Как выбрать ребёнка?

Оказалось, что мне всё равно, похож ребёнок на меня или нет. Чем он болен. Потому что самый-самый-самый ребёнок – тот, который мой. А моим он станет тогда, когда я решу, что могу с этим справиться, и готова буду о нём заботиться.

Часть 13. Как выбрать ребёнка?

Читать все записи в блоге Ании

В то первое лето вместе наш ребёнок принялся познавать мир, поедая песок. На любой площадке она, не видя препятствий, стремилась к песочнице и принималась поглощать содержимое.

А стоило лишить её такого удовольствия, как она находила способ выразить своё возмущение. В то время мы утешали себя тем, что в случае чего она сможет подрабатывать пожарной сиреной.

Но однажды мы всё-таки сумели её остановить. Пришли на большой песчаный пляж на берегу Оки, разложились, ребёночек засунул было в рот первую горсть песка и… замер. Потому что кругом были килограммы и килотонны песка. Куда ни посмотри – песок.

Она сидела со смешной растерянной мордашкой и не знала, обижаться ей на этот песок, который она не сможет съесть, или радоваться запасам. А потом пошла в первый раз купаться. А потом…

Впрочем, не с того я начала.

Впервые я увидела всех детей в её группе уже после всего. Мы уже просмотрели все доступные видео и текстовые анкеты всех детей, уже нашли видео с нашей девочкой, уже собрали документы и отучились, уже познакомились с ней и всё подписали, уже ёкнуло, где положено, и уже я два раза в день, в 12.00 и в 16.00, стояла на пороге ради короткого свидания с нашей будущей дочкой.

И вот, ко мне привыкли, и я увидела жизнь детей в её группе, как она есть. Трое мальчиков с синдромом лежали в двух сдвинутых кроватках и пялились в потолок. Несколько детей болтались в креслицах-ходунках. Одна девочка из всех уже умела ходить и играть, она забиралась на горку, одиноко строила башни и нянчила кукол.

Через какое-то время дети стали меня узнавать. А я стала узнавать их.

А потом я поняла, что да, у меня подписаны документы на конкретного ребёнка, но я могла бы забрать любого из этих детей. Не имеет значения кого. Оказалось, что мне всё равно, похож ребёнок на меня или нет. Чем он болен.

Потому что самый-самый-самый ребёнок – тот, который мой. А моим он станет тогда, когда я решу, что могу с этим справиться, и готова буду о нём заботиться.

Их было 13 человек, я ходила туда 50 дней. Иногда дважды в день.

Я нашла их на тех самых страницах. Не всех, потому что некоторые дети так и не попали ни в статистику, ни в поле зрения благотворителей. У них не было «статуса», бумажки, а значит, и их самих как бы не было.

И я продолжаю о них думать сейчас, спустя почти семь лет.

Я лежу рядом с дочкой, пока она засыпает, и думаю. Да, конечно, я думаю, а кто лежит с ними? Это банально, но не перестаёт быть правдой.

Она учится не есть песок, а они видели песок? Окунались ли в тёплую воду? Держали ли их сильные надёжные руки в тот момент? Появился ли у этих детей кто-то, к кому можно бросаться на шею и жарко шептать секреты? Тот, кто смотрит на них с обожанием, думая «ну какой же он у нас всё-таки красавец и умница!».

Мы забрали одного ребёнка, но тени других остались с нами.

Летоисчисление домашних детей исчисляется не так, как там.

Вот нашей девочке исполнилось 4 года, она не умеет говорить. Дома мы ищем причину, разговариваем с докторами, консультируемся с логопедами и нейропсихологами.

Там – её бы перевели в другой детский дом и на этом с её будущим было бы закончено.

Вот у неё случился приступ болезни. Дома мы ищем лекарство. Там – известно что.

Я иногда сверяюсь с тем календарём, внутренне холодея.

Потому что помню, сколько детей ещё по нему живёт.