы, полное послушание. И это в год с небольшим.

К тому же была череда ежедневных побед. Когда забираешь ребенка из казенного дома, он действительно расцветает, а диагнозы тают сами по себе. Руся стал расти (он отставал примерно на полгода), появились зубы (сейчас уже полный рот), заговорил, пошел, появились эмоции (и еще какие!), мышление, всё шло в гору с потрясающими нас темпами. И даже исчез диагноз “порок сердца”.

Словом, все было так, как нам и описывали в школе приемных родителей “Про мама”, которую мы ранее прошли.

Но после первого месяца был первый гром — проверка чувств. Мы знали, что у детей любого возраста проявляется казенный дом. Просто 15-летний пошлет тебя к черту. А годовалый будет делать то же самое, только словом «агу». Руся стал делать что-то невообразимое и смотреть на нашу реакцию. Я же терпела изо всех сил, не позволяя сорваться или даже подать виду, что что-то не так. И тут, надо сказать, я попалась на удочку, на которую обычно ловятся бездетные ранее родители. Когда ты начинаешь думать, что ты на него злишься вследствие недостатка любви. И из-за этого начинаешь еще больше подавлять свои эмоции. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы в какой-то момент я, разбирая дома бумаги, не нашла записку, доставшуюся каждому, кто проходил школу приемных родителей. В ней были написаны слова абстрактного ребенка (у каждого свои), которые нам следовало сохранить и прочесть заново, когда ребенок появится. К тому времени я уже забыла о той записке и о словах — они показались мне тогда, в школе, бессмыслицей. И тут я читаю: «как только я увижу, что ты можешь меня ненавидеть, я поверю, что ты можешь меня любить». Тут у меня перед глазами пронеслось, как я, бывает, срываюсь на старшего сына, мужа, родителей, брата, и уж точно от них не скрываю, когда меня что-то не устраивает. Я поняла, что раздраженные чувства к Русе в такие моменты означают, что он стал для меня родным, а не что-то иное. Только к родным я испытываю такие насыщенные эмоции. К слову, именно тогда я задумалась над тем, что не кровь определяет родство. Скажем, мужа же можно назвать “родным” и чувствовать его даже корнем своей семьи. Так и с детьми, пусть и встреча с ними была не при их рождении.

Но я отвлеклась от своего рассказа. После этого осознания, младший сын как раз что-то такое учинил, и я пошла, уже себя не сдерживая, и высказала все, что хотела. После этого, как по-написанному, между нами установилась настоящая близость. Такая, что… каждая мать знает, какая – трудноописуемая, иррациональная, всепоглощающая.