Блог Екатерины Пирожинской. Часть 1. Один минус, один плюс

Моя история о приемных детях началась с завершения старых отношений. Много лет мы с другом прожили вместе и разошлись, когда мне стало ясно, что он не хочет иметь детей. Мы очень мирно попрощались примерно в то время, когда я записалась в Школу приемных родителей (ШПР).

«Я сразу знала для себя, что буду брать сразу двоих детей: братьев, сестер или брата с сестрой». Фото — yoursnews.in

Для меня это был важный момент: я просто решила больше не ждать. Я — взрослая самостоятельная женщина, с неплохой работой, родителями, родственниками, друзьями. Я могу оплачивать няню и регулировать сама свою рабочую загрузку. Конечно, хорошо бы родить, но я не родила пока что, а есть дети, которым мамы нужны уже сейчас.  Примерно так я рассуждала, проходя ШПР.

Еще до начала занятий я, как и многие будущие приемные родители, начала изучать базы. Конечно, потом нам сказали на занятиях – не нужно. И конечно, я не послушалась. Также я сразу знала для себя, что буду брать сразу двоих детей: братьев, сестер или брата с сестрой. Детей в семье должно быть несколько, и еще я исходила из предположения, что родственники в детском доме сохраняют связи, заботятся друг о друге и меньше подвержены влиянию детдомовского быта просто за счет того, что они – вместе.

Я листала базы – и запала. Учеба еще не началась, а я уже знала: вот они, те дети, которые смотрят на меня. Запала я на брата с сестрой, похожих внешне на меня  и на мою родню. Детям было 4 года и 5 лет на тот момент. Я листала базы, я смотрела другие фото, но уже была на крючочке. На второй неделе обучения я решилась написать в опеку. И очень быстро получила ответ: «Одинокая мама находится в местах лишения свободы. Срок заключения — два года». Это был конец – из письма регионального оператора для меня было совершенно ясно, что буквально через месяц родная кровная мать заберет детей. Недаром говорят: не смотрите базы без документов на руках. И, конечно, я продолжала смотреть базы.

К ноябрю 2015-ого года я окончила школу приемных родителей. Получила все справки. За неделю до нового года я пришла в опеку. Опека очень быстро посмотрела мои документы, дала свои комментарии – конечно, в моих документах были ошибки, не хватало справки по квартплате и еще печати на характеристике с места работы. На следующий день (вторник, 22 декабря), я получила недостающие документы. 23 декабря ко мне пришла опека, и еще через 5 дней я забирала заключение. 30 декабря, когда кто-то уже режет салаты, я обзванивала опеки. И дозвонилась почти до всех 5 опек, куда планировала попасть.

В одной из них мне прямо сказали, что у них в приоритете — полная семья. В другой – изрядно напугали перечнем непонятных диагнозов и пожизненным ограничением мамы. В третьей – родственниками, с которыми общается ребенок. Тем не менее, к Новому году у меня был список и твердое понимание, что после праздников я еду за направлением (правда, не было понимания – к каким детям я еду точно). Сразу скажу – у меня было и заключение на опеку/усыновление, и на гостевой режим. С направлением на гостевой режим я могла ехать сразу в детский дом и общаться там с детьми.

После праздников я обзвонила несколько опек. И в одной из них мне посоветовали позвонить сразу в детский дом, где мне должны были из первых рук сказать о диагнозах детей и о возможностях встречи с ними, раз у меня есть бумаги на гостевой. В общем, я поехала туда, куда меня были готовы пустить.

Я помню, что это был солнечный зимний день. Все в снегу. Мороз — градусов 15.  Я приехала в один из питерских детских домов на юге города, где было двое ребят 8 и 11 лет. Приехала к социальному педагогу. Меня сразу предупредили: начался карантин, поэтому мне дадут пообщаться минут десять, при этом и я, и дети, должны быть в масках.

Сейчас я понимаю, что на такие условия не нужно было соглашаться. Надо было подождать, пока закончится карантин. Во время встречи контакта не было. Старший мальчик рассказывал о тех семьях, которые их навещают и уже собирают на них документы. Дети на меня не смотрели, лица были закрыты масками. А я не была готова к рассказу о взрослых, которые с ними дружат и вот-вот заберут.

Сейчас я понимаю (и даже знаю – приемное сообщество небольшое), что все это было неправдой. Но тогда: 10 минут общения, маски, другие взрослые… В общем, я ушла в совершенном раздрае, договорившись с социальным педагогом, что, может быть, позвоню после карантина. Желания звонить не было. Я практически сразу поняла, что эти ребята не мои: слишком уже взрослые, нацеленные на других неведомых мне родителей. И я не стала звонить.

Дальше была девочка (без братьев и сестер, и тоже старше, чем я хотела), конечно, по телефону меня пугали родственниками, но встречи и не вышло: ребенок на 6 недель уехал в санаторий.

А между тем, уже прошло то время Х, когда тех самых детей, 5 и 4-х лет, о которых я думала с самого-самого начала, должна была забрать кровная мама. Но дети были в базе. Статус все еще оставался опека. По моим прикидкам, они должны были уже из базы исчезнуть, но не исчезли.

И я рискнула снова написать региональному оператору. И оператор подтвердил: да, дети еще в базе.  Больше информации не было совсем (или мне ее на этой стадии еще не готовы были давать). Дети жили в маленьком городке, в детском доме были отключены телефоны за неуплату, и с региональным оператором мы договорились: они попробуют связаться с детдомом сами, а я перезвоню еще через несколько дней.

Я перезвонила и получила новую порцию информации: кровная мать не выходит, а выйдет примерно через год. Все эти данные не были точными, но уже стало ясно: либо мне ждать еще несколько месяцев, пока ситуация с детьми не прояснится, либо ехать. Телефоны детского дома все еще не работали. Следующее общение с региональным оператором стало ключевым. Региональный оператор, уже узнавала меня по телефону, и выдала последнюю часть ключевой информации: старший ребенок – «плюсик». Я выдохнула.

Если быть совсем откровенной, то я что-то подобное подозревала. Конечно, статус «опека» при сравнительно небольшом сроке кровной матери мог отпугивать, но ясно стало, что «плюсик» вкупе с опекой пугал больше. Я еще раз выдохнула и продолжила разговор, сказав, что готова приехать. Региональный оператор тоже выдохнула.

Детьми многие интересовались, но за два с лишним года к ним никто не приехал ни разу. Мы договорились, что я приеду около 23-его февраля, и я получила вожделенные контакты детского дома: личную почту директора, так как телефоны все еще молчали. Мне кажется, они не верили, что я приеду. Но я приехала. Правда, местная опека, в отличие от регионального оператора, была мне совсем не рада. Но направление на знакомство мне выдали.

Про первое знакомство я напишу в следующий раз.

В России почти 80 тысяч детей-сирот. Не каждый может взять приемного ребенка. Но каждый может помочь ребенку-сироте найти семью